Но всё равно я буду тебя любить...

      Боже мой, я так устала, устала от отбора, от того что он, он не хочет не то, что разговаривать, он даже видеть меня не хочет! Так хочется уйти от всего, побыть одной: без постоянных укоров Максона, без вспышек камер, без всего и всех, просто одной.       Знаю, глупо, но я попытаюсь уйти от всего, хотя бы просто на едине с собой и своими мыслями. Надеваю джинсы, да, те самые джинсы и тунику, стягиваю с тумбочки колонку(в моем фике тип колонка была, прост без неё никак) надеваю кеды, привезённые из дома и выскакиваю за дверь.       Перед огромными воротами, которые могут меня спасти, стоят стражники, но мне плевать, плевать на этих стражников, я подхожу к ним с высоко поднятой головой, но заплаканными глазами, надеюсь не заметно. Они на моё огромное удивление отходят, тем самым освобождая путь к свободе.        Я быстрыми движениями выхожу и бегу, да, именно бегу к ограде замка, я вижу щель, через которую можно легко вылезти, ну как я, Америка Сингер могла пройти мимо, я пролажу сквозь слегка надломанное железо, может быть опасно, но мне плевать, сейчас безопасность волновала меня меньше всего на свете. Я бегу, бегу по маленькой, узкой тропинке, меж травы, кустов и непонятных кустов. Останавливаюсь на миг, включаю запомнившуюся песню на полную громкость и начинаю подпевать, все слова уже прочно-напрочно заели в голове, все слова про меня, про него, про нас. — Но все ровно я буду, буду тебя любить, буду как прежде жить, только одним тобой. — припев всегда звучал в моей голове, когда я думала о Максоне.       Сама того не замечая, падаю на траву и начинаю рыдать, не плакать, а именно рыдать, но сквозь плачь я шептала: — Но вопреки всему, я выдержу, я смогу, и в сердце я сберегу, эту любовь свою! И никто не будет видеть моих слез, даже если будет слишком поздно, я сумею все понять, простить сумею и принять, в тебе все, что не возможно поменять!       Я прекращаю шёпот и просто начинаю плакать, я сжимаюсь в клубочек и тихо плачу, под ту же песню, но вдруг, вдруг чья-то сильная рука касается моей руки, да черт возьми, я знаю, чья она,узнаю везде и всегда, среди тысячи. — Максон? — испуганно шепчу я сквозь слезы. — Да, моя Америка, я самый, просто самый глупый человек на свете, твоих чувств не мог увидеть лишь слепой, никакая Крис тебя не заменит, я люблю тебя, Америка Сингер, и буду любить всегда! — Моя Америка, это слово заставило моё сердце сжаться.       Я, забывая про обиду, обнимаю его крепко-крепко, передавая в этом объятье всю любовь, всю себя. — Я тоже люблю тебя, Максон Шрив, и буду любить всю-всю свою жизнь,каким бы ты ни был идиотом.       Мы вместе смеёмся, слёз больше нет, есть лишь наш смех, счастливый смех.