Немая

      Человеческие чувства всегда были для Василисы чем-то запредельным и непонятным, странным. Сложные переплетения различных эмоций, боль, страх, вожделение, счастье и грусть. Вокруг все говорили, что любовь — это коктейль разнообразностей, взрыв всевозможных эмоций… Она не понимала, зачем любить кого-то, кто в любой момент может умереть, бросить тебя, самоуничтожиться. Лучший друг Огневой Лёшка, спасший девушку от сильнейшей депрессии, вечно улыбающийся и смеющийся, был невероятно солнечным и открытым человеком. Он заряжал Лису позитивом и желанием жить, окрылял, был её первой любовью. Одним прекрасным солнечным утром его сняли с петли в его собственной квартире. Уже совершеннолетний, он завещал всё, что имел, не родителям, родственникам или невесте, которая у него также имелась, а Василисе. Тогда каждый родственничек Рознева, с которыми у Лисы были прекрасные, тёплые отношения, буквально возненавидел её.       И она не могла понять почему — до того самого момента, пока ей в почтовый ящик не пришло завещание. Его оригинал… И письмо, прощальное, от Лёшки, которое Василиса после прочтения в порыве эмоций разорвала на кусочки. У него не было никаких причин просто идти и вешаться! Она не понимала. Ничегошеньки, никак, ни капельки… Почему? Почему он захотел смерти? Василиса размышляла над этим много лет, так и не найдя адекватного ответа, логического объяснения поступку Лёшки. У него ведь было всё: родители, дом, деньги, друзья, подруги, любимая девушка, на которой он хотел жениться. Всё то, что видят другие люди… А свой внутренний мир, свои самые горькие проблемы он рассказывал Василисе, делился, просил совета. Всегда… Но не в тот раз. Поэтому ей оставалось лишь беззвучно кричать в подушку и теряться в догадках.       Она терялась… Без него желание жить раз и, как казалось Василисе, навсегда потухло, будто закончился кислород, отказали внутренние органы, наступил конец света. Или же просто солнце перестало сиять? С родственниками Лёшки Василиса так и не смогла найти общий язык. Они ласково просили, приказывали или угрожали, чтобы она убралась из завещания, но Огнева, ошарашенная отсутствием какой-либо душевности у родителей такого душевного человека, как Лёша, в ужасе попросила бабушку все деньги, которые перешли их семье по этому чёртовому завещанию, отдать в какой-нибудь дом малютки детям. Нерейва одобрила желание внучки. Родственники Рознева, узнав от Василисы о таком её решении, возненавидели их с бабушкой ещё больше.       И когда Василиса просто существовала без какой-либо цели несколько лет, она нечаянно познакомилась с болтливой Захаррой, через каждые две минуты рассказывающей анекдоты. Девушка настолько поразила Огневу, что она и скривиться-свалить-оскорбить новую собеседницу забыла. А потом как-то не до этого стало. Зара помогала Лисе, образно говоря, заново учиться дышать. Огнева старалась… Она старалась выкарабкаться из своей давней депрессии, взять себя в руки, начать жить по-человечески. И всё получилось. Почти. Дело, конечно, ещё было в Фэше, который хорошенько так встряснул серый внутренний мирок Огневой. И встряснул так, что Василиса, ударившись о дно собственного мира, отскочила, будто резиновый попрыгунчик, и смогла взлететь. И вот сейчас мир Огневой перевернулся ещё раз, когда Фэш Драгоций внезапно влетел в маленькую комнату Захарры, с грохотом закрыв дверь. Вид у парня был таким, будто бы на его глазах сейчас, вот именно сейчас кто-то умер или, что вероятнее всего, кого-то убили. Руки Фэша била дрожь, дыхание было тяжёлым и прерывающимся. Его глаза сверкали множеством неклассифицируемых эмоций, беспокойно метались по стенам комнаты, по странно тихой Василисе, по опешившей Захарре. Но когда Драгоций открыл рот и вывалил на девушек поток несобранной воедино информации, опешила ещё и Василиса.       