Поцелуй стрелы

Как нежен поцелуй стрелы, Настойчив, яростен и жарок. Не буду у судьбы просить Прекрасней этого подарок. Как нежен огненный клинок, Плоть рассекающий с размаху. Сплету из ирисов венок И положу его на плаху... Как нежен крови ручеек, Из жил разорванных бегущий. Как тонкий, хрупкий стебелек Случайно выросший над кручей... Дарья Губкина, http://samlib.ru/g/gubkina_d_g/kaknezhen.shtml

Вечереет. Шум города начинает стихать. Садящееся солнце окрашивает все яркими оранжево-черными мазками. Я сижу у окна и жду, когда он появится из-за угла. И он появляется, не раньше и не позже, чем всегда, просто я опять волнуюсь. Совершенно не по-гномски легонький, стройный, хотя сильный не по годам. На голове копна непослушных волос (опять заколку где-то посеял!), темные глаза сияют, а улыбка посылает во все стороны тысячу лучиков. И я быстро отхожу от окна, чтобы он не знал, что я его жду. * * * Я увидела его на базаре, месяца два назад. Я помогала матери раскладывать на прилавке зелень, когда у входа появилась стайка мальчишек-подростков разного возраста – лет от 35 до 50 на вид (*напоминаю, что продолжительность жизни гномов значительно превосходит человеческую! (Прим. автора)). Они прошли между рядами и остановились всего в паре шагов от нас. Мать нахмурилась: от таких только и жди беды, то морковку стянут, то корзину опрокинут. Наверное, именно поэтому я так внимательно и следила за ними. А потом… Полыхнуло темное золото из-под свисающих на лоб завитков. Они ему явно мешали, он то и дело встряхивал головой, чтобы убрать их с лица. Но у них было свое мнение. Он увлеченно спорил о чем-то со светловолосым красавчиком, на вид лет на пять постарше его самого. Вообще друзья постоянно дергали его в разные стороны, он поворачивался то к одному, то к другому, что-то отвечал, и спутанная почти черная грива летала то туда, то сюда. Он снова бросил на меня взгляд через чье-то плечо. Блондин заметил это, оглянулся. Что-то сказал, и вся компания расхохоталась. Я почувствовала, что краснею, и это меня так разозлило, что я, забыв обо всем, гордо отвернулась… Этого хватило. - Ах вы орочьи отродья! А ну вернитесь! Но крики моей матери уже ничего бы не изменили: мальчишки кинулись врассыпную, а у одного из них, не у того, что с глазами, и не у блондина, а у самого младшего, был зажат в руке пучок редиса. Побранившись на мальчишек, мать накинулась на меня: - А ты куда смотрела, раззява! Знаешь, как эти овощи мне достаются? Я знала. Сама помогала ей работать на огороде, полола, поливала… Тем сильнее мой стыд от того, что я не уследила за товаром. Вдруг мой взгляд падает на край прилавка. На нем лежит медная монета – но только что ее там не было! Я смотрю на мать, но она не замечает меня, занимаясь очередным покупателем. Краем глаза замечаю быстрое движение среди ящиков у меня за спиной. Оглядываюсь. Через щель между досками вижу веселый карий глаз, хитрую улыбку, приложенный к губам палец. Еще секунда – и все исчезает. Я беру теплый медяк и прячу его в карман. Через пару дней, вечером, я неожиданно снова увидела его через окно, он идет по улице с тем самым блондином и с каким-то мужчиной, возможно, отцом. Они тащат ящики с чем-то тяжелым, я вижу, как блестит от пота его лицо и как прилипла к телу его рубашка. С улицы меня не видно, но я отпрыгиваю от окна как ужаленная, как будто меня уличили в чем-то неподобающем. Через неделю я уже знаю, что они с братом и дядей работают в кузнице и каждый день вечером проходят мимо наших окон. Я с необыкновенным усердием начинаю заниматься рукоделием, стараясь в определенное время оказаться у окна с шитьем или вязанием. Мать недоумевает, но