Джульетта

Недзуми слегка улыбается, накрываясь одеялом до талии. Ему так и хочется усмехнуться ещё шире, но он не может позволить этого себе, стараясь улечься как можно более естественно. Шаги за дверью всё приближаются, и он закрывает глаза. Рука плавно опускается вниз, голова оказывается откинута на подушку так, что шея вытягивается, ладонь свисает с кровати. Брюнет замирает, через силу скрывая улыбку и размеренно дыша. Он и сам не знает, почему вдруг так захотелось разыграть Сиона. Зачем решил притвориться спящим, почему выбрал именно такую позу. Хотя нет, с позой, как раз, всё понятно. Недзуми представляет, как Сион сглатывает, как останавливается в паре шагов, не в силах сдержать дрожь в пальцах, как он хочет коснуться, но боится разбудить, как манит его тонкая вена на шее, как он подрагивает, набираясь решимости… Это было слишком интересно. Шаги затихают, и в двери начинают ковыряться ключом. Юноша ждёт, практически не дыша. Сион останавливается на пороге. Он смотрит, наклонив голову. Изучает. Он улыбается, не в силах оторвать глаз от тонкой шеи и прекрасных белоснежных пальцев, так красиво падающих вниз, словно замерших в полёте. Юноша прикрывает дверь и подходит ближе, тихо опускаясь на колени. Недзуми старается не вздрагивать. Сион усмехается про себя и легко касается чужой ладони. Он слишком хорошо знает, как выглядит Недзуми, когда спит. Как он дышит, как реагирует. Он хочет подыграть брюнету и закрывает глаза, вспоминая строки. Склоняется ниже, касаясь губами бледного запястья. - Пред смертью на иных находит смех. Свидетели зовут веселье это Прощальными зарницами. Теперь Проверю я, зарницы ль эти вспышки. Любовь моя! Жена моя! Конец, Хоть высосал, как мед, твое дыханье, Не справился с твоею красотой. Тебя не победили: знамя жизни Горит в губах твоих и на щеках, И смерти бледный стяг еще не поднят. Гамлет подбегает как раз вовремя для того, чтобы Сион, заметивший его краешком глаза, мягко развернулся, так и не выпустив из ладони тонких пальцев. Он улыбается. Глаза его горят. - И ты тут в красном саване, Тибальт? Какую радость я тебе доставлю! Смотри: сразившею тебя рукой Сейчас сражу я твоего убийцу. Юноша глядит на Недзуми с восхищением. Он слишком красив, слишком притягателен, слишком… Прекрасен. - Прости меня! Джульетта, для чего Ты так прекрасна? Я могу подумать, Что ангел смерти взял тебя живьем И взаперти любовницею держит. Под страхом этой мысли остаюсь И никогда из этой тьмы не выйду. Любуйтесь ей в последний раз, глаза! В последний раз ее обвейте, руки! И губы, вы, преддверия души, Запечатлейте долгим поцелуем Бессрочный договор с небытием. Сион не может сдержаться и выпрямляется, стоя на коленях. Он проводит пальцами по щеке брюнета настолько нежно, что того бросает в дрожь. Склоняется, касаясь губами чужих, и замирает так. Недзуми уже кажется, что он не собирается отстраняться. Слова эти Сион произносит с выражением крайне далёким от идеала, неумело, но так проникновенно и старательно, что даже у Крыса, заслуженного актёра Западного района, на глаза вот-вот навернутся слёзы. Альбинос, всё же, отстраняется. Он продолжает говорить, и у Недзуми от этого перехватывает дыхание окончательно. Грудь сжимает болью. - Сюда, сюда, угрюмый перевозчик! Пора разбить потрепанный паром С разбега о береговые скалы. Пью за тебя, любовь! Секунда – и Недзуми всё же крупно вздрагивает, слыша глухой удар. Он не может сдержать себя и открывает глаза, тревожно глядя на тело у изголовья кровати. Становится страшно. Он забывает слова. Впервые. Затем вспоминает интонации. Воображение услужливо подкидывает картину, как Сион зачитывается Шекспиром и начинает заучивать наизусть слова Ромео, затем дожидается удобного случая… Становится слегка забавно, и Недзуми перестаёт бить дрожь. Он вспоминает слова. - О монах, Где мой супруг? Я сознаю отлично, Где быть должна. Я там и нахожусь. Где ж мой Ромео?* На этом месте брюнета всё-таки пробирает смех. Красиво и драматично умереть у него не получается, и он плавно оседает на пол рядом с юношей, легко обнимая его за плечи. - Дурень? Всё-таки, он всегда умеет удивить. Он всегда поступает совершенно внезапно. Сион открывает глаза и проводит пальцами по голове Недзуми, улыбаясь. Он надеется, что маленькое представление доставило парню радость.