Фэш бормотал что-то про Елену, про номера машины, родителей Василисы. Настолько бессвязно и глуповато, что Лиса всё равно поняла. Глупо, наверное… Поняла и будто окаменела. Сквозь белесую пелену перед глазами Огнева не видела и практически не ощущала, что Драгоций трясёт её за плечи.       — Рыжая, ты меня слышишь? — с несвойственным для него волнением бормотал он, довольно аккуратно трогая Огневу за плечи и разглядывая пусто глядящие в никуда глаза девушки. Захарра стояла рядом, зажимая ладонью рот и тихо рыдая от ужаса сложившейся ситуации — их с Фэшем отец женится на убийце. — Василиса, мать твою, приди в себя, пожалуйста! Это не конец нашей грёбаной истории! Мы же все — ты, я и Захарра — хотели этого больше всего на свете. Рыжая, мы нашли убийц твоих родителей. Соберись, прошу… — пробормотал он. Василиса, конечно, хотела огрызнуться ему в ответ, но руки безвольными плетьми висели вдоль туловища, голова отказывалась работать, лишившись всех мыслей. Огневой даже сглотнуть по-странному вязкую и металлическо-горькую слюну не удавалось. Девушка дрожала, и тёплые ладони печально глядящего на неё Фэшиара, легко поглаживающие её плечи, нисколечко не помогали. Было пусто.       — Фэш, может… ты… ошибся? — запинаясь и заикаясь, спросила Захарра, трогая брата за руку. Драгоций невольно дёрнулся и обернулся на сестру. Она глядела в пол, выдыхая через рот. — Не может быть, что… Боже, я не верю… Это глупо, это тупо. Это банально, в конце концов-то! — вспылила Зара. — Глупо, глупо, глупо. Как в самых тупых испанских… да не только испанских сериалах! Так не бывает в реальной жизни, Фэш!       — Что?! — гаркнул он, снова обернувшись. Захарра сильно вздрогнула, а Василиса даже не моргнула, оставшись стоять так, как стояла. — Я помню эти сраные номера с глубокого детства, они десять лет снились мне в самых ужасных кошмарах, я выучил их наизусть, тысячу раз записал. Все мои детские дневники исписаны этой долбанной комбинацией. Никакой ошибки, Захарра, — яростно шептал он, явно опасаясь, что стоящая внизу Елена, эта лицемерная тварь, может нечаянно услышать, о чём они тут разговаривают.       — Я не… — Захарра обхватила себя руками. — Не верю… Что… что нам делать, Фэш? — жалобно пробормотала она. — Фэш, скажи… Я ничего не знаю, я не могу сейчас думать. У тебя есть план? Мы же не можем… не можем оставить всё как есть. Эту… Елену нужно как можно быстрее вытравить из нашего дома! — решительно, хоть и тихо, заявила Зара, поднимая покрасневшие глаза на брата.       — Согласен, — кивнул Фэшиар. Его взгляд сделался жёстким. — Но сначала нужно привести в чувство вот эту желеобразную массу. Рыжая, чёрт, очнись! — проговорил он почти что в губы Василисе. — Можешь меня после ударить. Окей, я разрешаю. Но сейчас ты нужна нам в полном адеквате, а не тупым овощем, — нашёл особо «красивое» сравнение парень. Глаза Василисы уже не были совершенно пустыми, но никаких эмоций в них всё равно не наблюдалось. — Бесишь, — прорычал Драгоций и, выдохнув, резко поцеловал её.       Захарра чуть не осела на пол от удивления, но тут же взяла себя в руки, заставив не смотреть на целующуюся парочку. Она собрала всю свою косметику в отдельную сумочку, поправила платье и взглянула на себя в зеркало. Из-за пережитого шока кожа лица была бледной, как у покойника, но в остальном она, Захарра Драгоций, выглядела вполне презентабельно. Можно было хоть сейчас отправляться знакомиться с невестой отца. Можно было… если бы она не была тем человеком, что лишил Василису родителей. Вот только… Захарра замерла. Зачем взрослой, неглупой, судя по тому, что она понравилась Диаману, женщине убивать ни в чём не повинных людей? Зачем? Захарра попросту потерялась в догадках.       — Ты уже здесь или снова поцеловать? — с невинной улыбочкой поинтересовался Фэшиар у гневно выдыхающей через нос Василисы. Огнева, почувствовав, что немного ожила, сначала, как и разрешил Фэш, хотела влепить ему хороший такой подзатыльник, но потом просто махнула рукой, понимая, что не до выяснения отношений сейчас. И, чтобы окончательно успокоиться, девушка схватила отстранившегося парня за галстук и поцеловала. Глубоко и почти что ласково.       