Запертый

Судорожно вздохнув, Джон сел в кровати. На улице было еще темно, а с распахнутого окна дул холодный ночной ветер, но бывший военный врач не замечал этого, а, уставившись в одну точку, пытался унять судорожно бьющееся сердце, словно готовое вот-вот вырваться из груди. Джон все еще видел картинку, разбудившую его: широко раскрытые голубые глаза смотрят прямо перед собой, упавшие на лоб пряди слиплись от крови, ее тонкая струйка вытекает из уголка побледневших губ. Каждый раз, когда Джону снился его лучший друг, подушка оказывалась мокрой от слез. Вот и сейчас, пощупав наволочку, он убедился, что ткань влажная. Джон воскресил в памяти только что приснившийся кошмар. Он словно наяву видел вымученную улыбку сыщика №1, слышал его слова: ”Это записка, Джон. Ведь именно так люди и поступают… Они оставляют записки?”. Потом – полет: темный плащ развевается, словно крылья большой птицы… или ангела, Джон не мог решить. И удар. Ватсон и сейчас слышал его глухой звук. И все же Джон любил свои кошмары, ведь только в них он мог видеть, ставшее родным лицо: раскосые проницательные глаза, насмешливую ухмылку, высокие скулы. Здесь эти сны были его единственным утешением. Сколько раз он уже пытался прекратить свое существование, сколько раз приставлял пистолет к виску. Но каждый раз что-то мешало, а теперь он этого сделать не может. Не здесь, где за каждым его шагом следят, а в комнате с зарешеченными окнами установлены видеокамеры. Джон воскресил в памяти тот день. В газетах его называли днем-когда-гений-был-разоблачен, но для Джона он навсегда остался днем-когда-погиб-его-лучший-друг, тем днем. В случившемся Джон винил себя. Как он мог уйти и оставить Шерлока одного? Как мог быть таким наивным? Он ведь знал о привязанности Шерлока к миссис Хадсон, так неужели он мог усомниться, что сыщик защитит ее? Кто, как не Шерлок Холмс был готов почти убить человека, посмевшего зацепить ее хоть пальцем? Как он мог не заподозрить, что должно произойти что-то важное? Впрочем, Шерлок никогда никого не посвящал в свои планы. Джон закрыл глаза, вспоминая все преступления, раскрытые, как ему хотелось думать, с его помощью. Ватсону приятно было осознавать себя единственным человеком, чье невежество не раздражало Шерлока Холмса, а лишь подстегивало к объяснению хода своих мыслей. А теперь его нет. Некому поразить Джона как в первый день их встречи. Тогда Шерлок ошарашил его, описав Ватсону его самого лишь по мелким деталям его внешности, какие кто-то другой и не заметил бы. А потом в их жизни появился Джим Мориарти. Джон никогда не признался бы Шерлоку (да и себе-то удалось с трудом), но он ревновал его к этому стильному ублюдку. Джон и сам не смог бы сказать, что его злило больше: то что “консультирующий преступник” завладел всеми мыслями Шерлока или то, что сыщик позволил этому случиться. Шерлок всегда был невыносимым, но теперь он стал просто одержим человеком, чей гибкий ум мог сравниться только с разумом его самого. Сейчас он был готов жертвовать жизнями, лишь бы победить Мориарти. Для Холмса младшего не существовало ничего святого. Но их игра зашла слишком далеко. Джон всегда понимал, что ничем хорошим это противостояние не закончится, но разве Шерлока было остановить? Запретить что-либо ему было невозможно, а разговор по душам был равносилен разговору со стенкой. Джон вздохнул. Несколько раз после того дня ему казалось, что он видел Шерлока на улице, но каждый раз видение рассеивалось и оставалась только боль обманутого ожидания, несбывшейся надежды на чудо. Ватсон открыл глаза, по его щеке текла слеза. Сначала он писал Шерлоку смски: грустные, гневные, умоляющие… Он знал, что не получит ответа, но никогда не переставал надеяться. А теперь он сломлен. Полгода назад, после очередной попытки лишить себя жизни, его направили сюда. Для его же собственного блага…кажется так сказал Грег. Хм, смешно даже… о каком благе может идти речь? После смерти Шерлока само существование приносило боль. Прошедшие полтора года казались Джону ужасным сном, черной тенью, спустившейся с крыши больницы св. Варфоломея. За это время, Джон разучился чувствовать, ему казалось, что уже ничто не сможет вывести его из оцепенения. Когда состоялась его первая встреча с доктором, Джон был удивлен его настырностью. Тот все задавал вопросы о нем, о Шерлоке, отвечать на которые не просто не хотелось, но какие казались кощунственными здесь. Ни один сеанс не прошел гладко, Джон никак не шел на контакт. Ему не хотелось рассказывать о Шерлоке человеку, который не знал сыщика и был неспособен понять отношение Джона к нему. Хотя сейчас это не важно. Джону не хотелось портить воспоминания мыслями о месте, откуда ему не выбраться. Ватсон вылез из постели и подошел к окну… сегодня уснуть ему уже не удастся. *** Доктор Фишер подошел к столу и тяжело опустился на стул. Ему уже долгое время не давал покоя один пациент, некий Джон Ватсон. Он как-то был связан с тем случаем полтора года назад, когда заголовки всех газет в Лондоне кричали о разоблачении неизвестного Фишеру гениального детектива. Тогда эта новость обсуждалась везде. Но больше информации доктору давать никто не собирался. А ведь суть лечения и заключалась в том, чтоб понять и принять прошлое, так повлиявшее на теперешнее. Гештальт-психологию доктор Фишер считал своим коньком, хотя это случай поставил его в тупик. Пациент совсем не собирался идти навстречу, а ведь ответственность за его выздоровление лежала на Фишере. Хотя бы с оплатой лечения проблем нет: как ветеран войны, Джон Ватсон был на государственном попечении. А сейчас нужно было решить, что делать с ним дальше…Доктор Фишер вздохнул: в любом случае выбора ему не остается.. Он достал журнал и сделал запись напротив фамилии Ватсона - оставить на неопределенный строк. *** Пять месяцев назад. Бип-бип. Смартфон, лежащий на столе в гостиной квартиры на Бейкер Стрит 221Б пикнул и завибрировал. Рабочий, разбирающий шкаф, услышал звук и взял в руку гаджет. В окошечке принятых сообщений была лишь одна непрочитанная смска: Я вернусь. ШХ.