Нежелание менять

Джонхан не раз задавался вопросом, зачем ему всё это нужно. И даже пытался найти ответ. Честно. Вообще-то он давно знает причину, но признаться даже себе страшно, тем более произнести вслух, поэтому всё ходит вокруг да около. А если он примет это, что произойдет? Предугадать, конечно, нельзя, но понять, что лучше не станет, он в состоянии. Ему и сейчас неплохо. Нет сил что-либо менять. В конце концов, не он же виноват. Просто поддался течению - и это не оправдание. Джонхан тяжело выдохнул, поежившись от холода, и скучающе оглянулся по сторонам. Ничего необычного: вечерняя прохлада, снующие туда-сюда люди, по лицам которых скользит свет неоновых вывесок и фонарей у дороги, мелькающие всюду автомобили, далекий свист шин, глухо слышно клубную музыку за углом, откуда он и поспешил выйти минут пятнадцать назад. Не то чтобы ему надоела атмосфера в душном помещении, хотя отчасти так и было, но решающим фактором было неожиданное (врёт, вполне ожидаемое) сообщение. Повинуясь приказному тону, которым Джонхан и прочитал короткую фразу, он попрощался с друзьями и был рад вдохнуть свежего уличного воздуха. Только вот он пожалел, что вышел в одной футболке: поначалу легкий ветерок, пробравшись под одежду, прошелся по позвоночнику и ребрам, а затем вовсе отказался уходить, холодя кожу. Джонхан мелко подрагивал, когда услышал тихий, но четкий голос. - Пойдем,- Сынчоль, даже не взглянув в его сторону, прошел мимо. Вот всегда он так. Быстро вспыхнул огонек зажигалки, и Джонхан буквально почувствовал во рту сигаретный привкус. Сам он редко курит, а Сынчоль этим просто грешит. Стоит записать это в графу минусов. Джонхан решил составить список плюсов и минусов старшего совсем недавно, ему казалось, что это поможет сделать какой-то вывод. Но хотя плюсов на порядок меньше, никакие итоги так и не подводились, потому что так просто всё взять и изменить никто из них не сможет. Джонхан шел на несколько шагов позади, подставляя лицо ветру, чтобы сосредоточиться только на ощущении холода, остудить ещё немного голову и не задумываться о всяких бесполезных сейчас вещах. Людей по близости почти не было: Сынчоль любил пройтись в одиночестве, когда никто и ничто не отвлекает, а потому знал несколько тихих улочек. Он шагал быстро, хотя никуда не спешил, затягивался глубоко до горечи и прислушивался к тихой поступи за спиной. Младший шмыгал носом, но Сынчоль давил в себе желание обернуться, потому что не мог смотреть в эти карие глаза с их теплотой, безрассудным повиновением, неосознанной надежной и странной, никому не нужной благодарностью. Сынчолю не нужной. Ему необходим другой Джонхан – податливый, но не безвольный, тянущийся и принимающий, но не нежный и ожидающий, смиренный, но не бездейственный. У такого Джонхана даже взгляд менялся, становился более чувственным, знойным, желающим. И младший был согласен отдаться хотя бы таким, в тайне желая быть принятым полностью со всеми своими мыслями и чувствами, так, чтобы ощущать себя принадлежащим кому-то без остатка. Именно это желание и отталкивало Сынчоля. На самом деле он давно понял и, возможно, даже принял тот факт, что Джонхан близок ему практически во всём, только вот менять он ничего не собирался. Имеющегося вполне достаточно. Сынчоль обернулся, только когда входная дверь была открыта, а слабый свет с лестничной площадки проник в небольшой коридор его тихой квартирки. Джонхан, недолго думая, прошел внутрь, сразу ощутив, как теплый воздух принимает его в свои объятья, которые он с благодарностью принял. От старшего их ожидать, конечно, не приходилось. Сынчоль был скуп в проявлении стандартных нежностей. Этому Джонхан даже радовался, так как совсем не умел реагировать на подобные вещи, зато научился быстро определять настроения Сынчоля. А потому ничуть не удивился, когда старший коснулся подушечками холодных пальцев позвонков у основания шеи, проникая за ворот легкой широкой футболки, а затем скользнул вверх к волосам, сжал их, потянув на себя, и, отпустив, провел за ухом, щекоча кожу и оставляя за собой мурашки, снова спустился под футболку, но теперь поглаживая плечи и ключицы, и резко сжал горло так, что Джонхан от неожиданности пропустил вдох и подался назад. Тем временем второй рукой старший вытянул заправленную спереди футболку, задрав её, и провел такой же холодной ладонью от края штанов по грудной клетке, вынуждая выгнуться, втягивая