Таймер

      В темноте заводит свою звонкую трель будильник. Неяркое голубое свечение таймера на руке помогает не промазать мимо кнопки выключения. Просыпаться так рано сложно, но ничего не остается, кроме как вылезать из теплой постели и плестись в душ. Прохладная вода кажется сущим проклятием по сравнению с мягким пуховым одеялом, но это придает бодрости. Таймер на руке покрыт россыпью капель, которые искажают ряд цифр, медленно стремящихся к нулю.       Завтракая, запихивая в иссиня-черный рюкзак учебники и тетради, одеваясь потеплей (недавно грянули заморозки), молодой парень лет 15 на вид не обращает внимания на свои запястья, которые здесь никого не удивляют.       В этом мире у каждого на запястье есть таймер, который отсчитывает время до того, как человек встретится со своей второй половинкой. Наука не до конца изучила это явление, на вопрос о том, каким образов работает этот механизм, ответа нет. Все, что можно услышать, так это повторяющиеся фразы: «Сложная работа кровеносной системы вкупе с биолюминисценцией». Крошечная сеть капилляров с венозной кровью — сжимаясь и расширяясь они ведут постоянный отчет до того момента, когда два взгляда встретятся друг с другом.       Не у всех людей таймеры останавливаются одновременно. Каждый человек по-разному определяет свою влюбленность. Бывает так, что таймер ни с того ни с сего вдруг начинает новый отсчет. У кого-то таймеры не идут вовсе.       Иногда случается, что таймеры останавливаются и тускнеют. Так случается, когда твоя вторая половинка умирает.       Парень тонет в школьной суете, постоянно натыкаясь на кидающихся под ноги младшеклассников и тихо бормоча себе под нос. Тихо вздыхает, садясь на свое место, выкладывает на стол учебник и тетради за курс девятого класса по биологии. Сегодня без опозданий.       В классе все лица знакомые, но никто не подходит поздороваться. С одноклассниками у молодого человека напряженные отношения, и тихое игнорирование друг друга всех устраивает. День идет неспешно, твердой поступью отсчитывая минуты. Уроки проходят один за другим, за окном светлеет, солнце медленно восходит в зенит. На улице свежо, но небо уже по-весеннему глубокое и открытое. Тающие сугробы тут и там встречаются на углах, на дорогах коричневая мешанина. Скорее хотелось прийти домой, завернуться в плед и не вылезать до следующего дня.       Путь до дома был длинным, но чаще всего он шел в обход и не срезал в темной подворотне между заброшенными домами. Можно было идти напрямую, но едкий страх дергал в груди, а мозг начинал вспоминать все возможные сцены из фильмов ужасов. В этот раз юноша решил срезать, слишком уж досаждал перманентный шум. С этого момента воспоминания мутнели, вспоминались лишь две угрожающего вида подвыпившие фигуры, невнятные угрозы, липкий страх и жгучая боль у горла.       Только одно воспоминание обретало четкие контуры. Мутный взгляд зацепился за испачканную в собственной крови руку. Цифры отсчитывали последние секунды. С каждой каплей крови медленно утекали шансы на счастливую жизнь. Последнее, что сознание невинной жертвы зацепило, это ряд нулей. В тот день молодой человек умер в момент, когда объявилась его вторая половина. Обидно, нечестно, но поделать уже ничего нельзя. Из мира мертвых возврата нет. Или есть?

***

      Зонтик уже давно привык к своему новому прозвищу. Запомнить его было вполне легко и естественно, возможно из-за того, что его прежнее время все как-то не вспоминалось.       После очередного собрания Зонтик засиделся, слушая веселые рассказы Феликса о Фелиции. Таймер на руках Феликса так и не истек, застыв на отметке в один год. Феликс из-за этого не расстраивался, говорил: «Лучше всего, что я встретил вас, ребята!» Было совершенно очевидно, что не он твоя вторая половинка. Тебе иногда грустно смотреть на свой таймер. Видеть ряд нулей, но не ощущать никого рядом.       Вскоре и Четвертый покинул Зонтика, помахав на прощание рукой. Шестой подумал о том, что надо бы и ему уходить, но замечтался, и продолжал сидеть за белоснежным круглым столом. С небес на землю его спустил голос. Грубый, с хрипотцой, низкий. Не такой, как у Данте или Ромео, он не звучал умиротворяюще и не был бархатистым. — Знаешь, я ведь был там.       Зонтик, услышав эту фразу, вскочил со стула и повернулся к источнику голоса. Конечно же, перед ним собственной персоной стоял Пиковый Король. Скрестив руки на груди, он стоял напротив Зонтика, не слова больше не говоря. Шестой, не поняв сути вопроса, слегка нахмурив брови смотрел прямо на него. Через несколько секунд тягучего молчания Зонтик все же решился переспросить. — Был где, прости? — нерешительный тенор разорвал тишину. — В том месте и в то время, когда истек твой таймер.       Зонтика как холодной водой окатило. Эти воспоминания были далеко не из категории самых лучших. В голове как пчелы роились вопросы. Осознание того, что его кто-то тогда видел не говорило ничего хорошего. Условия его кончины были для Зонтика слишком личными, чуть ли не интимными. — Каким образом? — Я не обязан рассказывать тебе все подробности своей биографии.       Мда уж, сказал как отрезал. Раз уж Пик не собирается ничего дельного говорить, то зачем он вообще начал разговор на эту тему? Решил поиздеваться? Это было глупо. Среди клонов никто не затрагивал эту тему, это было негласным правилом, да и Пик обычно не опускался до унижения Зонтика. — Ну и зачем ты тогда мне все это рассказываешь? — Зонтик уже начинал волноваться.       Пик секунду помедлил, глубоко вдохнул и поднял вверх правую руку, обнажая на своей руке такой же ровный, как и у Зонтика, ряд нулей. — Потому что мой истек.       Зонтик вытаращился на Пикового Короля, не в силах выдавить из себя ни слова. Даже воздух в его легкие попадал с какими-то непривычными усилиями, и с такими же усилиями его надо было выталкивать. Дыхание участилось, в горле засел ком. Нервно сглотнув и поморгав пару раз, он опустил голову и несколько секунд просто смотрел на носки своих синих туфель. Все это было неловко, внезапно и страшно.       Когда Зонтик все же поднял голову на Пика, видимо собравшись с мыслями, то увидел протянутую руку. И рука Шестого послушно легла в нее.       Ладони у Пика большие и теплые, не то что покрывшиеся испариной бледные ладони Зонтика, которые чуть ли не светились на фоне темной кожи Пика нездорового серого оттенка. Пальцы, покрытые мелкими шрамами несильно сжимают худую ладонь. Рука Восьмого притягивает Зонтика к себе, и тот чуть ли не падает к Восьмому в объятия. Одна рука Шестого сжимает сзади темный плащ, другая все еще вложена в руку Пика. Никто больше не говорит не слова, и Зонтик прикрывает глаза, вжимаясь острым носом в плечо Восьмому. Секущиеся концы жестких фиолетовых волос неприятно щекочут щеку, но сейчас нет желания даже убирать их. Пик очень теплый, и жар медленно наполняет Зонтика до краев. Сейчас есть только они, стоящие посреди белого пустыря, вцепившиеся друг в друга так, как будто от этого зависела их жизнь. Теперь их будет двое.