Захарра опешила во второй раз, выронив косметику из дрогнувших пальцев. Она знала, что между её братом и Василисой что-то происходит, но не думала, что это «что-то» будет настолько странным. Это не были нежно-нежные чувства, Фэшиар не носил Огневу на руках, не дарил цветов, не поддерживал в истинном понимании этого слова и, что скорее всего, как казалось Захарре, сегодня он впервые сам поцеловал её. Василиса явно была не из таких девушек, которые сидят и смиренно ждут, когда им признаются в искренней, чистой и самой сильной любви.       — Хорошо. Целуешься и злишься, значит, пришла в себя, — даже не издеваясь по-нормальному, произнёс Фэш и обернулся к кусающей губы Захарре. — Зар, готовь телефон, будем снимать одно интересное видео с разоблачением этой… этой, — по парню было видно, что он хочет выругаться, но сдерживает себя. — Давай, чего застыла? — разозлился он.       Василиса лишь наблюдала за тем, как Драгоции мечутся по комнате в поисках чего-то, как выразился Фэш, крайне важного. Ей было… никак. Она не ощущала ничего конкретного, искренней злости не было, эмоции будто закончились. Внутри царила абсолютная пустота, но всё же… душа плакала горькими слезами, разрываясь на маленькие искры, а какой-то кусочек сердца радостно пел оттого, что Фэш, зараза и скотина такая, переживает за неё, Василису. И от таких мыслей становилось проще дышать, хотелось собраться и перестать смотреть в одну точку на стене, пережевывая каждое слово Драгоция, — убийца мамы и папы найден спустя столько лет…       Огнева видела, как Фэш, с ноги открыв дверь, спустился вниз вместе с засеменившей за ним Захаррой, сжимающей в холодно-дрожавших пальцах телефон с включённой камерой. Слышала, какой сладкий голосок был у неизвестной ей Елены, когда она, трепя Фэша за щёку, говорила, что он несёт бред насчёт убийства, что он дурачок и фантазёр. Огнева стояла на лестнице второго этажа и наблюдала за всем этим лицемерием с отсутствующим выражением лица. Фэш вырывался и практически кричал, Диаман пытался разнять сцепившихся в интеллектуальном поединке невесту и сына, а Захарра, стоявшая за углом зала, всё это снимала.       Василиса шумно выдохнула и поняла, что этот цирк с криками, обвинениями и сладкими оправданиями нужно заканчивать, и начала медленно спускаться по лестнице. На жуткий скрип первым обернулся Фэш и, заметив Лису, попытался ободряюще улыбнуться ей. Вышло паршиво, но Огневой было достаточно и этого. Она почувствовала, как сил практически мгновенно стало больше.       — Никого не напоминает, а? — издевательски выкрикнул Фэш в лицо замершей в шоке Елены. Мортинова ненормально-резко и часто моргала, глядя на Василису совершенно круглыми глазами, полными ужаса. — Нет? Говорите, что не знаете никаких Огневых, в глаза их не видели, а я тут фантазёр. Неужели вы думали, что… Сука… Какое же вы чудовище, — Василиса видела, что Фэшу не хватает слов, что Диаман в полном ужасе-непонимании-шоке молчит, схватившись за голову, а Елена медленно отступает назад, нервно мотая головой из стороны в сторону. Послышался негромкий перезвон тарелок и бокалов — это Мортинова задела бедром угол стола, поставленного в зале, но даже не скривилась от боли, хотя приложилась неслабо.       — Ты не можешь быть… — тихо бормотала она, выпучивая на подходящую к ней Василису глаза. Её взгляд был безумным, бегающим, затравленным. И всё это казалось Огневой невероятно глупым. Она до сих пор не понимала, что толкнуло Елену — эту красивую, статную и умную женщину — на такой ужасный грех, как убийство. Не понимала Лиса и того, почему сейчас Елена смотрит на неё как на восставшую из мёртвых, ведь она, Василиса, ничего невесте Диамана не сделала, даже наоборот. Внезапно Елена схватила в руки столовый нож и взмахнула им прямо перед лицом злящегося Фэша, который еле успел отпрыгнуть.       — Леночка, что ты делаешь? — жалобно спрашивал через каждые несколько секунд Диаман, пытаясь подойти к невесте, но та отвечала ему таким безудержно ужасающим взглядом, что мужчина не решался. — Леночка, всё хорошо, успокойся. Фэш! — гневно выкрикнул Диаман, ошарашив и Фэшиара, и Василису, и снимающую всё это безумство на свой телефон Захарру. — Прекрати нести чушь! Заткнись и немедленно уходи. Вон!       — Это не чушь, папа! — воскликнул Фэш, полностью обескураженный словами родителя. — Твоя Леночка убила родителей Василисы. Убила безжалостно… Неужели ты считаешь, что такое количество подробностей можно выдумать? Не только выдумать, но ещё и обвинить во всём совершенно невинного человека? — чересчур сильно переживая, практически кричал Фэшиар, не замечая, как глаза его отца наливаются кровью.       — Фэшиар Диаман Драгоций, немедленно прекрати это представление! — на повышенных тонах произнёс Диаман, явно не веря словам сына. Василиса, видя, что разговор с Драгоцием-старшим заходит в тупик, обошла замершего друга и продолжила идти к Елене. — Ва… Василиса? Что ты делаешь? — растерялся Драгоций-старший. — Ты…       — Ты должна была сдохнуть, — прошептала Елена, испуганно глядя на подходящую к ней девушку. Рыжую и синеглазую. Прошептала, но её слова услышали все. Диаман, покачнувшись, чуть не упал на пол, вовремя схватившись за стену. — Ты не можешь… Я не могла так… Но как ты… Не подходи! — взвизгнула Елена, видя, что Лиса не останавливается. Женщина махнула столовым ножом около носа Василисы, быстро отступила ещё на несколько шагов назад и, неловко взмахнув руками, оступилась и упала.       — Лена! — выкрикнул Диаман и бросился к невесте, которая, ударившись затылком об острый угол металлической тумбочки, неподвижно лежала около стены. Нож, ещё при падании выпав из руки женщины, находился неподалёку. Василиса дрожала, покачивалась и еле стояла на ногах, но не замечала этого, уставившись во все глаза на быстро растекающуюся лужу крови. Крови Елены, убийцы Елены… — Лена… — безостановочно шептал Диаман, прижимая бездыханное тело невесты к себе, пачкая костюм кровью.       Захарра стояла совсем рядом. По её давно опухшим щекам текли слёзы, которые она даже не успевала вытирать. Телефон в онемевших пальцах дрожал и практически выпадал. Девушка, резко прикрыв глаза, судорожно выдохнула. Её мозг не желал понимать и принимать увиденное. Было странно. Внутри все чувства и эмоции перемешивались, стягивались в комок. Захарра отказывалась верить, что безжалостная убийца Лена, переехавшая на своей машине отца Василисы, может так позорно и глупо умереть, пробив череп об острый угол блядской тумбочки. Всё должно было быть не так, совершенно не так… Василиса внезапно обернулась, взглянула на Захарру абсолютно пустым взглядом и, наклонив голову чуть набок, просто пошла по направлению к входной двери. Шатаясь и явно не держась на ногах, будто зомби, Огнева остановилась около зеркала, висящего в прихожей, и посмотрела на себя.       Захарра неслушающимися пальцами выключила камеру, поняв, что снимать рыдающего над трупом невесты отца и пытающегося привести родителя в чувства Фэша не нужно. Драгоций-младшая вновь посмотрела на внимательно, но как-то безумно разглядывающую своё отражение в зеркале Василису, потопталась на месте, совершенно не понимая, что должна делать. Но вдруг Огнева сама обернулась на подругу, обхватив себя руками за плечи. На губах девушки играла яркая, широкая, неадекватная улыбка. Такая, что бывает у душевнобольных. Глаза блестели и переливались. Взгляд Василисы скользил от скривившейся в приступе жалости Зары до потирающего переносицу Фэша, который, судя по его виду, еле сдерживал бушующие внутри него эмоции. Захарра шумно сглотнула и уже сделала шаг по направлению к Лисе, как та внезапно запрокинула голову, взглянув на идеально белый поток, и свалилась на пол без чувств.

