Твоя воля слабей нашей песни чар Сон прими из рук, как волшебный дар Умирает день, наступает ночь Даже крест не сможет тебе помочь Позабудь о том, как тебя зовут Позабудь о тех, что помнят и ждут Пусть укроет тебя от забот и тревог Мягкий сумрак и сон замка Ваэтрок. Тэм Гринхилл "Замок Ваэтрок"
1.
Можно ли заблудиться в доме, который знаешь как свои пять пальцев? По которому можешь ходить хоть с закрытыми глазами, хоть средь ночи, и попадать куда хочешь, находить и брать с полки то, что нужно? Мы так привыкаем к раз и навсегда установленному порядку вещей, что неизбежно будем спотыкаться о недавно купленный шкаф, к примеру, пробираясь ночью на кухню выпить водички. Но то мебель, её можно переставить куда угодно, и там она и будет стоять. А что делать тому, чьё только что засеянное поле засыпало снегом? Река ни с того ни с сего пересохла? Или, наоборот, половодьем смыло дом и скотину? Жаловаться небесам? Молиться? Проклинать судьбу? Или смириться и опустить руки — авось беда увидит это и притихнет, судьба или бог смилуется? Но не таковы были лесные братья, чтоб вот так просто отдаться на милость Хёрна, признавая его правоту. Трижды они пытались покинуть Шервуд — и трижды их отбрасывала неведомая сила. Впрочем, почему неведомая? Хёрн это, больше некому! Вот уж проклятий от Уилла лесной дух наслушался будь здоров! На сто лет хватит и ещё останется. Порой к Скарлетту присоединялся Малютка Джон, которому надоедало просто брести, призывая Хёрна на помощь, и тогда крепкая англосаксонская ругань звучала на два голоса. Брат Тук вслух молился Господу и Приснодеве Марии, прося вывести их из леса, как Моисей вывел свой народ из земли египетской. Судя по беззвучно шевелившимся губам Назира, тот тоже призывал милость аллаха великого, справедливого, и Мухаммеда, пророка его. А может быть, просто цветисто ругался на своём языке. Один Мач радовал Хёрна неустанной молитвой и нытьём. По крайней мере, так расценил его скулёж Уилл. - Да перестанешь ты, в конце концов?! — заорал он — «На всё воля Хёрна, на всё воля Хёрна»! — Передразнил он мальчишку. — «Давайте вернёмся, пока не поздно». Вот тебе — вернулись! И что теперь?! Сидеть и ждать нового сына? Да, аутлоу вновь, уже третий раз, возвратились на то место, откуда ушли. Даже потушенный перед уходом костёр ещё тлел, словно с тех пор прошло всего несколько мгновений, а не часов. - Хёрновы штучки, — Скарлетт весь кипел. Ещё бы! Проблуждать по лесу весь вечер, половину ночи и вернуться назад — что может быть унизительнее и больнее для самолюбия? Даже их признанный следопыт, Назир, не мог понять, где же они находятся. Нет, деревья не покидали своих мест и не перегораживали дорогу своими могучими телами — они просто подсовывали под ноги корни (Мач с Туком давно перестали считать падения), хлестали ветками по лицу, плечам, рукам. Невесть откуда взявшиеся колючие кусты оплетали дорогу, растопыривались на пути. Опушка была совсем рядом, но выйти на неё — что локоть укусить. Вроде вот она, дорога на Ноттингем, знакомая до последней кочки и рытвины — а не пройдёшь по ней ни в одиночку, ни вдвоём, ни впятером. Зрелые, сильные мужчины (Мач не в счёт), не боявшиеся ни дикого зверя, ни шерифа Ноттингемского с королём Джоном, поначалу удивились, растерялись, а под конец, поняв, что тропка вновь и вновь выводит их на заветную поляну, обозлились (Уилл, Джон и Наз) и перетрусили (Мач). Один монах продолжал уповать на Господа. - Да что же это творится, а? — ворчал Малютка Джон, выбирая из бороды набившиеся туда репьи. — Ноги будто не мои, идут куда хотят. Да что же это, Тук? - Колдовство, — ответил за молящегося монаха угрюмый Уилл. — Не хочет, вишь, Хёрн нас отпускать. А и правда — где он ещё таких дураков сыщет, чтоб всю работу за него делали да ему поклонялись, — он зло сплюнул в костёр. - И долго нам тут сидеть? — к колдовству суеверный Джон относился с опаской. Мало им было де