ни о чем меня не расспрашивает. А потом я увидела у него лук. - Мама, ну ты же сама говорила, что я могу купить себе на день рождения что захочу! - Если бы я знала, что ты захочешь лук и стрелы! - Значит, я должна хотеть только то, чего хочешь ты? - Милая, ну зачем он тебе! Что за фантазии, ты же послушная девочка! - С чего ты взяла, что я послушная? Я смотрю на отца. Он увлеченно ковыряется в тарелке супа, но я вижу, что он улыбается. Я не знаю, на что я рассчитываю. Они ходят стрелять в лес все той же ватагой, каждое воскресенье, но они никогда бы не приняли к себе девчонку, да я и не осмелилась бы к ним подойти. Я начинаю учиться стрелять самостоятельно, наблюдая за всеми лучниками, которых только вижу. Кто-то из городских охотников соглашается показать мне основы, дальше я в свободном плавании. Я ухожу далеко в лес, и там до боли в пальцах пускаю одну стрелу за другой, потом нахожу их в траве и пускаю снова. Часть стрел неизбежно теряется, я трачу на них все карманные деньги – кроме одного медяка, того самого, что болтается у меня на веревочке на шее. Не знаю, зачем я это сделала, как и не знаю, зачем мне убивать время на лук, ведь женщине никогда не быть ни воином, ни охотником… - Ты неправильно целишься! Я вздрагиваю и чуть не всаживаю стрелу ему в живот. Он незаметно подошел сзади и наблюдал за моими упражнениями. Мне ужасно неловко, и я обращаю досаду на мальчишку: - А тебе-то что? Он просто шагает ко мне, берет у меня из рук лук и натягивает его. - Смотри. Когда натягиваешь тетиву, руки должны быть всегда в одном положении, так тебе будет легче поразить цель. Для этого… - он опускает лук и поворачивается ко мне, - оперение стрелы должно всегда касаться одной и той же точки у тебя на лице, - он серьезно смотрит на меня и осторожно касается пальцами моей щеки. – Например, вот здесь… или вот здесь… но чаще всего здесь, - теплый жесткий кончик пальца щекотно касается уголка моих губ. – Это называется «поцелуй стрелы». Запомни это ощущение, и ты никогда больше не промахнешься. Я запомнила не только это. Я до сих пор ясно вижу каждую подробность этой странной встречи: его мягкий, глубокий, уже мужской голос, его спокойные зоркие глаза, и его прикосновение – его первое прикосновение – к моим губам. И это странное двусмысленное выражение: «поцелуй стрелы». Потом мне часто будет являться видение: холодная острая стрела, как сокол, падает на свою жертву, одаривая ее смертельным поцелуем… Я все же получила доступ в их ватагу. Старший брат и другие приятели моего нового друга поначалу ворчали про «женщину на корабле», и я всеми силами стараюсь доказать, что я достойна их общества. Как-то раз я проиграла в карточной игре, и мой защитник наотрез отказался выдать мне причитающиеся щелбаны. Я смертельно оскорбилась таким неравенством и долго дулась на него, но он был непоколебим, даже когда все остальные расплатились со мной сполна, в том числе и за него. Мое упорное желание не отстать от мальчишек едва не стоило мне жизни. Как-то раз мы пришли на реку. Снова выражая неудовольствие оттого, что при мне они не могут раздеться полностью, мальчишки сбросили часть одежды и полезли таки купаться – жара взяла свое. Я сбросила платье и в рубахе поскакала за ними. Вода была вполне терпимой температуры, поэтому я даже не колебалась, когда кто-то придумал плыть на другой берег. Но едва заплыв за середину, я поняла, что переоценила свои силы. Держаться с ними на одной скорости становилось все труднее. Хотелось отдохнуть, но я не могла позволить себе казаться слабой. А тут еще как назло я не заметила огромный клок водорослей, и он, оказавшись у меня на пути, мазнул