always here, always on time

It feels good to have you back again, And I know, that one day, baby, it's really gonna grow, yes it is. Babe, I'm Gonna Leave You — Led Zeppelin Она дала свое согласие. Гриндевальд принял его и больше они об этом не говорили. «Будем ждать новостей из внешнего мира, » — сказал он равнодушно и предложил сыграть в «виселицу». И они ждали. Разговаривали, хотя Тина все чаще замолкала на половине слова, без былой охоты развлекали себя играми или чтением. Гриндевальд не пытался более вовлечь ее в споры о политике или идеях, не обрисовывал, как она ожидала, преимущества его стороны, не запугивал и не напоминал. Несмотря на это, Тина плохо спала, нервничала и проплакала почти всю ночь, когда на ее потолке дергался в своей собственной темнице пес. Каждое утро она ждала, что на подносе появится новая газета, но этого не происходило. Дни тянулись тошнотворно медленно. Тина без конца портила бумагу, рисуя схему за схемой, как ей выбраться из всего этого, спасти сестру и Ковальски. Она пыталась представить себе все возможные исходы, но это было невозможно без данных, что даст или не даст ей волшебник. Иногда ей казалось, что все бессмысленно: Куини все равно поймают и казнят. Иногда — что она все сможет: драться за свободу и семью, быть двойным агентом, если понадобится. Иногда — что она просто попытается убить Гриндевальда, если представится хоть малейший шанс. Обычно вслед за этими мыслями приходила злость на магический Конгресс, который оставил Гриндевальда в живых из политических мотивов, на консервативность магической общины, из-за которого Куин была вынуждена бежать, на систему исполнения наказаний, лишившую ее свободы переписки, а значит и возможности сообщить, что позволяет себе Геллерт Гриндевальд, сидя в самом тайном и строгом изоляторе Америки! Потом она сцепляла зубы, выдыхала и писала поверх всех схем слова Ньюта: «Волнения лишь удваивают страдания». И училась ждать. *** Ее старания были вознаграждены спустя две долгие недели. Ночью, которую Тина коротала в жуткой компании пса, раздался страшный грохот, среди обычной тишины Латиума, прозвучавший как взрывное заклятие. «Это и есть взрывное заклятие,» — с уверенностью вдруг подумала Тина и подскочила на кровати, — «Гриндевальд совершает побег прямо в эту минуту!». В следующий миг торцевая стена ее камеры исчезла в облаке пыли и грохоте разрушенных кирпичей. Чудовище под потолком в смятении заметалось. Тина схватила первое что попалось под руку — карандаш, смехотворное оружие против противника с волшебной палочкой. Когда пыль осела, сквозь проем шагнул Гриндевальд. Тина непроизвольно попятилась и уперлась спиной к противоположной стене. — Милорд, не стоит терять время, — женский голос с французским акцентом донесся из проема. — Мне нужна лишь минута, — отрезал Гриндевальд и у Тины свело желудок от того, каким властным и жестким был сейчас голос, что успокаивал и пел вместе с ней. Волшебник, чей внешний вид уже ничем не выдавал арестанта, подошел к Тине. В его правой руке была зажата длинная узловатая палочка, которой он сметал осколки камней со своего пути. — Девочка моя, — его левая ладонь невесомо легла ей на щеку. Она обхватила его запястье и прошептала: — Не бросай меня здесь, — ее глаза как по заказу наполнились слезами, сердце тяжело ухало в груди. — Не оставляй меня одну. Белое, как маска, лицо Гриндевальда дернулось, губы тронула усмешка. — Знаешь, в твоем досье Грейвс сделал отметку: «Не сможет работать под прикрытием. Не умеет врать». Он бы изменил свое мнение, окажись сейчас здесь. Но я не возьму тебя с собой, Тина. Я не связываюсь с людьми, которые не будут мне верны. Моего обаяния и самоуверенности не хватило, чтобы завладеть тобой. Тина убрала руки и отстранилась, так что и ладонь Гриндевальда повисла в воздухе. — Статья о побеге Куинни настоящая? — в ее голосе не было и следа слез. — Настоящая, как и газета — от корки