В свете сигнальных ракет

      У Юры гормоны и вспыльчивый характер. У Юры кошачьи повадки, любовь к ночным прогулкам и взгляд прожжённой бляди, когда он смотрит из-под светлой чёлки и облизывает коктейльную трубочку, через которую тянет газированный лимонад. Он и трубочку-то эту берёт, только чтобы перекатывать языком из одного уголка рта в другой.              Когда он пьёт прямо из бутылки становится ещё хуже. Он словно специально облизывает горлышко, проводит по нему языком, а потом осторожно стирает кончиком пальца оставшуюся влагу с верхней губы. И смотрит, смотрит, смотрит.              Юра слишком быстро из подростка, не понимающего изменения своего тела, превратился в того, кто этим телом умеет пользоваться на полную катушку. Изгиб шеи, повёрнутая голова, откинутые со лба волосы, светлые густые ресницы, слегка дрожащие над полуприкрытыми глазами, когда он дремлет в самолёте. Кажется, всё это Юра делает неосознанно, но вместе с этим он улыбается так довольно, видя реакцию, неожиданно поворачиваясь или открывая глаза, что сомнений не остается — он делает специально.              Сексуальность, так неожиданно пробравшаяся в его образ, врастает в Юру, волочится за ним шлейфом из провожающих взглядов, пошлого свиста и немой зависти. И эта сексуальность не тихая, нежная, романтичная, когда хочется просто ласково и медленно отыметь до изнеможения в стонах. Нет, вовсе нет. Юру хотелось прижать к любой горизонтальной поверхности, у всех на виду или нет — абсолютно неважно, прижать и оттрахать так, чтобы он ноги не мог свести ещё несколько дней, чтобы он сипел, царапался, но подставлялся ещё больше.              Юра знает и об этом, только вот не спешит позволить кому-то воспользоваться шансом.              Иногда Виктору кажется, что Юра — это он сам несколько лет назад. Но спустя секунду он осознаёт, каждый раз понимает, что ошибается. Виктор в шестнадцать прекрасно умел управлять чужими эмоциями, искал в них выгоду и пользовался ей. Юра же играет не чувствами людей, а самими людьми. А это дорожка, думает Виктор, гораздо более скользкая.              Юра не понимает людей, не умеет ощущать их, не знает, как правильно контролировать, но всё равно лезет в опасные игры, кусая край ногтя большого пальца и искоса поглядывая в сторону с блуждающей улыбкой на губах.              — Осторожнее, — предупреждает Виктор, кладёт руку на плечо Юры и с силой сжимает. — Ты можешь нарваться на неприятности.              — Кто-то подрочит на мой светлый образ в туалете? Не представляю, как мне с этим жить потом, — Юра закатывает глаза, сбрасывает руку Виктора и продолжает веселиться, строя глазки мужчине в кресле напротив.              Они сидят в зале ожидания, чтобы улететь из Москвы в Питер, их рейс задерживается на полтора часа, и Юре нестерпимо скучно.              — Кто-то затащит тебя в этот самый туалет и подрочит прямо на твоё лицо. В лучшем случае, — Виктор обжигает его взглядом, но больше ничего не говорит. Юра, несмотря на то, что из угловатого подростка превратился в гибкого и статного юношу, всё ещё избалованный и упёртый ребёнок с неоправданной жаждой внимания к своей персоне. Виктор надеется, что он перерастёт, потому что приглядывать за Юрой всегда он не может. У него есть свои дела, своя жизнь и карьера.              На тренировках Юра выкладывается до конца, выжимает из себя абсолютно всё и с катка буквально уползает. Никто, включая Якова, это не одобряет, каждый пытается поговорить, но Юра лишь зло зыркает и продолжает убивать себя для того, чтобы воскреснуть следующим утром и снова приехать на каток для очередного самоубийства.              Его манера катания резкая, агрессивная, он мчится по льду с такой скоростью, словно желает разрезать лезвиями коньков каток на несколько частей и провалиться прямо в ад.              — Там ему самое место с таким характером, — хихикает Мила, — всех построит и станет правой рукой дьявола.              