***

      Василиса плохо помнила, что вообще творилось после… Кажется, она слышала вой сирены «Скорой помощи». Или это была полиция? Или всё вместе? Она не помнила, как Фэш, пошатываясь, пытался спокойно давать показания что-то записывающему в свой блокнот полицейскому, но всё равно срывался и кричал. Как Захарра, сжавшись в углу бесполезным комочком, громко выла, больше не сдерживая всего того, что терзало её внутри. Рыдала и завывала, размазывая горькие слёзы по покрасневшим щекам, хлюпая носом и через раз дыша. Диаман молча стоял около каталки, на которой лежало бездыханное тело Елены, и иногда переводил взгляды, полные ненависти, на собственного сына. Вокруг творилось что-то страшное и странное. Сознание Василисы мелькало, словно звезда в небе. Всего мгновение — и девушка видела сжавшего кулаки до побеления костяшек Фэша. Мгновение — и не видела совершенно ничего. Ещё мгновение — уже смотрела на Захарру, выбравшуюся из своего угла и протягивающую полицейскому свой телефон…       Как потом оказалось, следствие шло несколько дней, а Василиса всё никак окончательно не приходила в себя. Фэша и Захарру с их записью разговора с погибшей Еленой Мортиновой не отпускали. Запись пересматривали все, кто только мог, что-то писали, что-то комментировали. Фэшиар стойко пересказывал по десятку раз одно и то же: историю убийства четы Огневых сначала со своей стороны, а потом со стороны так и не очнувшейся Василисы. Иногда следователи, вызывающие у обоих Драгоциев неоднозначные эмоции, задавали вопросы ещё и Захарре. Она рассказывала всё со своей стороны, но суть рассказанного от этого не менялась. Истории разведённых по разным комнатам Фэша и Зары ничем одна от другой не отличались, лишь восприятием действительности и отношением ко всему происходящему. Всё же… брат и сестра Драгоции хоть и были номинально родственниками, всё равно являлись совершенно разными людьми.       И неожиданно всё закончилось. Василиса пришла в себя, не сразу смогла понять, где она и что вообще произошло, но повторив интересующимся людям обе истории, касающиеся Елены, лишь в очередной раз подтвердила слова Драгоциев. И дело смерти Лены закрыли. Елена Мортинова, угрожавшая Василисе Огневой ножом в доме Драгоциев, самостоятельно, что отлично было видно на видео Захарры, поскользнулась и получила черепно-мозговую травму, несовместимую с жизнью. Ни Василиса, ни Драгоции ничего не могли и не смогли бы сделать. Она умерла почти что мгновенно. Практически так, практически слово в слово было написано в какой-то бумажке, которую дали Василисе, чтобы она подписала. Огневой недавно, пока она лежала, подключённая к аппаратам и без сознания, исполнилось восемнадцать, поэтому она уже имела все юридические права взрослого человека. И могла наконец-то отдать в какой-нибудь детский дом все те деньги, что завещал ей когда-то Лёшка Рознев. Четыре года назад это сделать не удалось, потому что даже Нерейва, как опекун, по закону не могла распоряжаться тем, что завещано именно Василисе, четырнадцатилетней в то время Василисе. Поэтому идею о благотворительности пришлось отложить до полного взросления Лисы…       Но сейчас мир вокруг Василисы был полон крови, пересказов смерти Елены, фактов, криков и вопросов. Огнева не могла этого слушать… Больше не могла. Уже не могла. Но вокруг все только об этом и твердили. В палату к девушке постоянно приходили какие-то люди, задавали совершенно одинаковые вопросы, и ей приходилось отвечать, потому что нужно было. Лишь однажды сквозь ворох врачей, людей, полицейских и медсестёр к Лисе смогла прорваться бледная, как сама Смерть, и будто постаревшая за месяц сразу на добрый десяток лет Нерейва. Старушка постоянно сжимала руки Василисы в своих холодных пальцах, обнимала внучку и горько плакала, хотя Василиса за всю свою жизнь ни разу не видела, чтобы бабушка вообще грустила или печалилась. Это был будто удар по голове. А потом воздух… свежий, такой холодный. И все ощущения, воспоминания и чувства будто в калейдоскопе. Переливались, прыгали и противоречили друг другу. Пугали Огневу, доводили до отчаяния… До отчаянного желания выпутаться из всех этих историй, отмыться от крови, которой, по сути, и не было на руках Василисы. Забыться… А лучше — утопиться, чтобы убрать тяжесть, боль, чувство вины, камнем повисшие на душе девушки.       