Делай что должен

      В логове Скайнет царствовал мороз. По крайней мере так ему казалось. Угловатые конструкции изломанных переходов, чужие и нелепые с точки зрения человека, холодно поблескивали в свете мощного налобного фонаря. Было что-то жутковатое в беспорядочном метании теней, когда исполинские гротескные фигуры, вытягиваясь, ломались на теряющихся вдали невидимых стенах. Он напряг память, пытаясь вспомнить, что ему казалось тогда, но за давностью лет ничего не приходило на ум. Даже нет, скорее дело было не в прошедших годах. Едва ли бы он вспомнил детали даже на следующий день, тогда и многими годами позднее ему было не до них.       Его шаги гулко отражались от пола и стен, сплетаясь с эхом голосов, звоном и лязгом инструментов и оборудования, шорохами и визгами каких-то далеких, не видимых отсюда машин. Группа техников сноровисто разматывала кабели, закрепляя их на стенах, монтируя временное освещение, и кишки провисших проводов создавали иллюзию того, что человеческие букашки путешествовали по внутренностям огромного монстра.       Мимо него, обгоняя, проволокли что-то тяжелое, затянутое в брезент. Прислонившись спиной к ледяной металлической стене, он остановился, переводя дух: все-таки годы берут свое, а сегодня случилось слишком много всего. Машинально растирая грудь напротив аритмично бухающего сердца, он усмехнулся уголком рта: надо же, ухитрился дожить.       Он хотел было взглянуть на часы, но не стал стаскивать с рук старых заношенных перчаток. Все равно он не помнил, во сколько все произошло… В любом случае пока не наладят дублирующих сетей, пока не притащат аварийные аккумуляторы, можно не спешить.       Он медленно шел по широкому идеально ровному коридору. Уже замигали, треща, лампы, наспех подвешенные на каких-то металлоконструкциях, кто-то сипло, давясь, кашлял, вполголоса матеря отработавшее ресурс оборудование, кто-то пронесся мимо, топоча тяжелыми ботинками, на ходу пытаясь достать чего-то из потертого объемистого кейса.       Люди заполняли исследовательский комплекс Скайнет. Надо было быть крайне осторожными, потому что никто не знал, что может скрываться за стенами наглухо закрытых помещений.       Он огляделся. Нет, все равно не вспоминалось. Может, тогда он попал сюда через другой вход? Или годы сделали свое дело, стерев из памяти далекие события? Но неужели же он мог такое забыть?..       Замедлив шаг и настраиваясь, он прикрыл глаза. Нет, воскресить воспоминания не получалось. Он помнил лишь ощущение туго, подобно струне натянутых нервов и странное, нереальное непередаваемое чувство огромной ответственности, детского восторга и инфернального страха.       Вспыхнул свет, резкий, режущий глаза, и он остановился, будто налетев на столб. Мертвенно-холодное свечение исходило, казалось, отовсюду, и он, сощурившись, потер пальцами глаза. В убийственном свете огромных бестеневых ламп фигурки людей казались неряшливо вырезанными из старой грязной газеты, бесконечно чужеродными в хирургической стерильности блиставшего металлом помещения.       Огромные широкие ворота, через которые мог, казалось, пролететь самолет, были затворены. Люди уже проникли туда, вовнутрь, и из щели неплотно прикрытых створок змеились толстые жилы силовых кабелей. Стоявшие около солдаты с собаками, бдительно не выпускавшие из рук оружие, было напряглись при его приближении, но расслабились, увидев на рукаве повязку старшего офицера.       По укоренившейся за много лет привычке он протянул ладонь, коснувшись головы здоровенного лобастого пса. Собака ткнулась носом ему в бок и, звучно зевнув, уселась на задние лапы.       — Николас Райс, — хрипловато проговорил он. Это не было его родным именем, но именно его он носил уже больше сорока лет.       Солдаты посторонились, освобождая проход. Натужно зажужжав, створка ворот поползла в сторону, приглашая пройти внутрь.       