живот. Спиной Джонхан чувствовал прижавшегося к нему Сынчоля и вывел руки назад, поглаживая его ягодицы и сжимая округлые бедра. Он редко пытался понять, что происходит в голове старшего, потому что обычно наедине с ним в его собственной голове был хаос, в котором различалось только первобытное желание притянуть ближе. В кромешной темноте Джонхан не мог ничего разглядеть, поэтому закрыл глаза, стараясь сосредоточиться только на собственных ощущениях. Старший то сжимал горло сильнее, то отпускал, давая секунду сделать новый вдох, при этом играясь с уже затвердевшим соском и, оставив влажную дорожку вдоль шеи, прикусил мочку уха. В тишине спящей квартиры Джонхан отчетливо слышал только своё учащенное дыхание, что не помешало ему понять тихий шепот Сынчоля, предлагавшего продолжить в одной из комнат. Перспектива лишиться только появившегося тепла не понравилась младшему, он возмущенно выдохнул. Удивительно, но Сынчоль его понял. Он резко развернул Джонхана к себе лицом и, не заглядывая в глаза, впился в его губы, сразу проникая языком глубже. Губы Сынчоля сухие и потрескавшиеся со вкусом последней затяжки, а язык горячий и влажный, жадный до поцелуев. Казалось, старший каждый раз заново изучает рот любовника, касаясь десен, проходясь по ровному ряду зубов и нёбу, слегка надавив на щёки, сплетая языки и покусывая сладкие мягкие губы Джонхана, который тихо постанывал от удовольствия, ощущая контраст горячего языка и холодных ладоней на теле. Сынчоль, оторвавшись от столь желанных губ, потянул чужую футболку вверх, избавляясь от ненужной ткани и открывая чувствительную кожу младшего под собственные поцелуи. Джонхан, желая еще более близкого контакта, забирается под рубашку Сынчоля, исследуя руками его тело, сжимая его предплечья, царапая ребра, оглаживая кубики пресса, очерчивая линию спины и лопаток. Прикусив кожу на шее, оставив там метку и услышав удовлетворенный подавленный стон Джонхана, старший надавил ему на плечи и сделал шаг вперед, подталкивая его спиной к ближайшей комнате. Младший не сопротивлялся, иногда спотыкаясь, двигаясь интуитивно, на ходу расстегивал рубашку Сынчоля, а когда тот, шагнув чуть шире, коснулся бедром его возбуждения и вернулся к млеющим губам, Джонхан с готовностью ответил на поцелуй, опуская руки на шею старшего и давая ему возможность самостоятельно избавиться от одежды. И когда рубашка уже была оставлена где-то за спиной, Сынчоль развернулся, не отпуская от себя младшего, тем самым меняя их местами, и спиной толкнул дверь собственной спальни, снова сделал поворот и теперь одним толчком отстранил от себя Джонхана. Тот попятился назад и, споткнувшись о край кровати, упал на неё. Глаза обоих уже привыкли к темноте: были различимы силуэты некоторой мебели и предметов. Этого им вполне хватало, а потому Сынчоль не посчитал нужным включить хоть одну лампу. Да и мрак, царивший в комнате, давал возможность, не стыдясь себя и своих действий, быть более открытым как в физическом, так и в эмоциональном плане. Младший, опираясь на локти, следил за движениями Сынчоля, который снял ботинки, откинув их куда-то в сторону, и забрался на кровать. Джонхан потянулся чуть дальше к изголовью, чтобы дать старшему больше пространства, но его движения были прекращены неожиданным рывком. Сынчоль подмял его под себя, нависая сверху и поглаживая ягодицы. Джонхан уже забыл о своей наготе и прохладе воздуха, его мысли сейчас занимали только чужие прикосновения, тяжелое дыхание, влажный язык, ласкающий твердый сосок, и взгляд темных глаз. Сынчоль только сейчас посмотрел прямо на него, сверху вниз и как-то даже мимолетно, но младший зацепился за это. Он ладонями повернул лицо старшего обратно к себе и несколько секунд просто наслаждался двумя маленькими бликами в районе зрачков. Пускай было почти ничего не видно, Джонхан не хотел упускать этот момент, ведь Сынчоль мог в любую секунду убрать чужие руки и отстраниться. Но он не сделал этого: должно быть, темнота его раскрепощала. Сынчоль не хотел признаваться себе в том, что ему нравилось смотреть на младшего, нравилось не только смотреть, но и говорить, слушать, обнимать, чего он практически никогда не делал. Он бы хотел показать, что Джонхан для него не просто хороший любовник, но в тоже время считал, что это лишнее, неоправданное желание, которое только мешало. Младший же не просил ничего, довольствуясь их общими, полными