Яков смотрит на неё неодобрительно и качает головой, переводя взгляд на Юру. Напряжение, которое тут же появляется в воздухе, стоит Юре выйти на лёд. Словно он превращается в другого человека, не стреляющего глазами во всех подряд и пошло облизывающего губы при любом удобном случае, а снова становится непонятым и недооценённым Юрием Плисецким, который понятия не имеет, в какую сторону ему двигаться. Яков очень тонко подмечает эту перемену в подопечном, но знает, что говорить с Юрой бесполезно, он не из тех людей, кто вообще будет обсуждать свои переживания.              — Шестнадцать лет — трудный возраст, — подмечает Лилия. — Особенно когда ты спортсмен.              — Особенно когда ты спортсмен, уже взявший золото на международных соревнованиях, — Яков кивает, соглашается, но тревога его всё равно не отпускает. В конце концов, нервные срывы — это не то, на что у них есть время.              Юра даже не представляет, сколько людей думает о нём. Потому что сам он не думает о себе совершенно.              С Отабеком они трахаются при каждой встрече. Никто из них толком не помнит, когда и почему это началось, кто первый сделал шаг навстречу и предложил, просто так получилось, и им обоим от этого хорошо.              Охуенно даже. Юра говорит об этом каждый раз, когда они заканчивают. Он рассматривает свои шею и плечи в красных следах и удовлетворённо хмыкает, кидая взгляд на точно такие же следы на теле Отабека. Тот обычно лениво наблюдает за ним, лёжа в кровати, закинув одну руку за голову. У Юры худые бёдра, но изящность их изгибов делает вид более привлекательным, и Отабек позволяет себе просто наслаждаться, глядя на то, как Юра крутится перед большим зеркалом в пол, прекрасно понимая, как на него смотрят.              — Ну что, — он наконец оборачивается, возвращается на кровать и седлает колени Отабека, ёрзает на них и двигается ближе к паху, накрывая его своим телом так, что полувозбужденный член трётся прямо между его ягодиц. — Повторим?              Отабек резко переворачивается, вжимает Юру в кровать и несколько секунд смотрит в его лицо, желая увидеть в нём что-то другое, не ставшую уже привычной развязность с повадками заправской шалавы.              — Что-то не так? — Юра поднимает брови, тянется пальцами к волосам Отабека и убирает их со лба.              Отабек шлепком откидывает его руку, прижимает её за запястье к подушке и почти вгрызается в его губы поцелуем, кусает их и не даёт лишний раз вдохнуть. Юра сдавленно стонет, хватается второй рукой за плечо Отабека, сжимает его и в отместку оставляет несколько следов от ногтей. Юра не позволяет так просто себя заваливать и иметь, он сопротивляется, оказывает должную конкуренцию за право вести, но при любом исходе к финишу они приходят оба изнеможенные, но до смерти удовлетворённые, с закатывающимися глазами и пересохшими губами.              — Рано или поздно нам нужно будет поговорить об этом, — говорит Отабек, когда они приходят в себя, и Юра встаёт, чтобы уйти в душ. Но удивлённо оборачивается и вопросительно смотрит.              — О чём?              — Ты же не держишь меня за идиота, верно? Дело ведь не в том, что ты по уши в меня влюбился. Такие, как ты, не влюбляются.              Лицо Юры сначала совершенно непроницаемо, но уже через секунду он кривится и насмешливо говорит:              — А такие, как ты? Не притворяйся пушистым котиком, я тоже не идиот. Ты используешь меня, я использую тебя. Все в доле, всем выгодно, все довольны. Разве нет?              Отабек провожает его взглядом, смотрит на закрытую дверь ванной комнаты и тихо хмыкает. Использует ли Юра его? От такой детской наивности даже не смешно, просто забавно. Потому что Юра не может продраться сквозь лес в своих глазах и так и блуждает в чаще собственных эмоций. Отабек понимает людей в отличие от Юры, он даже Юру понимает больше его самого.              Но больше эту тему не заводит.              Юра яростно отстаивает свою независимость, свою жажду свободы и уверенность, которой на самом деле нет. Попроси он совета, Виктор бы его дал, попроси он помощи, Яков направил бы его в нужном направлении, попроси он поддержки, Отабек всю ночь катал бы его по улицам города, а потом покупал горячий кофе и грел его руки в своих. Но Юра не просит и отбрыкивается от любого вмешательства в его жизнь, только раз за разом убивает себя на тренировках.              