до корки. Это я помог твоей сестре сбежать. Но ты кажется ничуть не удивлена? — Как это произошло? — требовательно спросила Тина и голос ее звучал так, будто она ведет допрос в аврорате, а не стоит среди руин напротив вооруженного и опасного преступника. — Абернэти, твой бывший коллега и мой новый преданный соратник. Ты знала, что он долгое время вожделел твою сестру? Я распорядился, чтобы он навестил ее во время смены пароля на защитные заклинания и думал о нем как можно отчетливее. Тина вздрогнула. О том, что Куини — легилимент, знали единицы. Гриндевальд, не заметив этого, продолжал: — Она меня не разочаровала. Выждав два дня — да и то только для того, чтобы дождаться даты, в которую отплывает пароход в Англию, — сбежала, прихватив своего не-мага. — Зачем… — Я привык использовать всякую возможность, что встречается на пути, себе во благо. Твоя сестра порвала с прошлым ради счастливого будущего, которого у нее не будет. Ее возлюбленный погибнет при попытке задержания «агентами МАКУСА» в Британии, и тогда она обратится к тем единственным, кто оказал ей помощь. К нам. Абернэти в конце-концов получит свою награду, а я — талантливого союзника, в сердце которого будет кипеть ненависть за то единственно важное, что у нее отняли. Раздался хруст. Карандаш, который Тина сжимала в руке, переломился. — Я говорил, любовь — разрушительная сила. Помимо этого, я надеялся использовать побег младшей Голдстейн, чтобы завербовать старшую. Идея с газетой была неплохой, но — увы — не оправдала надежд. Сначала тебя и правда захлестнули эмоции, но ты не дала им затуманить свой разум и очень быстро придумала свой собственный план. Не спрашивай как я это узнал. Иногда наша интуиция и магия сильнее интеллекта. — Только не нужно снова употреблять метафору про слепого магла, — звенящим от гнева голосом попросила Тина, — Я догадалась, кто ваш помощник. Это… — Обожаю твое упрямство и бесстрашие, — улыбка Гриндевальда стала шире. — …пакваджи, — Тина предпочла пропустить мимо ушей последнее замечание, — вот кто обслуживает Латиум. Ума не приложу, какой подход вы нашли к нему… — О, я знаменит тем, что могу найти подход к любому разумному существу, также как господин Скамандер — к тупым тварям вроде этой, — рука с палочкой поднялась к потолку, где за барьером изнывал пес. Тина замерла. Знает ли Гриндевальд, что перед ним не сторожевая, а гончая? Сейчас она была бы рада, если бы чудовище порвало на части темного волшебника и всех его сторонников. — Оказывается, Тиндалос вывел эту тварь не для охраны, а для погони за заключенными. Впрочем, сильно сомневаюсь, что подобного монстра можно селекционировать. Слишком он похож на пришельца из других миров (1). — Так или иначе от него не скрыться даже с помощью трансгрессии, — вставила Тина. — Пес загонит вас и всю вашу свору до смерти. — Тебе бы этого хотелось, — Гриндевальд вернул свою ладонь на ее лицо, Тина дернулась и ударилась затылком о стену. Пальцы волшебника легли на щеку, большой прошелся по скуле. Улыбка сошла с его лица, глаза смотрели серьезно и глубоко, будто выворачивали наизнанку. — Можно тебя поцеловать? На этот раз я спрашиваю. Тина покачала головой из стороны в сторону и сжала губы в тонкую линию. Гриндевальд отпустил ее и отступил на шаг. Потом направился к сделанному собственноручно выходу из камеры. У самого проема он обернулся. — Как ты сама, наверное, догадалась, пес ищет преступника не по запаху, а по следу из магии, что как невидимый шлейф тянется за каждым волшебником. Мои помощники выяснили, как его блокировать, — он потянул длинную цепочку, висящую у него на груди, и Тина увидела похожую на звезду подвеску, — Но никакой амулет не остановит тебя. Ты будешь искать меня, словно гончая, и найдешь. Я буду ждать, Тина. С этими словами Гриндевальд покинул тюрьму. Тина осела на пол и, закинув голову, посмотрела на монстра. Впервые с сочувствием. Сегодня они оба потерпели поражение.