Безумие

Непринуждённый и звонкий голос девушки вдруг резко обрывается. Вместо него раздаётся тихое, сдавлённое хрипение. Мари опускается на колени и хватается за голову… — Что с тобой? – спрашиваю я. Хотя ответ уже известен… Раздаётся леденящий душу вопль, готовый накрыть барабанные перепонки на всю жизнь. Это не голос Мьёльнир – что-то иное, металлическое и жуткое, смешалось с ним. Едва успеваю заткнуть уши, чтобы ненароком не оглохнуть навечно, хотя ощущаю смутный отклик безумия где-то в моей голове… — Мари! Крик переходит в мучительный стон. Тонкие, побелевшие пальцы рук хватаются за светлые волосы, ногти впиваются в кожу до крови. Широко распахнутые глаза остекленели, запечатлев ужас и муку. Повязка со значком в виде молнии давно лежит, содранная с головы, в стороне. Это оно, Мари. Безумие… Как ни крути, а вещь это хитрая – может безостановочно и виртуозно наигрывать этюды на тонких, обрывающихся нитях нервов, а может спрятаться в глубину и разъедать изнутри, ожидая нужного момента. Я изучил его, Мари. На себе. Тело горит, а разум мечется из стороны в сторону, готовый разорвать невидимые оковы. Дыхание спирает, хочется освободить лёгкие… слышится жуткий, неподражаемый хохот. Я знаю, это не ты. Я хочу верить в то, что в тебе есть силы противиться. Главное – держись. Быстрым движением сметаю с операционного стола все ненужные предметы, пытаясь отыскать глазами нужный мне сейчас шприц. Склянки и колбы, жалобно тренькая, разбиваются о холодный пол, за ними отправляются скальпель и остальные предметы обихода скромного гения-экспериментатора. Где же он?! Руки подрагивают. Нехорошо. Не один раз резал живых существ – что же происходит сейчас? Главное, не поддаться этому чувству – боль в висках пульсирует всё сильнее, а чужой голос в голове отдаётся холодным эхом. Безумие тянется к безумию, этого не изменить. Будь проклят, Кишин!.. За спиной раздаётся свист рассекаемого воздуха. Треск, затем грохот, и всё вновь сопровождается диким, нечеловеческим смехом. Едва уворачиваюсь от летящей в меня ножки любимого раскуроченного стульчика. Колёсико его, уныло скрипнув, падает на пол. Мари пару секунд смотрит на меня испуганным, но затуманенным взором, медленно, как сомнамбула, нагибается и поднимает самый большой осколок стекла – кажется, это была колба? По серой коже струйками течёт кровь. Неоднообразная по цветовой гамме, кое-где тёмно-бордовая или почти фиолетовая, она чернеет на глазах. Остаётся лишь нервно сглотнуть – дело принимает серьёзный оборот. Мой мозг пламенеет от одного вида жидкости, текущей сейчас в наших венах. Она роднит сейчас нас с тобой, Мари… — Больно… — бормочет та. Посиневшие губы девушки едва шевелятся, рука крепче сжимает остаток колбы, орошая его кровью. Едва заметно подрагивают мышцы её лица – эту боль сейчас заглушает безумие. Процесс разъедания души куда страшнее по ощущениям, тем более, если дыхание души чистое и безмятежное, как у Мьёльнир. А у меня временный ступор: пока рука вслепую нашаривает нужный шприц с вакциной временного действия, я должен следить, чтобы коса смерти не прикончила меня. Та, словно читая мои судорожно разбегающиеся мысли, замахивается и кидается на меня со стеклом в руках и искажённым чужой хрипотой криком. Дело секунды. Главное – минимум вреда, но моих сил тоже не хватит. Захват сделать почти невозможно: сейчас девушка в разы сильнее меня. Умелая подножка делает своё дело – осколок стекла пролетает мимо моей щеки, а Мари приземляется на пол, ударившись подбородком. Снова крик – крик боли, и кажется досады – пытается справиться с собой, но не может. Пытается совладать с желанием убить меня, которое диктует беспощадное безумие – но не способна на это. Хотя, по жуткому блеску в глазах, она уже медленно забывает, кто я. Сознание заволакивает чёрная пелена сумасшествия. Надо торопиться… Наконец-то! В руках оказывается небольшой