***

Ночью Недзуми проваливается в воспоминания. Он этого не хочет. Всё, как и всегда, получается совершенно внезапно и без его желания. Он вспоминает, как Сион нависает над ним, раненым, почти потерявшим сознание.Картинка всплывает в голове слишком отчётливо. Ночь. Несколько грабителей. Наконец выданная зарплата. Хотелось лишь прийти домой и упасть. Нужно было достать что-то съедобное на рынке. Грабители. Банда из пяти человек. Повезло, что остался жив. Сион оказывается рядом достаточно споро** для того, чтобы Недзуми, в самом деле, не погиб. Ничего не говорит, только оглядывает расширенными от страха глазами. Затем поднимает на руки. Так аккуратно и нежно, что в любой другой ситуации Крыс бы, наверно, растаял. Сейчас он ничего не говорит, даже не улыбается. Только шипит и, наконец, теряет сознание. Он приходит в себя только через несколько часов. Уже дома. Собачница рядом. Сион сидит в изголовье и так сильно сжимает кровавые пальцы, что первая мысль, которая приходит Недзуми в голову – разжать его ладони, не то Чудик сломает руки самому себе. Потом он начинает осознавать. Сион не сразу замечает, что Крыс открыл глаза. Он приходит в себя, потому что собака Инукаси поднимает лай. И первым делом смотрит на брюнета. И сползает рядом, утыкаясь лбом в его руку. - Я боялся, что ты не очнёшься, - тихо-тихо говорит он, и Недзуми кажется, что он не должен был это слышать. Сион принёс его. Сион зашил рану. Сион просидел здесь всё это время, дожидаясь, пока он придёт в себя. Сион вышел ночью на улицу, когда понял, что Недзуми нет слишком долго. Отправился искать. - Я же велел тебе сидеть дома после девяти часов… - сипло проговаривает брюнет, на которого только сейчас начинает находить страх. Чудик накрывает его рот тыльной стороной ладони – не такой кровавой, и опять утыкается лбом в его руку. Дальше Недзуми не составляет труда понять, что он услышит следующим. Одно из трёх: Я люблю тебя. Я чувствовал, что с тобой что-то не так. Ты идиот. Сион оправдывает все ожидания. Он говорит всё это в обратной последовательности. И целует. Вернее – так кажется, скорее всего, самому Сиону. Для Крыса это лишь прикосновение губ к губам. Но ради Чудика он готов признать это за поцелуй. В первый раз. Когда мысли, наконец, покидают голову Недзуми, начинает брезжить рассвет. Он вспоминает, что легли они сегодня очень поздно, и улыбается, касаясь ледяными пальцами синяка на шее. Сион давно отдал за него жизнь. Давно погиб на том кладбище.*** Давно уже стал его личным Ромео. Чудным, странным, сумасшедшим. Очень мягким и романтичным. Храбрым и решительным. Крыс поворачивает к нему голову и вздыхает, прикрывая глаза. Он лежит рядом. Он никуда не делся. - Я люблю тебя, –тихо-тихо шепчет Недзуми, – Мой Ромео.

***

Ладони Сиона проходятся по бёдрам, и Недзуми гнётся навстречу. С губ срывается стон, он вскидывает руки, обнимая юношу за шею, и резко выдыхает ещё раз. Сион доволен. Он входит резко, одним толчком, смотрит на родное лицо, вглядывается в его глаза. Он почти улыбается. Ему нравится видеть, как Недзуми гнётся, как смотрит в этот момент. И Недзуми даёт ему всё это. Каждый вздох, каждое движение, каждый стон. Сион властен сегодня. Сиону хочется чувствовать, что Крыс полностью отдался ему. Юноша сжимает чужие запястья и резковато прижимает их к простыне. Выходит, заставляя брюнета перевернуться, подтягивает за бёдра к себе, входя вновь. Быстро, резко. Недзуми хорошо, так хорошо, что он успевает лишь тихо застонать и прошептать что-то, не уловив смысл собственных слов. Он знает, как же сводит Сиона с ума таким своим видом. - А если бы ты… был Джульеттой, Недзуми? – тихо спрашивает Сион и тут же двигается ещё глубже, заставляя парня под собой вскинуться, закусить губу. Крыс не знает, что надо ответить на это. Но знает, что от него ждут реакции. Ждут слов. Он сжимает пальцы и закрывает глаза, утыкаясь лбом в подушку. Всё, что ему хочется сейчас, это двигаться быстрее и умолять не прекращать, вбиваться ещё и ещё. Но от него ждут другого. Вопрос немного смешон. Ведь Недзуми и без того всегда играет Джульетту в постановках в театре. Но он, всё же, решается ответить. - Я бы… Погиб. Сион, видимо, этим вполне удовлетворён, потому что дальнейших расспросов пока что не устраивает, вырывая из глотки брюнета ещё один крик.

***

На следующее утро Сион бегает вокруг едва передвигающегося брюнета. Он встревожен, он переживает и сочувствует, но от Недзуми не может скрыться довольная улыбка. Крыс только ухмыляется в ответ и продолжает гонять его по дому в поисках любимой кружки, ароматного чая или ещё одного одеяла. Конечно, на самом деле всё это он может сделать и сам, но Сион слишком трогателен в такие моменты. Когда его Чудик, наконец, ловит минутку, чтобы присесть рядом и провести пальцами по голове брюнета, тот улыбается и слегка щурится. А Сион глубоко вздыхает и прикладывает голову к груди юноши. - Побудь немного моей Джульеттой, пожалуйста, - тихо говорит он, – Я хочу умереть ради тебя. И Недзуми покорно закрывает глаза, проводя пальцами по спутанным ещё с ночи серебряным волосам. Его Ромео всегда будет самым лучшим. С ним не сравнится ни один актёр. Никто. * Уильям Шекспир "Ромео и Джульетта". Перевод Бориса Пастернака. ** Быстро, скоро, резво. *** Имеется в виду смерть Ромео на кладбище в семейном склепе Капулетти.