Связанные.

У лорда Рутвена много обязанностей: следить за самонадеянным герцогом-мальчишкой в малахитово-зеленых одеждах, разбирать бесчисленные бумаги на подписи, не допускать клеветы[?] в адрес своей королевы, не давать сбежать господину наследнику, что заключен в свои колодки посреди райского сада плещущейся живости тропических растений, и еще дела, важные и не очень, те, о которых можно забыть и отложить на потом и те, от которых зависит благополучие целой страны. У лорда Рутвена, как и у всех людей и вампиров, буде они хоть представителями одного из древнейших дворянских родов, есть право любить того, кого им послала судьба, или хотя бы искать свою родственную душу. Но он правом этим не пользуется. В тот день Париж изранен хлестающими с неба косыми струями дождя. Разбушевавшаяся стихия вырывает из рук зонты, катит вдаль по выщербленным камням тротуара шляпы и цилиндры достопочтенных вельмож, швыряет в лица ледяные капли, приминает к земле пыль и мертвую, пожелтевшую траву. Противоположная сторона проспекта теряется в мутно-серой хмари. В здании сената, несмотря на хорошо протопленные помещения, Рутвену все равно холодно. Сырая зябкость пробирается сквозь одежду, сдавливает грудь ледяными тисками, не давая вдохнуть. В такую мерзкую погоду следует быть подальше от места бедствия. Скажем, на юге Франции, где сейчас лопается налитый соком виноград и бьется о прибрежную гальку Средиземное море. Где нет этого дурака де Сада, которому внезапно захотелось узнать, отчего же господин сенатор никогда не снимает перчаток. Лорд Рутвен носит перчатки из плотной темной ткани даже в помещении, и никто никогда не видел его рук, на самом деле аккуратных и почти белых — хрупкость, таящая в себе смертоносную силу венериной мухоловки. Но делает он это далеко не из брезгливости. По его венам течет чужая энергия. И как гласят книги, лишь только он и его родственная душа прикоснутся друг к другу, то между ними побегут искры, которые докажут, что они — истинные. Аристократу не нравится, когда к нему прикасаются — он сжимает зубы и пытается избежать тактильного контакта с окружающими. Вампир совсем не против оставаться одиноким, ведь у него есть самонадеянный племянник, за которого надо волноваться, ответственность за благополучие беспечной Франции, нескончаемые горы бумаг на подпись, темные кущи и стекло темницы господина наследника и множество других причин отрицать свою судьбу и вместо этого вершить судьбы других. Дождь затихает, теперь он — не оглушительный гром, а всего лишь мягкий шорох по крыше и окнам. Все имеет свойство заканчиваться: непогода, жизнь, сколь длинной бы она ни была, да даже у этого мира будет свой финал. Последняя глава, которая завершится точкой без шанса на продолжение — а нужно ли оно? Рутвен неторопливо снимает перчатки, берет перочинный нож, перо и начинает чинить его. С непокрытыми руками это делать гораздо удобнее, к тому же он не думает, что именно сейчас, в эту самую секунду кто-то войдет в кабинет, а потому, не ожидая ничего плохого, придает кончику нужную форму — неспеша, аккуратными движениями, потому что в этом деле, как и почти во всех тех, за которые берется господин сенатор, нужна хирургическая осторожность — или все полетит в Бездну. И пропускает момент, когда тяжелая дубовая дверь со скрипом и грохотом распахивается, едва не слетая с петель, а навстречу с огромной скоростью движется запахнутый в черное силуэт — так быстро и неотвратимо. Почти не замечает, что перо выпадает из пальцев в тот момент, когда его руки накрывают чужие — контрастом слишком холодные. И в этот момент взрывается Вселенная. Маркиза де Сада часто корили за нелогичность, излишнее любопытство и наглость, но такого он не позволял себе никогда. Влезть в личное пространство высокопоставленной персоны и совершенно случайно оказаться ее родственной душой — немыслимое коварство! Золотые искры бегут по пальцам, сплетаясь в живые узоры, напоминающие цветы, и через несколько секунд гаснут. Это — сработавшая бомба замедленного действия. Или добровольная смерть. — Какого черта? — испуганно шепчет маркиз, даже не пытающийся убрать руки, но ищущий взгляд Рутвена так, будто его это спасет. — Вот и я думаю — какого… Лорду отчаянно страшно смотреть в глаза напротив [быть не одному], а за спиной его разгорается больным пламенем тяжелое закатное солнце. Дождь кончился.