Он сделал шаг вперед и, покачнувшись, остановился.       Теперь он вспомнил! Сжав зубы, сглотнул вставший в горле ком. Конечно, разве мог он забыть эту огромную, терявшуюся высоко вверху металлическую полусферу со странным, сюрреалистически-нечеловеческим механизмом посередине… Тяжело приволакивая ноги, он сделал несколько шагов.       Больше всего это напоминало рассерженный муравейник с хаотично, на первый взгляд, снующими туда-сюда людьми-насекомыми. Сжав в кулаки предательски дрожавшие руки, он заставил себя приблизиться к группе военных, сгрудившихся около полуразобранного стенда, к которому был подключен чей-то старенький ноутбук. Его узнавали и расступались. Он знал каждого из этих парней. Раньше, до войны, то, чем они теперь занимались, считалось подсудным делом, но сейчас, без них, победы не случилось бы. Небесная сеть безжалостно уничтожала все созданное людьми, но так и не смогла пресечь их пиратство на своих спутниках и коммуникационном оборудовании. А парни, служившие под его началом, хорошо знали свое дело.       Тяжело дыша, он прислонился к стене, заставляя себя успокоиться. Выслушал торопливую скороговорку доклада и, кивнув, отпустил подчиненного: не надо отвлекаться. Все потом. Осталось чуть-чуть. Совсем немного, и все закончится, теперь уже навсегда. Или, наоборот, начнется? Все запутано так, что черт его знает. Впрочем, нет. Если все пройдет как должно, он сможет выдохнуть и расслабиться. И жить дальше. Легко не будет, да и никто не обещал. Едва ли ему удастся увидеть по-настоящему мирную жизнь, ту, основательно уже забытую жизнь, несколько лет из которой ему удалось захватить, но тут уж ничего не поделаешь. Даже окружавшие его мальчишки едва ли доживут, что уж говорить про него…       Его присутствия не требовалось здесь и сейчас, но он не мог остаться в стороне. Его влекло сюда странное чувство. Нахлынувшие воспоминания, которые он давно держал под замком, не позволяя рвать сердце, завладели всем его существом. Здесь и сейчас вершилась история, и он, уставший, потрепанный жизнью старик, чувствовал, как со скрипом проворачиваются ее жернова.       Быть узнанным он не боялся. Тогда он был в таком состоянии, что не видел никого и ничего кроме одного единственного человека — генерала Коннора. Миссия, задание владело его существом. А что касается окружавших его людей, то никому в здравом уме не пришло бы в голову сравнивать их. Да и можно ли увидеть такое уж прямо сходство между юношей и стариком? Да и придет ли кому в голову сравнивать их?..       В огромном ангаре было холодно, и он обхватил себя руками, удерживая крохи тепла. Старик печально улыбнулся. «Делай что должен…»       Делай что должен… Тупо заныло сердце, обхватив тугим раскаленным ободом грудную клетку. Прикрыв глаза, он поднял непослушную, сделавшуюся вдруг адски тяжелой руку, расстегивая заедавшую молнию высокого воротника своей старой куртки. «Не сметь», — вяло одернул себя старик, хватая мелкими глотками воздух. Не хватало отдать концы прямо сейчас.       Тяжело, с хрипом вздохнув, он заставил себя выпрямиться. Растревоженный людской муравейник стих, и старик наконец увидел…       Они шли впереди всех — Коннор и мальчишка в потрепанной форме. Телохранители генерала держались по бокам и чуть сзади, настороженно осматриваясь. Старик одобрительно улыбнулся.       Положив руку на плечо юноши, Коннор говорил ему что-то, неслышимое здесь, на этой рабочей площадке. Поймав себя на том, что повторяет про себя слова генерала, старик вздохнул. Слово в слово. За столько лет он ничего не забыл.       Они остановились прямо напротив него.       Словно ничего не происходило. Коннор оставался верен себе даже сейчас. Спокойный, выдержанный, скупой на проявление эмоций. Мальчишка же заметно нервничал, покусывал губу, кивая в такт словам генерала.       