Что, если буря стихнет, и я не увижу тебя?

За большим домом, в беседке, расположившейся среди высоких деревьев, сидело два человека. Два влюбленных человека. Ветви вокруг, несмотря на осень, все так же тяжело наклонялись к земле, как и летом, шурша своими пожелтевшими листьями. Ветер, пронизывающий до костей, заставлял их вздрагивать. Одиноко качались наливные виноградные грозди, тянущиеся со стены. Погода становилась все мрачнее. По земле темной полосой тянулся след от раскидистой тучи. Скоро оттуда прольется вода. — Даже небеса против наших встреч, Евгений, — грустно заметил юноша по правую сторону скамьи. Он балансировал на ней своими коленями, а худыми белыми руками, которые хорошо были видны из под рубахи, облокачивался об перила беседки, — получается, что даже Бог против наших встреч? — Не говори глупостей, Владимир, — фыркнул мужчина, который в пол оборота сидел подле юноши. Послышался громовой раскат. Ленский поежился и тряхнул головой. — А что, если буря стихнет, и мы больше никогда не увидимся? В ответ на метафору Онегин лишь молча смотрел на Владимира непонимающим взглядом. Раздался ещё один раскат, от которого неприятно отдало в ушах глухим пульсирующим гоготом. Стало слышно, как по крыше беседки начинал капать нарастающий дождь. Некоторое время друзья — они же любовники — сидели молча. Даже Ленский слез со скамьи, потому что вода стала неприятно капать ему на растрепанные локоны, но и в укрытии косые проворные капли умудрялись залететь и добираться до него. Юноша поморщился. — Я устал, — грустно заключил он, хлопая своими длинными черными ресницами и смотря куда-то вниз. — Можем пойти ко мне в дом, — предложил Евгений. — Я устал не от этого, — Владимир поднял печальные глаза на собеседника. Уголки губ у юноши опустились. Онегин уже прекрасно понимал, о чем говорил ему собеседник. По воле судьбы, молодому поэту Владимиру Ленскому суждено было связать свою судьбу со скучающим дворянином Евгением Онегиным. И последний сидел сейчас, нахмурив брови, из-за чего меж них появилась глубокая морщинка. — Я предлагал тебе уехать. — А я уже говорил, что не могу, — пробурчал поэт, отворачиваясь. Прогулки становились все более мучительны, любые встречи — более скрытны. Владимир не знал, как проявлять свои чувства к Онегину при других. Или же вообще не проявлять? Но такое Ленский не мог удерживать, ведь вся его натура, любой шаг, любой жест был пропитан порывами и чувствами. Поэт без чувств не поэт. Резко все вспыхнуло. Деревья отбросили длинные черные тени, на миг став белыми от яркой вспышки. Она повторилась дважды, и тогда оглушительный громовой раскат раздался прямо над головами сидящих. Владимир заметался, теснясь к Евгению. — Mon cher? — вопросительно позвал Ленского Онегин. Тот не ответил, а лишь сильнее прильнул к груди своего возлюбленного, прикрывая темными кудрями свое лицо. Руки поэта обвили стан мужчины и сомкнулись в крепком кольце. — Тебе страшно, мальчик мой? Владимир шумно выдохнул, услышав эти слова. Все настолько сильно давило на него: чувства, мысли, погода, гром. Все это казалось пугающим, перерастающим в безысходность. Легкая дрожь пробрала его тело. Поэту хотелось заплакать. Тогда Евгений, почувствовав острое страдание прильнувшего, обнял юношу, притягивая того ближе к себе. Заправив рукой волосы Ленскому за ухо, Онегин заметил, что глаза поэта были закрыты. «Он так беззащитен,» — проскользнула мысль. — Владимир, — дворянин понизил свой голос, — я люблю тебя, милый Владимир, — прошептал Онегин, утыкаясь в волосы юноши. Какие-то особенные нотки появлялись в тембре Евгения, когда он так говорил. Единственное, что мужчина сейчас слышал, было лишь сбивчивое дыхание Ленского и стук дождя. Монотонный и повторяющийся. Гром утих. — Я тоже тебя люблю, Евгений, — дрожащим голосом отозвался Владимир Онегину куда-то в грудь, не в силах отстраниться, — очень тебя люблю. Обычно человеку довольно просто сказать «я люблю тебя» тому, кто совсем ему не дорог. Но когда эти слова искренние, то они буквально застывают у вас горле, вы тратите на них силы и отдаете с этими словами кусочек своей души. И сейчас Ленскому уже не было страшно и мучительно, а оставалось лишь понимание защищенности, которое перекрывало все остальное. Одно состояние сменилось другим. Юноше не хотелось открывать глаза, потому что то, что он чувствовал сейчас, нельзя было увидеть, а можно было только ощутить. — Владимир… — Онегин отстранился. Мужчина приподнял Ленского рукой за подбородок, чтобы посмотреть ему в лицо. Оно было несколько растеряно, даже помято, но все по-прежнему очаровательно молодо и прекрасно. Дождь стихал. В округе проскальзывали первые лучи солнца. Евгений приблизился к юноше совсем близко, непрерывно смотря тому в глаза: — Буря утихла, а я все ещё с тобой. Мужчина прошептал это почти в самые губы Ленского, после чего аккуратно поцеловал. Поэту хотелось сейчас быть как можно ближе к любимому человеку. Он зажмурился. — И я всегда буду с тобой, Владимир Ленский.