Беллема с Лилит — так нынче Хёрн из ума выжил. На его вопрос ответил Назир: - Пока нашего Робина не казнят и Хёрн не пришлёт нового. - Так это выходит, нам тут несколько дней сидеть?! — охнул великан. Он помнил слова Уиллова братца о том, что скоро в Ньюарк прибудут король и королева, чтобы посмотреть на казнь Гисборна. А где одна казнь, там и для другой время найдётся. Какая разница палачу — одну голову рубить или две? - Робина забрал граф Хантингдон, — напомнил Тук, — может, он добьётся у короля милости для сына? - Угу. Милости. С одного удара шею рубить или с нескольких, — Скарлетт чуть поостыл, но был всё так же угрюм. - Это заколдованное место, — молвил Джон, — у нас в деревне старик валлиец рассказывал о старых богах. Совсем старых, когда тут ещё не было добрых христиан, а жили одни язычники. Так говорил наш священник. И тот старик рассказывал сказки о короле Артуре, его волшебном мече и славных рыцарях. Говорил, будто спит Артур где-то далеко. Ещё он много болтал о сидах — духах холмов. Мы любили его слушать, а по вечерам бегали к холмам и пытались увидеть духов. Говорят, кто в тот холм попадёт, назад уже не выйдет. Или вернётся дряхлым стариком. Нам, мальчишкам, было страшно, но мы всё равно ходили в холмы. А матери нас ругали и таскали за уши, — при этих словах Малютка Джон невольно коснулся уха. Провёл пятернёй по волосам, приглаживая их. — Может, Хёрн в родстве с теми духами? Взял и остановил время, чтобы мы никогда не смогли выбраться. - Похоже на то, — кивнул монах, — значит, снаружи пройдёт сотня лет, а для нас минет несколько минут? Все подавленно молчали. Никому не хотелось признаваться в собственном страхе. А ведь страшно-то как! Вот так взять и угодить в сказку, которая совсем не сказка — думал ли о таком кто из них? Это в детстве хорошо помечтать о богатствах холмов, о прекрасных девах и спящих рыцарях, а наяву-то всё совсем не так. Нету ни сияющих чертогов, ни обольстительных красавиц, угощающих напитком забвения, ничего нет, о чём болтали сказители! А есть лишь ночная тьма да костерок, да ветер, колышущий кроны деревьев. Даже луна — и та спряталась за тучи. Постойте, какие тучи? Небо ясное, звёздное, так куда же она подевалась? Только вчера было полнолуние. Неужто и впрямь полмесяца прошло, пока они по лесу шатались? Вот где ужас-то! Ужас настоящий, похлеще всяких облав да шерифов будет. Что же ты делаешь, Хёрн? Или плохо тебе служили? Али нарушали волю твою? Так за что же ты яришься, почто наказываешь? Не ты нас создавал, не ты нас свободой воли наделил, что каждому человеку от рождения Господом отпущена. Так как смеешь ты воле Божией противиться? Так мысленно возмущался брат Тук. Скажи монах это вслух, и Мач бы опять заныл, что Хёрн прав, он лучше знает, что делать и как дальше жить, и надо ждать нового посланца Хёрна-Охотника. Да и Джон,судя по всему, мог бы поддержать Мача. Нет. Нельзя этого допускать! Нельзя позволять унынию и неуверенности брать над собою верх, ибо сие есть грех отчаяния. Господь же учит никогда не отчаиваться. Ведь даже в дурном всегда можно отыскать хорошее, надо только постараться. Вступить в коровью лепёшку, конечно, плохо, но если удобрить навозом поля, они дадут богатый урожай. Так и здесь. Раз они пока сидят тут, значит, Робин жив. Монах покосился на хлюпающего носом Мача. Вот уж не поверил бы, что они с Робином Локсли вместе выросли. Тот был бойцом, настоящим вожаком, а Мач — так, телёнок, безусое недоразумение, кому Бог ума недодал. Спору нет, и паренёк он добрый, товарищ хороший, надёжный, из лука опять же стреляет хорошо, да уж больно привык во всём на других полагаться. А ведь Мач-то, считай, эту кашу и заварил. Не убей он тогда оленя, не пришлось бы им с Робином столкнуться с Гисборном, не пришлось бы попасть в тюрьму и повстречать там Уилла. Да и те парни, что при побеге погибли и нынче лежат в земле Шервуда, может, остались бы живы...2.