В басовитое гудение приборов вплелся тонкий, пронзительный посвист, где-то на самой границе слышимости. Старик машинально отметил, что подключились дублирующие генераторы. Потребуется вся энергия, которая только есть. Он сам приказал отдать все имеющиеся резервы, на всякий случай. Все должно пройти без сучка и задоринки. Должно.       Коннор между тем закончил инструктаж. Чуть отстранившись от юноши, взглянул тому в лицо. Неужели никто не видит, как они похожи, подумал старик. Тот же взгляд чуть исподлобья, те же, с поправкой на возраст, черты лица, только генерал темноглаз и темноволос, а мальчишка совсем светлой масти. Нет, конечно же нет, никому не пришло бы в голову увидеть сходство, даже если бы они были неотличимы. Не приходит же в голову искать сходство между ним, стариком, и генералом. В первую очередь самому Коннору. Так вышло, и уже ничего не исправить. С этим надо жить.       Юноша взирал на генерала. Так сын с обожанием не сводит глаз с любимого отца. Так глядят на недостижимый идеал. На канонизированное при жизни божество. А Коннор смотрел на мальчишку, и в его глазах старик читал невысказанную от знания его будущего боль. Все смешалось, сплелось в дикий запутанный клубок. Старик мог бы расплести, разорвать перепутанные узлы, потом, когда все закончится. Мог бы. Но он давно для себя решил, что все должно остаться как есть. Кто он такой, чтобы разрушать легенду.       Теперь, когда вокруг мальчишки суетились медики, Коннор позволил себе эмоции. Совсем чуть-чуть, но это не укрылось от старика. Генерал устало потер лоб, словно пытаясь разгладить исчертившие его морщины, но все так же не сводил взгляда с юноши. На миг, на короткий миг старику показалось, что Коннор постарел на много лет: слишком тяжела была его ноша. Старику стало искренне жаль генерала, но он ничем не сможет ему помочь. Свой путь Коннор должен пройти сам.       Истекали невозвратные мгновения. Коннор вновь оказался лицом к лицу с юношей. В последний раз посмотрел в его глаза. Рывком притянул его к себе и крепко обнял. Старик помнил, как все было, помнил свое изумление, радость и гордость, переплетенную с подспудной тревогой. Старик помнил все это, читая лицо мальчишки как открытую книгу. Генералу Коннору невыразимо горько провожать мальчишку на смерть, а ему, старику, грустно, что он вынужден хранить так много тайн. Но теперь уже поздно что-либо менять.       Ангар озарило адское пламя. Молнии остервенело бились об переливающуюся сферу, внутри которой корчился и кричал подхваченный потоком времени человек. Старик видел и помнил, как это было изнутри, а теперь, прикрывая глаза дрожащими пальцами, наблюдал вместе со всеми из-за ограждения. Миг, и сфера схлопнулась с адским грохотом.       Старик постоял какое-то время, пережидая, пока в глазах уймутся радужные сполохи. Посмотрел на Коннора. Старик знал, как тот умел держать себя в руках, но сейчас выдержка изменила генералу. Казалось, Коннор едва сдерживал себя, чтобы не разрыдаться… А может, и не казалось.       На какой-то миг старику захотелось наплевать на все, и открыться Коннору. Он погладил было грудь, то место, где в кармане лежала, дожидаясь своего часа, фотография. Старая, затасканная фотография, ободранная на сгибах. Тот единственный снимок, который он позволил оставить себе. Про него никто не знал, и порой ему самому казалось, что самым разумным будет уничтожить его. От греха подальше. Но он так и не смог сделать этого. Иногда, очень редко, старик позволял себе достать его. Он никогда не разворачивал сложенную пополам карточку, но память с фотографической четкостью воспроизводила все до мельчайших деталей, стоило ему лишь закрыть глаза: молодая женщина и обнимающий ее неулыбчивый парень. Горячий ветер растрепал ее небрежно схваченные лентой волосы и завернул расстегнутый ворот светлой блузы в широком вырезе просторного сарафана.       