влечения и страсти, ночами, хотя всё чаще ловил себя на мысли, что ему хочется большего. Заставив себя прекратить думать о пустяках, Джонхан спустил ладони к шее старшего, притянул, нежно коснулся его губ, а потом сам же углубил поцелуй, окончательно избавившись от всяких глупых несбыточных желаний, оставив место только предвкушению наслаждения. Сынчоль поглаживал бока младшего и, разрывая поцелуй, невесомым касанием губ к коже спускался к ширинке джинс Джонхана, который, ощущая тесноту, мелко подрагивал и сдавленно простонал, когда старший сжал его уже твердый член поверх плотной ткани. Сынчоль, не в силах сдерживать себя, никогда особо не церемонился, но младшему и не нужны были никакие предварительные ласки, потому что он знал, что его любовник и без этого мог доставить немыслимое удовольствие. Джонхан уже не сдерживал стон, когда старший быстрыми ловкими движениями избавил его от остатков одежды, коснувшись языком влажной головки заметно дернувшегося члена, и снова навис над ним. Младший уже потянулся за новым поцелуем, но Сынчоль лишь выдохнул ему в губы с усмешкой, нащупав тем временем где-то под подушкой тюбик смазки. Джонхан не успел разочарованно откинуться назад, как старший, раздвинув чужие ноги, вошел сразу двумя влажными холодными пальцами в узкую пульсирующую внутри дырочку. Младший напрягся, но теплая ладонь, скользнувшая по его бедру к груди и начавшая ласкать сосок, заставила его расслабиться. Джонхан наслаждался контрастом не только холодных от смазки пальцев внутри и горячей ладони на теле, но и болезненных укусов на внутренней стороне бедра и горячим, будто извиняющимся за причиненный ущерб, языком на месте свежей метки. Когда Сынчоль уже во всю трахал младшего пальцами, вылизывая его шею и максимально близко сокращая расстояние между ними, Джонхан издал громкий, первый полный только наслаждения стон, вцепился руками в подушку за головой, безжалостно сжимая ткань, и выгнулся, приподнимая таз. - Сынчоль, пожалуйста, я больше не могу,- хрипло выдохнул младший, чувствуя болезненное возбуждение. Старший, недолго думая, вынул пальцы, спустив до колен штаны вместе с немного влажными от сочащейся смазки боксерами, раскатал презерватив и вошел резко до основания. Джонхан вздрогнул, но не от боли: Сынчоль подготовил его хорошо, в чем не было никакой проблемы, потому что анус младшего ещё не забыл их последний раз, а потому дискомфорта почти не ощущалось. Да и те неудобства, которые Джонхан мог получить, с лихвой окупались долгожданным ощущением наполненности. Сынчоль входил хлестко, немного отрывисто и как-то по-хамски, но метко и пронзительно. Младший лишился способности издавать полноценные стоны и просто скулил, впиваясь ногтями в ладонь сквозь ткань постельного белья, чуть не разрывая её. Старший сжал его член у основания, не давая кончить раньше времени, а Джонхан просто двигался навстречу ритмичным, несдержанным толчкам. Именно из-за этого яркого, острого наслаждения они и боялись что-либо поменять, ведь то новое, что стояло за этим обоюдным удовольствием, было неизведанно и пугающе. Никто не знал, получится ли у них что-то большее, чем выражение общей страсти, никто и не хотел пробовать говорить или проявлять иные чувства. Сынчоль до боли сжимал чужие ягодицы, вбиваясь в желанное и податливое тело, когда почувствовал себя на грани, дал Джонхану кончить с беззвучным криком на губах, и сам, сделав пару четких движений и ощущая, как тесно стало внутри младшего, излился следом. В этот момент у них и не было нужды в выказывании нежности, любовности и мягкости, потому что сладкая нега, разливающаяся в двух горячих тесно сплетенных телах, избавляла от любой необходимости думать и спрашивать, что будет потом, изменится ли что-то. Когда жар прошёл и Джонхан вновь начал чувствовать прохладу воздуха, то ненастойчиво медленно скинул с себя старшего и, оседлав его бедра, провёл языком влажную дорожку от основания шеи до низа живота, прошелся ещё теплыми пальцами по обмякшему члену и, сняв презерватив и штаны Сынчоля, лизнул головку. Во мраке комнаты снова было слышно тяжелое дыхание двух жаждущих наслаждения людей. Пускай у них никогда не будет тех стабильных теплых любовных отношений, они ни за что не променяют удовлетворенность в постели на милые признания в любви. Им достаточно и этой близости. А взаимны ли чувства, будут выяснять другие люди, другие пары, другие сердца.