Монах вздохнул. Худо всё-таки без вожака. Роберт хоть и старался, но лишь недавно окончательно завоевал уважение аутлоу. А до того присматривались, проверяли... А вот Локсли все приняли без разговоров. Один раз Уилл пытался грабить сам по себе, да быстро вернулся... - Был бы здесь Локсли, — тоскливо прогудел Малютка Джон, словно отвечая на мысли брата Тука. - … То мы бы взяли Ноттингем и Ньюарк, — продолжил сарацин. - Был бы здесь Локсли, нам некого было бы вызволять, — ядовито напомнил Скарлетт. - Брось! Сколько раз он нас вытаскивал, — отмахнулся Джон. — А вот мы его спасти не смогли... Мач продолжал шмыгать носом, но в разговор не вмешивался. Был бы здесь его Робин, Уилл бы не кричал на Мача и не ругал тупицей, слабаком и рохлей. Но как же можно противиться воле Хёрна? Вот тот и решил всех наказать. Но его-то за что? Ведь он всегда верил в Хёрна и всё-всё выполнял. Но одному будет трудно и страшно. А здесь друзья. И Малютка Джон непременно защитит от Уилла, если тот опять будет кричать и ругаться. А ещё здесь весело потрескивает костерок и, может, Хёрн разрешит поохотиться, если они останутся в Шервуде? Мач ещё раз шмыгнул носом и закрыл глаза, представляя большого, красивого, вкусного оленя. Аж слюнки потекли — до того ярко получилось. А когда юноша открыл глаза, то обеими руками вцепился в бревно, на котором сидел. Впору было орать от ужаса, но голос куда-то пропал. Мач только и мог что разевать рот как рыба. У костра стоял Робин Локсли.3.
Он был точно так же одет, как в тот страшный день, только не было никаких дыр от арбалетных болтов, да какое-то серебристое сияние окружало Робина со всех сторон. Но это в самом деле был он! Те же неровно подстриженные каштановые волосы, те же зелёные глаза, и улыбка та же самая! Всё как прежде! Но как такое может быть? Ведь мёртвые не воскресают! Оказывается, не он один видел Локсли — вон монах торопливо осеняет себя крестным знамением, вот бормочет молитву отшатнувшийся и побелевший со страху Джон; вот вскочил на ноги Уилл, глядя на воскресшего покойника со смесью страха, восторга и уважения. По лицу Назира мало что поймёшь, но Мач не сомневался — он тоже видит. - Не стоит меня обрызгивать святой водой, брат Тук, — а вот голос Робина изменился, стал более звучным. Должно быть, так поют ангелы, подумалось Мачу, — тем более что у тебя её нет. - Vade retro, Satana! – прокричал тот в ответ, — Pater noster qui es in coelis sanctificetur nomen tuum... - Я не враг вам, — призрак Локсли устало улыбнулся. Только сейчас стало заметно, что сквозь него просвечивает дерево на другом конце поляны. — Простите, что долго не приходил. Но у вас было всё хорошо, и я не вмешивался. - Значит, ты всё знаешь? — изумлённо выдохнул Джон. - Конечно, — улыбнулся призрак или кто это стоял перед ними, — я знаю почти всё. Роберт Хантингдон достоин быть новым Робином Гудом, и вы должны его спасти. - Может, ты ещё скажешь, что он достоин и Марион? — Язвительно поинтересовался Скарлетт. - Скажу, Уилл, — серьёзно ответил Локсли (будем его так называть). — Я отпустил её, попрощался навек, попросив остаться и жить. А жизнь без любви невозможна. Она сделала ошибку, решив уйти в монастырь. - Не тебе об этом судить, — буркнул монах. — Марион знала, что делала. - Но она не знала, к чему это приведёт, — покачал головой Локсли. — А привело это к беде. Большой беде. - Так ты что, думаешь, всё из-за Марион? И Хёрн на нас обозлился, и Робина мы потеряли? — когда