шприц, в котором находится прозрачная жидкость. Девушка уже поднимается, чтобы нанести следующий удар. Похоже, она упала на осколки животом и грудью: чёрная блузка насквозь пропитана чёрной кровью. Вновь боль в висках, гитарной струной натянуты нервы, тело напрягается, и обостряются все чувства. Нос впитывает пленяющий запах безумия и черной крови, через который едва пробивается аромат духов Мари, перед глазами всё мельтешит и переливается жуткими, неестественными цветами. Прохлада от стеклянного шприца с вакциной жжёт руку, будто держишь в кулаке кусок льда. А губы против воли растягиваются в жуткую ухмылку… Мари вздрагивает. Неужели, она справляется? Шинигами говорил, что она способна подавить безумие, но он не знал, что несчастной придётся столкнуться с таким. И я слишком поздно осознал, что могу заразить её безумием – на днях, когда она внезапно наорала на меня почти без причины и выбежала на улицу, хлопнув входной дверью. Я едва успел создать средство, но этого едва хватит. К тому же, я тоже уже на пределе… У меня начинает сводить скулы от дикого оскала. Мари продолжает колебаться. А кровь всё капает и капает на черно-жёлтую юбку, на пол, осыпанный стеклом. Внутри меня поднимают голову возбуждение и похоть – безумие обладает своим чувством юмора. Вот только оно подобно прощальным шуткам серийного убийцы. Трудно выровнять дыхание, просыпаются животные инстинкты. Но я привык к этому, в отличие от неё – а значит, нужно помочь несчастной девушке вернуться… Только я приготовился поймать сходящую с ума напарницу, как та покосилась, отшатнулась, словно от невидимого толчка. Из её груди вновь вырвался полный отчаяния и жажды убийства крик. Горячие слёзы, стекающие по коже девушки и смывающие с щёк чёрно-фиолетовую кровь, брызнули из глаз и закапали на блузку. Не могу слышать это. Не от тебя, Мари. Коса смерти внезапно выпрямилась, окинула меня остекленевшим взглядом и выбежала из лаборатории, едва не снеся железную дверь с петель. Осознавая размеры катастрофы, я хотел было кинуться за ней, но вдруг почувствовал, как чья-то безжалостная, холодная рука сжала остатки сознания. К мозгу приливала кровь, становилось то то холодно, то невероятно горячо. Собрав оставшиеся силы в кулак, я нащупал на своей руке вену и воткнул в неё шприц… Тело мгновенно отпустила лихорадочная дрожь. Дыхание, наконец, вернуло нормальный ритм, как и бешено скачущее сердце. Мир вернулся к своим нормальным краскам, ощущения вновь стали привычными. Дикий танец цветов и искажённых звуков завершился. Последний раз такое было, когда во время ерундового приступа Мьёльнир начала сама покручивать болт в моей голове, аккуратно перебирая пряди моих давно нечесаных волос… В голове сразу же просветлело. — Мари! – вдруг вскрикнул я. Та наверняка успела убежать. Я сел на землю. Вакцины нет. Напарница, рассекающая по ночному городу и изнывающая от мук безумия, вот-вот окончательно и бесповоротно потеряет возможность снова стать милой и прелестной Мари Мьёльнир. Я сжал руки в кулак. Не позволю!.. *** Боль. Ноги невыносимо болят, но против моей же воли продолжают нести меня дальше. Кровь начинает застывать и тело замерзает. Так больно мне ещё не было никогда. И дело даже не в том, что голова готова была расколоться на мелкие кусочки от самого тихого звука, нет. Через пелену свистопляски цветов и смазанных, мутных силуэтов, я вновь увидела это ужасающее, перекошенное яростью и сумасшествием лицо Штейна. Безумец, безусловно: меня предупреждал её Шинигами. Я уже когда-то имела дело с такими, но сейчас давление безумия зашкаливало в нём. Он вышел за пределы вменяемости… как и я… вслед за мной? Мысли вновь стали рассыпаться на отдельные отрывки. Казалось, что тело пронзено большими, горящими иглами, а по голове упорно стучат молотом. Тяжело дышать, вновь потерялась способность мыслить. И теперь я снова повиновалась лишь ведущему