Его нервы сдают на следующих соревнованиях, когда ему на шею вешают серебряную медаль. Юра изо всех сил стискивает зубы и сжимает ладони в кулаки, смотрит прямо перед собой и ничего не видит. Он злится, он обескуражен и он теряет землю под ногами.              Истерика наваливается на него прямо в раздевалке. Юра сползает по стене, закрывает лицо ладонями и заходится в самых настоящих рыданиях. Отабек сидит напротив, пытается одновременно напоить его, прижать к себе и что-то бормочет, но не помогает. Юра захлёбывается, мотает головой и до крови кусает губы, растирая по лицу солёную влагу, изъедающую щёки вместе с наложенным гримом.              — О, — слышится удивлённый выдох от двери. На пороге стоит Жан-Жак, с цветами и золотой медалью на груди. Он даже ничего не говорит, действительно в изумлении оглядывая сцену, совсем не ожидая, что его выигрыш обернётся подобным. И удовлетворение от первого места немного спадает.              Юре шестнадцать, у него вспыльчивый характер и гормоны. Он до потери пульса любит фигурное катание и до отсутствия смысла Жан-Жака. Это знает Юра, это знает Виктор, это знает Яков. И, конечно, это знает Отабек. Только Жан-Жак не видит, не понимает и вовсю треплется о недавней свадьбе с Изабеллой. Он не в курсе, что именно ради него Юра так тщательно изучал собственное тело, так настойчиво отрабатывал каждый взгляд и умело играл коктейльной трубочкой языком. Он даже не подозревает, что Юра приехал на соревнования, чтобы в конце, заполучив золотую медаль, в качестве выигрыша забрать ещё и Жан-Жака у стервозной девицы.              Но золотая медаль на шее у Жан-Жака, а Изабелла с охотной гордостью демонстрирует обручальное кольцо на пальце всем желающим.              — Свали, а, — просит Отабек, выразительно глядя на Жан-Жака. Тот неожиданно слушается, дёргает медаль за плотную ленту, словно тут же желая от неё избавиться, и выходит, плотно закрывая двери.              Юра еле дышит, сжимает пальцами коленки и не моргает, глядя перед собой. Отабек гладит его по голове, мягко перебирает волосы и вздыхает:              — У тебя есть отвратительная привычка влюбляться не в тех людей. Сначала Виктор, теперь он…              — Ты знал? — Юра моргает и поднимает красные глаза на Отабека.              — Трудно было не догадаться, — Отабек тоже приваливается к стене, запрокидывает голову и смотрит на яркие лампы под потолком, чей свет слепит и заставляет видеть разноцветные круги. — Ты ведь вёл себя так, как по его словам из интервью должны вести себя девушки, чтобы ему понравиться. Только такие девушки ему не нравятся. И парни тоже.              — А какие тогда? — Юра спрашивает рефлекторно, потому что сейчас его это волнует едва ли не в последнюю очередь.              — Никакие, — Отабек пожимает плечами, поворачивается лицом к Юре и улыбается краешком губ. — Ему нравится Изабелла. Точка.              Юра пытается осмыслить, осознать, но понимает, что ему для этого нужно время. Потому что просто принять тот факт, что его усилия были зря, что Жан-Жаку вообще никто не нужен, кроме Изабеллы, он так сходу не может. Отабек тем временем встаёт, отряхивает штаны и протягивает руку раскрытой ладонью вверх.              — Выпьем кофе?              А Юра вспоминает их знакомство. Отабек ведь тогда точно так же протягивал руку. В груди что-то щемит и скребёт.              — Свидание? — в шутку спрашивает он, уже готовый вложить в чужую ладонь свою.              — Свидание, — вдруг совершенно серьёзно отвечает Отабек, и Юра не видит и тени улыбки на его лице. Пальцы едва заметно дрожат и замирают в воздухе.              У Юры вспыльчивый характер и гормоны, дважды разбитое сердце и талант влюбляться в не тех людей. И, кажется, первое в жизни свидание.              Он подозрительно смотрит на Отабека несколько секунд, а потом уверенно поднимается и берёт его за руку. Возможно, Отабек научит его влюбляться именно в тех?