Этот снимок сделал крутящийся на заправке в заброшенной мексиканской дыре мальчишка, выклянчивающий деньги у редких в здешних местах туристов. Что ж, из них он выбил семь долларов, целое состояние. За два снимка, один из который заставил парня покрыться липким потом.       Он не видел, когда мальчишка щелкнул поляроидом. Вылез из кабины размять ноги, отошел на десяток метров, а когда повернулся, Сара уже рассматривала с легкой улыбкой глянцевый квадратик фото.       Снимок был точно таким же, каким он его помнил. Все завертелось перед его глазами, когда он заглянул ей через плечо. Юная девушка печально улыбалась на маленькой карточке, а у него перехватило дыхание…       Нет, он ничего не сказал ей. Она сама должна была подарить этот снимок сыну. Или сын сам должен был взять у нее это фото. Но неизбежность трагичного лично для него финала заставила болезненно сжаться сердце — тогда он еще на что-то надеялся…       Кажется, Сара ничего не заметила. Обернувшись с легкой улыбкой, она потянула его за руку, знаками подзывая парнишку. Привстав на цыпочки, коснулась губами его губ, и сердце парня затрепетало. Он не смог отказать ей и развернулся к мальчишке. Обнял девушку, но улыбнуться себя так и не заставил…       «…- Ты что, серьезно? — Сара смотрела на него едва ли не с гневом. — Ты бросаешь меня? Как это понимать? Ты…       — Меня не было в вашем мире, Сара, — он опустил голову. — Никто никогда ничего не слышал про отца Коннора. Коннора, Сара, не Риза. Я с тобой, но ты должна понимать, что это ненадолго.       — Да мало ли что кто-то слышал, или не слышал… — по лицу девушки пошли красные пятна.       — Нет, Сара. Все слишком серьезно, пойми, — он вздохнул. — У Джона Коннора была только мать.       — Идиот! — теперь Сара по-настоящему взъярилась на него, кажется впервые за то время, когда они были вместе. — Ты… — она в бессилии закусила губу. — Да мне плевать!.. Ты просто решил соскочить!       — Отец Джона Коннора умер до войны. Это то, что я знаю. — Он пожал плечами. — Коннор никогда не видел меня прежде, чем я попал под его командование. Я хорошо помню тот момент, когда меня представили ему. Он не знал меня в лицо. Меня не было в его жизни, Сара.       — Значит, что-то изменилось, — девушка упрямо сжала кулаки. — Ну возможны же какие-то вариации. В конце концов ты остался жив, тебя все-таки спасли после того, как ты взорвал ублюдка, а ведь врач сказал, что у тебя практически не было шансов!       — Нет. — Он грустно покачал головой. — История уже свершилась. Так было.       — А мне-то что делать? Я должна научить Джона стать воином, но я-то ничего не умею! Я не солдат! Давай оставим эти разговоры, сколько можно, я устала от них! — Сара почти кричала. — Где я найду того, кто научит меня, прежде чем я смогу научить его? Кайл, да ты с ума сошел, в самом деле! Ты есть — здесь и сейчас!       — Ты — мать Джона Коннора. Ты — сможешь. Смогла. Это непреложный факт. Я не знаю, как сложилась твоя жизнь, Джон не рассказывал деталей, но ты смогла это сделать.       — Ты мне нужен, я тебя люблю, прошу тебя!.. — Глаза Сары стремительно наливались глазами. — Ты нужен нашему сыну, зачем ты так! Мы придумаем что-нибудь и все будет хорошо, обещаю!       Кайл молча прижал ее к себе. Почувствовал, как под ладонью вздрагивают ее плечи. Уткнувшись щекой в ее макушку, подавил вздох. Она не понимает, не хочет понять. Они не принадлежат себе, никто из них. Рано или поздно с ним что-то случится, скорее рано, потому что Джон не запомнит его. Именно поэтому он не хочет, чтобы это произошло на глазах у Сары. Ей и так достанется с лихвой…»       Старик вздохнул. Его упрямый сын всю жизнь будет бороться со своей судьбой. Недаром же он заставил его наизусть заучить слова: «Нет судьбы кроме той, которую мы творим сами». А на самом деле вышло, что они оказались туго вплетены в пеструю ткань судеб. А