надо, Малютка Джон всё схватывал с лёту. - Хёрн не терпит соперников, Джонни. Ему не нужны сыновья. Ему нужны послушные <i>рабы, — Локсли говорил медленно, взвешивая каждое слово, он как будто постарел на сто лет, и от этого становилось ещё более жутко. — Помните, когда мы хоронили наших первых погибших, я сказал, что они будут жить в нашей памяти и в нашем Шервуде? Так вот — это правда! Погибшие в Шервуде становятся его тенями, бесплотными призраками, покорными Хёрну, Повелителю деревьев. Их души в этих дубах и вязах. Там же рано или поздно будут и ваши, если вы останетесь здесь и будете служить Хёрну. -Так мы не узнаем ни рая, ни ада, ни чистилища, — потрясённо пробормотал монах. — Да разве Господь допустит, чтобы наши души бесприютными блуждали по земле? - Нет ! Ни за что! — вот уж это проняло всех аутлоу. Никому не хотелось после смерти стать бесплотным призраком, что получается из неупокоенной и неотпетой души. Может ли на свете быть худшая мука? - Да, Тук, да. Мне отказано в добром христианском посмертии, ибо Хёрн нарёк меня сыном и заставил испить из чаши, принося клятву служения. И то же ждёт после смерти и Хантингдона. Но у него есть выход — если не только Хёрн, но и сам Роберт разорвёт эту клятву, то избавится от власти Охотника. Вы же спасётесь, если навек покинете Шервуд. - Но мы не можем этого сделать, чёрт тебя подери! — вскочил Скарлетт, потрясая кулаками, — мы пленники Хёрна! - О каком выходе ты говоришь? — Назир дрожал натянутой тетивой и был подобен лучшей сабле за миг до сражения. - Если Робин наречёт Марион своей женой перед Богом и людьми, если она подарит ему хотя бы одного ребёнка, то сердце Робина будет принадлежать его семье, и в нём останется слишком мало места для Хёрна. Охотнику нужен он весь, без остатка. Повелитель леса не терпит соперников. - Ну прямо как ревнивая жена, — не удержался Уилл и захохотал. А в глазах Назира появилась та самая задумчивость и нежность, с какой он всегда вспоминал свою родину, но были в чёрных глазах и искры радости. И сказал сарацин торжественно: - У нас говорят, что обесчестивший девушку взглядом или касанием рук, если он не кровный родич и не жених, должен взять деву в свой гарем и наречь женой или наложницей, если у него уже есть четыре жены. И даже казнь не помеха этому, ибо кади и мулла соединят мужчину и женщину браком даже под занесённым топором палача. - Верно ли я понял тебя, друг мой? — переспросил брат Тук. — Ты предлагаешь заключить брак Роберта и Марион на эшафоте? Но наша розочка вряд ли согласится. А даже если так, то что проку от венчания, если мужа тотчас казнят? — Тук развёл руками. - Может ли король отсрочить казнь на день или два? — спросил Назир. - Может, конечно, Ты думаешь, Робин успеет... Что именно Робин должен успеть, целомудренный монах сказать постеснялся. Да все и так не маленькие, чай, поняли, что к чему. - Должен успеть, — подтвердил Локсли, — но нужно спасать его не в день его собственной казни, а казни Гисборна. И Гая тоже было бы хорошо оставить в живых. - Гая? В живых?! — у Скарлетта не нашлось других слов, он только возмущённо булькал открытым ртом. Ну чисто жаба! - Да, Гая Гисборна нужно спасти. Или хотя бы попытаться. Хёрн связал наши судьбы воедино. Его, Роберта и мою. Хёрн берёт его силы, его победы, его удачу и отдаёт своим сыновьям. Я не понимал этого, пока был жив, но теперь знаю точно. И если Хёрн изберёт нового сына, он либо вернёт Гисборна, либо найдёт