меня прямо по лицу. Я отпрянула, ахнула, и в рот мне хлынула вода. Я испугалась, забилась, чувствуя, что на смену теплым прибрежным волнам пришла холодная затягивающая бездна, и это лишило меня остатков самообладания. - Ты чего? – оказывается, он все это время был рядом, хотя остальные успели отплыть довольно далеко. - Ничего, - выдохнула я, собрав остатки гордости. Он обплыл меня по кругу, подумал. - Поплыли назад. Я отчаянно замотала головой – назад было плыть раза в два дальше, чем вперед, но он был непреклонен. - Плывем назад, с того берега будет еще тяжелее. Я вцепилась в его плечо, почти обездвижив его, и он поволок обратно свой и мой вес на оставшихся у него трех конечностях. Конечно, я пыталась помогать, или хотя бы не мешать, но у меня не очень-то получалось, я была слишком напугана. Впрочем, он не выглядел рассерженным, скорее сосредоточенным. Или просто не тратил силы на слова. Сил у него хватило. Тяжело дыша, мы выбрались на берег и рухнули на траву возле наших вещей. Я сидела, обхватив колени руками. Меня трясло, возможно, от холода, но скорее от испуга и напряжения. Он же выглядел вполне невозмутимо. Повернул голову, встретился со мной глазами. - Ты как? - Ф-ф-фсе в порядке… - прошелестела я. - Оденься, замерзнешь. Но я покачала головой. Холод глубины меня отпускал, а кроме того – это сейчас было неважно. Вообще сейчас ничего не было важно, кроме распростертого у моих ног моего рыцаря, моего героя. И, видимо, он тоже почувствовал это и поднялся, не прерывая со мной зрительного контакта. Я наклонилась вперед и прижалась губами к его губам. Он совершенно не умел целоваться, так же, как и я, поэтому поцелуй получился неуклюжим и слишком мокрым, - но он все равно стал для меня самым прекрасным поцелуем из всех. Даже потом, когда мы доводили друг друга до безумия, часами целуясь то сидя на дереве, то ускользнув за городскую стену, то просто улучив минутку где-нибудь за углом. И даже тогда, когда через много лет – романы гномов неспешны, - мы, что-то наврав родителям, ускользнули на целые сутки в охотничий домик, где наконец отпраздновали нашу тайную свадьбу, - все равно ярче всех в памяти у меня стоит именно тот, самый первый поцелуй. * * * На крыльце шаги, хлопнула дверь. Я старательно делаю вид, что занята готовкой. Но его не проведешь. - Опять ждала? . - Что ты, я и не заметила, как ты вошел… мне некогда. - Ладно врать-то, - смеется он, и в комнате словно становится светлее. Я грожу ему пальцем. - Погруби мне еще! – но это просто игра, и он об этом знает. Я ставлю на стол ужин и смотрю, как он ест. - Хотя бы причесался, чучело. - Некогда, - отмахивается он. Но через минуту вдруг сам подходит к зеркалу и начинает яростно драть расческой спутанные космы. Я настораживаюсь, но молчу. Он берет лук и стрелы. - Я… пойду постреляю. Я киваю, сдерживая улыбку. Конечно, стрелять только причесанными ходят. Да и рубашку сменил. - Знаешь… ты можешь привести ее сюда. Мне бы очень хотелось с ней познакомиться. Он улыбается. Темные глаза светятся счастьем. - Дай слово, что не будешь меня ждать! Ложись спать, ничего со мной не случится. Я же не в …! Он замолкает, но я знаю, какое слово он не позволил себе произнести. Эребор. Мы никогда не упоминаем этот проклятый город. Потому что даже сегодня, через столько лет, я помню все как сейчас. Последний вечер. Последние клятвы и слова утешения. И последние поцелуи, которыми я отчаянно, безумно покрывала того далекого мальчика с ног до головы, будто надеясь, что тогда на его теле не останется места для поцелуя вражеской стрелы… - Конечно, я не буду ждать, - и снова мы оба знаем, что это неправда. - До завтра, мама.