нитки в полотне Судьбы ничего не решают. Недаром ему суждено было услышать, что Коннор вырос без отца и рассказать об этом Саре. Именно поэтому Сара в самом деле посчитала его погибшим в той страшной автоаварии, когда он поехал один через всю страну, решившись-таки, как когда-то она хотела, поставить точку в истории кампании Кибердайн. Старик помнил, как Сара не хотела его отпускать. Как горячо убеждала взять ее с собой. Но мог ли он это сделать? Верхом безумия было бы тащить ее, беременную, на такое опасное дело. Он не имел права рисковать ею и нерожденным сыном. И именно поэтому он должен был попробовать одним махом перечеркнуть безумное будущее. Кто знал, что все обернется так… А она, узнав о трагедии, спасибо теленовостям, тут же снялась с места, побоявшись, что от него, погибшего, потянется ниточка, и уехала куда-то далеко. Так далеко, что он так больше никогда не смог ее отыскать… Глупая на первый взгляд история, посмеявшаяся над их упрямым отрицанием судьбы. Всего лишь мелкий воришка, угнавший его джип и удиравший от полиции, врезался в бензовоз. Собственно, опознавать было некого, а когда он хватился машины, то было уже поздно…       Им так и не вышло больше встретиться. Вернее сказать, потом, через много лет, он стал действовать вместе с Коннором, но это было не то. Джон так и не узнал, кем приходится ему этот человек, а старик не спешил открываться. Зачем? История должна свершиться, а круг — замкнуться. Коннор должен пройти через свои персональные круги ада, терзаясь знанием будущего, рука об руку со своей героической матерью. Потерять и оплакать ее. Подарить ее фотографию юному солдату, который когда-то от кого-то должен будет услышать полуслухи-полулегенду о его погибшем до войны отце. Кто он такой, чтобы изменить все и нарушить хрупкое равновесие…       Старик смотрел, как замедляют вращение, искря и дымясь, огромные кольца адской установки. Смотрел, и не видел их, пребывая мыслями далеко-далеко… Ему так хотелось хотя бы раз, один только раз увидеть милую девушку, ту, на защиту которой был послан юный солдат. Он так и не узнал, как сложилась их с Джоном жизнь без него, и чувство вины и тоски, огромное, как небо, пригибало к земле его поникшие плечи. Кто знает, как все изменилось, если бы он все рассказал при встрече Коннору, но… Но тогда он не сделал этого, а теперь стало поздно. В один короткий, но растянувшийся на много лет миг, когда юный солдат совершил прыжок в прошлое, произошло все то, о чем теперь помнит только он один. Цепляющиеся друг за друга события и решения, правильные и ошибочные, поступки, размышления, расставания и встречи. Вся его жизнь, уместившаяся в краткий миг.       А может, и к лучшему все, подумал старик. Джон стал таким, каким его все знали, именно потому, что так сложилась их с матерью жизнь. Да, выиграв в главном, он, Сара и Джон все потеряли, но разве можно сравнить цену? Да и нужно ли?..       Старик все же стянул с рук истертые перчатки. Подул на озябшие пальцы. Медленно, как во сне, потянул вниз язычок молнии. Неловко нашарил во внутреннем кармане пластиковый конверт с фотографией. Сара смотрела прямо на него, и на ее губах играла мечтательная улыбка. А он сам, так и не научившись улыбаться, прижимал ее к себе, словно старался защитить от всех бед этого мира…       Когда-нибудь потом, подумал старик. Представил, как генерал посмотрит сначала на фотографию, а потом на него, грустно улыбнулся. Слишком многое придется рассказать и объяснить. Или не придется, ибо есть ли в этом смысл? Сара не оставила ни одной общей фотографии, потому что и поэтому Коннор не знал его в лицо. Старик усмехнулся. Это он смалодушничал, всю жизнь на что-то надеясь. Они сами, своими руками, подогнали реальность под историю, до самого последнего момента думая, что им удалось ее перехитрить. А значит пусть идет как идет.       Делай что должен…