новую жертву. И тому человеку тоже не видать даже чистилища. Гай был и остаётся тенью — моей и Роберта Хантингдона. Однако Роберт может его спасти. Или хотя бы спасти его душу. - И как же это? — фыркнул Уилл. Но больше по привычке — как бы Скарлетт ни относился к Гисборну, такой кары не желал даже ему. - Любовью, — просто ответил Локсли. — Братской любовью. Они ведь оба по крови Хантингдоны. Уилл присвистнул, Тук закивал, вспоминая исповедь леди Маргарет. - И что — это всё? — разочарованно протянул Мач. — Так просто? - Просто? — печально улыбнулся названый брат. — Нет. Мач. Это очень трудно — из давних врагов стать... ну если не братьями, то добрыми друзьями. Такое не каждому по плечу. Но Робин с Гаем справятся, я в них уверен. - А давай Робин освободится, а Гай нет, — предложил воодушевлённый Мач, — тебе ведь скучно одному, а с Гисборном вы будете драться и ругаться. - Господи, прости сего отрока, ибо не ведает, что говорит, — вполголоса проговорил брат Тук. Остальные молчали. Даже добродушный Джон — и то отодвинулся от Мача. - Нет, Мач, — через силу улыбнулся Локсли. Только в зелёных глазах на миг плеснулась боль, а может, Туку это просто показалось. — Нет. Я справлюсь, ты же меня знаешь. Локсли очень хотелось сказать, что после освобождения братьев Хантингдонов от власти Хёрна он и сам может стать свободным, но он боялся на это надеяться. Вдруг вся тяжесть незримых уз, сейчас связующих троих, рухнет на него одного? Рухнет и придавит всей тяжестью. Да, он был бы рад даже такому собеседнику, как Гай, но нельзя. Пусть у него нет тела, пусть он лишь сегодня смог встретиться с друзьями, потому что Хёрн ослабел в борьбе с упрямством остальных аутлоу и на некоторое время утратил контроль над Робином — пусть! Но совесть у него ещё осталась. «Никогда не желай другому то, чего не желаешь себе», — учил его ещё родной отец. Как давно это было... - Значит, нам надо встретиться с Марион, — брат Тук рассуждал вслух, — и рассказать ей всё. У Цветочка сердечко доброе, вдруг согласится помочь. - Марион поможет, — светло, как прежде, улыбнулся Локсли, — ведь она любит Робина. У неё доброе сердце и беспокойная душа, как сказал сэр Ричард, когда благословлял нас. Не его вина, что не сбылось... - И кто пойдёт уговаривать? — Уилл уже готов был пуститься в дорогу. - Тук, конечно. Ему всё равно нужна новая ряса, — Локсли подмигнул и снова посерьёзнел: - Я смогу провести только тебя одного, святой отец. Ты веришь в силу Господа, а не Хёрна, и сумеешь преодолеть все преграды. Мог бы пойти и Назир, но он слишком заметен. - Хорошо, — монах поднялся, опираясь на верную палку, — я готов. Но что будет с другими? - Я останусь с ними и буду беречь от власти Хёрна как могу, — серьёзно ответил Локсли, — не зря меня называли королём Шервуда. Лес знает меня и не станет вредить. - Pax vobiscum, дети мои, — брат Тук осенил всех крестным знамением и обратился к Локсли: — я всегда верил в тебя, Робин. Ты был нашим главой и ты им останешься. А Хёрну... — монах сделал неприличный жест, — Пойдём же, сын мой!4.
И Локсли с Туком скрылись в темноте ночи. И до самого рассвета оставшиеся на поляне напряжённо ждали, пока наконец не вернулся Локсли (назвать его призраком ни у кого не поворачивался язык) и не сказал, что брат Тук благополучно покинул пределы Шервуда. Все облегчённо вздохнули. Старый друг вновь был рядом, и от его вида становилось теплее на душе. Теперь дело было за Марион. Что-то она решит?