потанцуй

Саша смотрит на экран мобильника, что разрывается очередным входящим вызовом. На экране высвечивается «Широков», сам звонящий улыбается на фотографии, но Саша все равно трубку не берет, пропуская восьмой по счету звонок. — Пошел к черту. У любого, даже Сашиного терпения, есть предел. И он вовсе не обязан откликаться на первый зов того, что не дает о себе знать месяцами. Саша устал узнавать все из прессы и инстаграма, всякий раз злиться, писать сообщения, которые полдня висят непрочитанными, а потом получать на них один и тот же ответ: «Прекрати капризничать, Керж. Ты же знаешь, что я занят» Конечно занят. Это же Роман, мать его, Широков, он всегда занят. А Саша у нас всегда свободен. У Саши нет матчей, тренировок, семьи. Саша должен смирно сидеть и ждать, когда же он, наконец, понадобится. И тут же мчаться туда, куда позовут. — Черта с два, Роман Николаевич. После шестнадцатого вызова Саша выключает телефон, закидывает его в сумку и уходит тренироваться. Вообще-то у него отпуск, команда разлетелась отдыхать, кто-то уехал на сборы. Но Саше настолько осточертело сидеть дома, что он под вечер собрался и уехал на тренировочную базу. Погода не то что бы располагала к активным упражнениям на свежем воздухе, но Саша не обращал внимания на холод. Главное — отвлечься. Не думать. Не возвращаться в раздевалку, не включать телефон. Не смей, Кержаков. Не смей. Он проводит сначала в тренажерном зале, а затем и на поле добрых два часа, нагружая себя по полной программе. Мыслей о Широкове в голове почти не осталось, на смену пришла приятная легкость. Саша ударяет по мячу, целясь в ворота, но тот, как назло, врезается в перекладину и отскакивает. — И это — лучший российский бомбардир? — раздается где-то за спиной, и Саша не хочет оборачиваться. Он слышит шаги, буквально спиной чувствует взгляд, но все так же стоит, застывает на месте и тихонько щипает себя за запястье. — Какого черта ты не отвечаешь на мои звонки? — голос оказывается ближе, чем Саша предполагал. Широков стоит за спиной, он совсем близко. Саша, наконец, заставляется себя развернуться к собеседнику лицом: — Какого черта ты делаешь в Петербурге? — Заехал… была парочка важных дел. Керж, что за херня? — Я тренируюсь, видишь? Мой телефон в раздевалке, — Саша смотрит Роме в глаза, стараясь выдержать этот взгляд. Широков раздражен, Широков недоволен. А Саше хочется отвернуться. А еще хочется уткнуться лбом в плечо, закрыть глаза и послать все к черту. — Я звонил тебе с трех часов дня. Ты теперь что, живешь на тренировочной базе? — Какая тебе вообще разница, чем и как я живу? — повышает тон Керж, фыркает, отходит к лежащему на поле мячу и со злостью ударяет по воротам. Разумеется, мяч благополучно пролетает мимо. Саша злится еще сильнее. — Широков, ты невозможный. Невыносимый. Ты сведешь меня в могилу. Рома задумчиво смотрит куда-то вдаль, будто бы не обращая внимания на слова собеседника, а затем молча уходит в сторону раздевалок, чем окончательно выводит Кержакова из себя. Саша пинает следующий мяч так, что трава летит из-под ног, но удар снова приходится мимо ворот. Саша думает пойти следом за Широковым, но тут же отгоняет эту мысль. Черт знает, что они могут натворить в пустой раздевалке. Широков возвращается на поле спустя несколько минут, а Саша даже не сразу замечает, что в нем не так. — Ты где свою форму умудрился откопать? — Догадывался, что она хранится где-нибудь на базе. И не ошибся ведь. Вы в «Зените» все такие сентиментальные? — Рома усмехается, подходит к мячу и вопросительно смотрит на Сашу: — Чего застыл? Мне одному мяч гонять неинтересно. И они уходят с головой в игру часа на два, невольно возвращаясь в то время, когда видеть друг друга на поле было обычным делом. Когда привычная голубая футболка с номером «15» мелькала среди спин других одноклубников. Когда все еще было (призрачно) хорошо. Они дурачатся, отбирают друг у друга мячи, раз за разом бьют по воротам, ведут каждый свой счет, спорят о том, кто из них впереди, валяются на траве и смеются, подкалывая друг друга. И кажется, что все так и должно быть. Так, и только так — правильно. И никак иначе. Саша лежит на траве, пытаясь отдышаться, смотрит на небо, на котором проглядываются мелкие звезды, и не может сдержать улыбки. Он слышит звонкий удар по мячу, а затем радостный вопль Широкова: — Все, я выиграл! — Ты выиграл нечестно, я закончил десять минут назад. — Просто признайся уже, что выдохся, постарел. — Кто постарел? Я постарел?! — возмущается Саша и резко садится, глядя на Широкова. — На себя посмотри, мистер «я ношу пенсионерские костюмы и фоткаюсь с важными старыми дядьками». — Керж, ты идиот, — смеется Рома. — Поумнее тебя буду. Широков качает головой, делает пару шагов, останавливается рядом с сидящим на траве Кержем, улыбается и протягивает ему руку. — Саш. Потанцуй со мной. Саше хочется сказать, что Рома совсем свихнулся. Хочется отшутиться, по-дружески пихнуть его локтем в бок и взять реванш. Хочется утянуть на траву за собой, смотреть на звезды и молчать. Но он хватается за протянутую руку, поднимается на ноги и кивает. Широков прижимает его к себе, кладет ладонь на спину, сжимает чужие пальцы второй рукой и делает первый шаг. Кажется, в вальсе рисуется квадрат. А в клубах на медляках просто топчутся на месте. У них выходит что-то среднее между. Саша чувствует теплое дыхание у себя на шее, прижимается щекой к Роминому плечу, кусает губу и медленно выдыхает. Танцевать без музыки немного неловко. — Не смей игнорировать мои звонки, — шепчет ему в ухо Широков, делая очередной шаг. — Я должен знать, что с тобой все в порядке. От этой фразы Саше физически больно где-то внутри, так, что трудно дышать. Он хочет возразить, поспорить, доказать, что не нужна ему нянька, и Широков ему не нужен, и вообще он не дрессированная зверушка, которая ждет, когда же она наконец понадобится. Правда, доказывать это хочется скорее себе самому, чем Широкову. Вместо этого Саша снова просто кивает, закрывает глаза и кладет голову Роме на плечо. — Ненавижу тебя, Широков. — Любишь, — Саша слышит в голосе улыбку. Они останавливаются, Керж отстраняется и тихо спрашивает: — А ты? Рома молчит, смотрит Саше в глаза, а затем тянет его к раздевалкам. — Идем, у меня самолет через три часа. Саше кажется, что сейчас он готов его придушить.

***

Он не едет провожать Широкова в аэропорт, только просит написать из самолета, заведомо догадываясь, что Рома эту просьбу проигнорирует. Он садится в свою машину, едет обратно домой, стараясь не обращать внимания на ноющее чувство тоски, отдающее тупой болью в районе солнечного сплетения. Саша паркуется во дворе, выходит из машины, стоит и смотрит на звезды, медлит заходить домой. Ему кажется, что, как только он поздоровается с женой и обнимет детей, вся эта хрупкая иллюзия тут же рухнет, разбиваясь на осколки. Все их (псевдо)отношения — одна сплошная иллюзия, и это чертовски невыносимо. Керж слышит звук входящего сообщения и достает телефон из курки: Широков (23:34:11) «Я тоже» Саша улыбается, убирает мобильник и заходит в подъезд.