Реквием.

      Боль. Тоска. Ломка. Она курит, пепел сигарет обжигает ей пальцы, дым дымится в лицо, а она, вся непонятная прохожим, сидит на ступеньках, курит, тоскует. Мало кто знает, что пришлось ей вытерпить, мало кто догадается, что она несчастна, мало кто узнает в ней последнюю любовь Белого адмирала... Анна дрожит. В последнее время озноб часто проходит по телу, зуд забивается под кожу, изнуряет тело, напоминает, нет, даёт понять— она жива. Анна привыкла, что все шарахаются, отступаются от неё, привыкла, что от неё веет запахом перегара и запахом крови, давно поняла, что никто она, никто... На негнущихся, треснутых ногах идёт домой, боится, что упадёт и не встанет, не сможет, да и не захочет. Все в ней исчерпано, перечёркнуто, нет ничего, лишь пустота. Губы у неё обветренны, все красные, провалившиеся глаза смотрят на все вогнуто, касательно. Анна сапно дышит. Слёзы накапливаются в прорези глаз, сбивают с толка, сшибают. Она с остервенением убирает эти слёзы, ладонями, стирает так, что до крови, рычит. Нельзя плакать, нужно держаться, не показывать, что тебе больно. Таков кажется был первый урок Колчака?... Анна перебирает фотографии, читает письма. Она давно замучена воспоминаниями, дожидается, когда коллапс все-таки убьет её. Руки дрожат, а сердце бьётся хрипло, как поломанный механизм часов. Наводит себе кофе. Все содержимое плескается, обливает пальцы кипятком, но она прикусывает щеку, приоткрывает рот, но не взвизгивает. Терпеть боль вот второй урок Колчака. На фотографии — она и Колчак. Весёлые, молодые, счастливые. Она мягко улыбается, бескровными губами целует фотографию, мигает глазами. Глаза смеются, все лицо смеётся. Она ощущает, как меланхолия давит на неё, уныние сносит плотины, но она держится. Уныние— это грех, третий урок Колчака. Звонок. На согнутых ногах, ломкими пальцами Анна открывает дверь, пытается воспроизвести слышимое, но долго стоит в нерешительности понять, принять. — Я решила взять у вас интервью, Анна Васильевна. Вы не против?— голова склоняется набок, чернь в глазах, пытается произнести слово, но воздух набивается в лёгкие., душит им. Слабого кивка достаточно, чтобы привязаться... — Как вы познакомились с Колчаком?— Анна отвечает на все вопросы автономно, надрывно. — Считаете ли вы вашу любовь... Эм... Порочной?— она взвизгнула, вскочила. Треснутым голосом, презирающим шепотом, задохнулась: — Как вы смеете? Как вы смеете так говорить? Наша любовь— это чистое, непорочное явление. Мы предназначены были друг-другу Богом! И не вам судить нашу любовь! — Но... — Убирайтесь вон, никаких, но! Я не потерплю этого! Вон!— женщина попыталась объясниться, но не смогла противостоять напору, вышла. Анна прислонилась к стенке, вздохнула. Гнев породил новое чувство, а новое чувство открыло границы неизведанного... Как это страшно презирать и ненавидеть. Все сжимается в Анне, она опускается на колени, глушит рыдания, мечется. Как же хочется отмучиться, как же хочется проснуться другой, счастливой! Анна решительно сыграла с судьбой в покер и проиграла, проиграла все без остатка, оставив лишь дряхлое сердце, куча воспоминаний и боль, въевшуюся в кожу, как запах крови. Иногда, она хотела закончить все это, прекратить странствия, застрелиться. Но не смогла, револьвер дрогнул в её руках, порох осыпал её лицо, въелся, проклятый... Никогда не отчаиваться, четвёртый урок Колчака. Ночью, постоянно, Анна держит его фотографию, беседует, порицает: — Как же вы могли оставить меня, Александр Васильевич? Почему оставили? Зачем? Не прощу!— откидывала в сторону фотографию, рычала, рыдала, билась в конвульсиях, а затем, успокоившись, брала фотографию, прислоняла к сердцу, пела песню о любви, засыпала... — Александр Васильевич, я не понимаю вас, — произносит она, оборачивает к нему голову, смеётся. Александр усмехается, лицом вплотную сталкивается с ней лицом, насмехается. Глаза Анны дрожат, в изломе бровей морщинка, а щеки горят, как пороховая бочка... Колчак смотрит, препарирует, крошит нервы молчанием. Анна слышит биение сердца, гулкое, ощущает на себе его дыхание, отдается полностью, смотрит в глаза, дрожит. — Я очень люблю вас, очень...— произносит он и долго смотрит сквозь Анну, давая ей примириться с этими мыслями, принять важное для них решение. Ни секунды колебания. — Я тоже, — отвечает она и улыбается. Лицо её приятно розовеет, становится похожим на бутон розы, глаза блестят слезами. — Вы не боитесь?...— она отрицательно кивает головой, впивается в его губы, отдаёт сердце ему полностью... Отстраняется, хрипло смеётся. Опускает голову ему на плечо, отвечает: — Не боюсь, Александр Васильевич, я давно не принадлежу себе, вся ваша без остатка. Можете отпихнуть меня, начать презирать, но я люблю вас. Люблю! — И я, и я, милая Анна Васильевна! — отвечает она и снова целует её. Много уроков она усвоила, но самый главный— любовь прибывает с людьми всегда, и в минуту отчаяния, и тоски, и уныния. Она в наших сердцах...