меня безумию. Что-то подсказывало мне: преследование. Враги. Хотят убить. Спрятаться. Я становилась похожей на сошедшего с ума дикого зверя, загнанного в клетку. Ноги вновь сами понесли меня в сторону пожарной лестницы близстоящего дома… *** Снова чёртова одышка. И как только студентка Албарн умудряется бегать с железной косой в руках такие расстояния? Даром, что девушка… Да, нынешнее поколение даёт о себе неплохую характеристику! Может, и впрямь бросить курить?.. Я огляделся. И наконец – о удача! – глаза нашарили знакомый силуэт Мари. Та, забыв об осторожности и самосохранении, в разодранной по колени юбке забиралась по пожарной лестнице на крышу дома. Неужели?.. Силы будто вновь вернулись в тело. Я побежал за Мари, судорожно обдумывая план действий. Криками её не проймёшь – безумие зашло так далеко, что она просто не воспримет мой голос. К тому же, сейчас каждый лишний шорох для неё – очередная невыносимая агония… Какова цель? Убить меня? Или же устранить саму себя как помеху и вновь ввергнуть меня в пучину безумия? Остаётся лишь гадать. Главное – не дать ей неосторожно пошатнуться или же столкнуть меня… Последняя ступень. Вновь слышны мучительные крики девушки, тихий шорох и сдавленное, хриплое дыхание. Кажется, она затихла? Хм, это хорошо – значит, время есть. Значит, ещё не всё потеряно… Перед глазами открывается спящий Город Смерти во всей своей красе: шпили, черепицы крыш, замысловатые вывески и тени гуляющих по крышам котов. Девушка стоит на самом краю и мерно пошатывается, собираясь отдать своё тело шальному ночному ветерку. — Кто ты? – спрашивает она. Спокойное, равнодушное лицо и холодный, неестественный голос. Улыбка на лице – как будто ничего не произошло. Куда исчезло желание меня убить? Что за ледяное, пугающее спокойствие?.. Но я не успел закончить свою мысль – та начинает медленно крениться к обрыву. Я успеваю схватить её за край окровавленной блузки. Та рвётся, но и это даёт результат – я успеваю схватить её за тонкое, красное от крови, запястье. Тяну на себя и разворачиваю за плечи. Мьёльнир медленно открывает глаза – нет этого маниакального блеска, скачущих в нервной припляске зрачков и наводящей ужас улыбки. Лишь лёгкий испуг, удивление и невероятная бледность. — Штейн… Я… — выдавливает она тихо, едва слышно. Голос подрагивает, но хрипота проходит. Она дрожит, как в лихорадке, раненная рука пытается отпустить стекло. Губы, синие от холода и медленно проходящей боли, начинают подрагивать. Глаза вновь намокают. Не зная что делать, я лишь прижал её к себе. Замёрзшая, испуганная, мне было просто жаль девушку, на которую свалилось такое мучительное и тяжкое бремя. Моё бремя… — Всё закончилось, — только и говорю я. Руки сами собой гладят рыдающую Мьёльнир по голове. Та же уткнулась носом мне в грудь и судорожно всхлипывала. Не то от страха, не то от боли, не то от холода… а может, от счастья? Что всё кончилось? Что она лишена этой муки?.. Что я остался жив? — Ну-ну, не плачь. Думаю, с животом ничего особенного у тебя не случилось, а руку я тебе починю. Будет как новенькая, — вновь ощущаю в собственном голосе это проклятое холодное безразличие. Дыхание прерывистое, через ободряющие, тёплыми нотки в голосе, хрипение и лёгкую дрожь в голосе всё же пробивается беспокойство и даже, кажется, нежность. Когда ты сделала меня таким? А Мьёльнир продолжала рыдать. Сейчас она неспособна ответить – помешают постоянные икания и слёзы, и промолчать в ответ тоже – только плач затихает, как из груди вновь раздаётся стон и всхлипывания продолжаются… Мы победили безумие, Мари. Победили! Сейчас два человека, временно избавленные от оков сумасшествия, стоят на крыше, в крови, ранениях и ссадинах, и никто пока об этом не знает. Лишь Шинигами, через новый отчёт, будет в курсе произошедшего… И криво ухмыляющийся, громадный полумесяц, предвещающий кровавой улыбкой новые испытания…