Василиса понимала, что многого в этом чёртовом деле об убийствах не понимает, что она помнит мало, додумывает того, чего на самом деле нет, много, но ничего не могла с собой поделать, потому что по-настоящему копаться во всём этом дерьме ей не хотелось. Больше не хотелось. Игра в детективов, отважно ищущих кровожадных убийц, принесла Лисе лишь сплошную боль, смертельную усталость и желание побыстрее повеситься на ближайшей берёзе. Но Огнева держалась хотя бы потому, что однажды ей прямо в палату позвонили на телефон, что находился там, и издевательски-взволнованным голосом заразы Фэша ехидно сообщили, что сразу после выписки она, Лиса, получит от него пинка под зад. Василиса запомнила это своеобразное обещание от Фэшиара и сейчас, сидя в небольшом кафе на углу улицы, ждала Драгоция, который безбожно опаздывал на их встречу.       Зазвонил телефон. Василиса оторвала глаза от изучения меню и, покопавшись в своей сумке, взглянула на дисплей. «Несносная сволочь Драгоций» значилось там. И Огневой внезапно подумалось, что неплохо было бы изменить эту странную, даже нелепую в каком-то смысле обзываловку на что-то более адекватное, на просто «Фэш» например. Но девушка лишь хмыкнула и, приняв вызов, поднесла телефон к уху.       — Ты можешь меня побить, когда я приду, — великодушно разрешил Фэш, через слово вдыхая и выдыхая. Явно запыхался от быстрого бега или шага. — Но у меня были причины для опоздания — я думал. Только не надо ехидно спрашивать, что именно я надумал, — раздражённо добавил он так, будто бы стоял напротив Василисы, а она действительно могла ему нечто подобное сказать. — Так вот, я думал о многом, что произошло в нашей жизни. Именно в нашей. Не раздельно в твоей, потом в моей, а в нашей, — бормотал он не очень громко, так как ему не хватало воздуха, дыхания.       В трубке на фоне голоса Фэшиара шумел ветер, сигналили машины. Василиса, что неудивительно, молчала и улыбалась. Аккуратно, но совершенно искренне, не криво и издевательски. По-настоящему.       — Так вот, я… Я, кстати, тебя вижу, — внезапно очень довольным тоном сообщил Драгоций. — Сидишь в стрёмной розовой кофточке у окна и смотришь в потолок, — глаза Василисы расширились от удивления, ибо Фэш попал в точку, и начали шарить по вечерней улице за стеклом кафе, силясь найти собеседника. И нашли — Фэш быстрым шагом подходил к переходу. Сердце Огневой кольнула маленькая иголочка. — Прости, что мы с тобой такая долбанутая и неадекватная парочка, если, конечно, вообще парочка. Но я вот что хотел сказать… Несмотря на то, какая ты зараза, насколько ты бываешь невыносимой и несносной, я… Василиса, чёрт, я тебя люблю!       Его слова эхом раздались в ушах удивлённо приоткрывшей рот Василисы, быстро и ловко бегающими мыслями разнеслись по всей голове, всколыхнув сознание, расковыряв его вилкой, как пюре. Огнева буквально прилипла к окну, глядя на то, как Фэш тоже, не отрывая от неё странного, нежно-испуганного взгляда, переходит дорогу и спешит к кафе. И Лиса не выдержала — быстро схватила куртку, накинула её на плечи и выскочила из ставшей никому не нужной кафешки. Побежала навстречу Фэшиару, потому что тоже… тоже… какой бы сволочью или заразой он ни был, она его… она его…       В вечернем сумраке блеснули фары. Желтовато-оранжевые. Захарра, напевая себя под нос песенку, резко свернула направо и, не успев затормозить, шумно врезалась в какого-то дурного парня, не глядя на машины переходящего дорогу в неправильном месте. Девушка раздражённо поморщилась и только через минуту поняла, что сбитый не шевелится, не поднимается с мокрого асфальта и не матерится на неумелого водителя в лице Зары. Вообще. Она, еле сдерживая внутреннюю истерику, выбралась из машины, громко хлопнув дверью. Сделала шаг.       В голубых, но по-странному застывших глазах её брата, обращённых к синеве быстро темнеющего неба, отражался свет ярко горящих фар. Захарра медленно опустилась на корточки рядом с ним, не веря в реальность происходящего, и аккуратно, боясь, дотронулась пальцами до груди Фэша, проведя ими до шеи и по подбородку. Потеряв равновесие, девушка запрокинула голову и упала на колени. Она посмотрела в высоту неба, в космос, который так любил временами разглядывать Фэшиар, часто замирающий на месте без особых на то причин и смотрящий в необъяснимую пустоту. Из горла судорожно дышащей Захарры рвался наружу дикий крик, но её опередили… Позади сидящей прямо в грязной жиже дорожного асфальта Зары послышался надрывный, страшно хриплый и полный отчаяния голос, принадлежащий немой Василисе:       — Фэш…