Ставки сделаны!? Ставок больше нет?!

      Попрощавшись со всеми гостями дома, Савады ещё немного повозились с детьми, требующими от школьников сказки и вечных игр, прежде чем смогли наконец плюхнуться в свои кровати и понадеяться, что завтра будет спокойнее, чем вчера. — «И всё же, как бы ни было здесь хорошо, я очень скучаю по родной вселенной, » — глубоко вздохнув, произнесла Цуна, посильнее кутаясь в одеяло. — «Мне правда жаль, что с тобой всё это приключилось, » — с неподдельным сочувствием отозвался Джудайме. — «В этом нет твоей вины, к тому же я верю, что всё образуется. Ладно, спокойной ночи, » — пожелала Десятая, закрывая глаза и поворачиваясь к стене, стараясь уснуть раньше, чем мелкие слезинки сами начнут снова капать на подушку.

***

— Цу-тян, понимаю, тоска по родине, но опять один в школу опаздывать я не хочу, — зевая через каждое слово произнёс шатен, шатающейся походкой непроснувшегося человека забредший в комнату, чтобы разбудить альтер-эго, уже убедившись, что Бьянки ушла завтракать, потому как розововолосая леди входить в свою и шатенки комнату позволяла только детям, Реборну и Нане. — Вста… — из всех имеющихся сил Савада дёрнул одеяло, да так и поперхнулся на полуслове, резко проснувшись, ведь кровать оказалась пустой. — Должно быть уже встала, — на всякий случай не думая о том, что ни разу сегодня не слышал возгласов «Цу-тян!» и самого голоса Десятой, постарался убедить себя Тсуна, взглянув на прикроватный будильничек и в спешке ринулся наверх — собираться. — Тсу, ты Цу-тян не видел? Я её никак поймать не могу, — на секунду отвлекла от шнурования обуви школьника мама, беспокойно оглядывая коридор на возможное наличие в ней Савады-младшей. — Я не видел её, — бросил Джудайме, ринувшись к двери и рысцой отправляясь к школе. — И я не видел, — отозвался Аркобалено, с чашкой кофе едущей по оградам на скейт-Леоне следом за своим учеником. — Её сегодня вообще никто не видел, — произнёс репетитор и, как не банально, но эти слова можно было сравнить лишь с молнией в чистом небе. — То есть это как? — резко затормозил Тсунаёши. — Никто? Может, она просто раньше всех встала и решила пораньше заглянуть куда-нибудь или в школу пошла? — цеплялся за призрачные вероятности шатен, не желая признавать то, до чего его голова уже додумалась. — Быть может и так. Только вот форма её всё ещё висит на стуле, портфель стоит на полу, а самой её и след простыл. Либо она отправилась гулять нагишом, либо решила поиграть в прятки, да так искусно, что, видно, спряталась в родном мире, — не без сарказма заключил киллер, прикончив кофе в чашке. — Хочешь сказать, она снова в другой реальности? — несколько растерянно интересовался Тсуна, не имея сил на ещё хоть один шаг вперёд. — Значит, мы больше с ней не встретимся, да, Реборн? — спрашивал Джудайме, — Раз всё разрешилось, думаю, у неё нет ни единой причины ещё тут показываться, — заключил Аркобалено. — Кстати, в школу ты всё ещё опаздываешь, — заметил киллер, переключив внимание ученика на более важное, не давая каким-то другим мыслям его обуревать.       До звонка Савада всё же в класс вбежать успел, да только сам он не очень уже понимал, зачем гнался так и важно ли ему это сейчас было. Разумней было бы хоть немного поискать Цу в надежде, что та просто куда-то запропастилась в, скажем, вещах Бьянки, и просто не показывается. Верить в её возвращение совсем не хотелось. Конечно, так было правильно, такое бы всё равно случилось и привязываться к альтер-эго из параллельной вселенной — сущая глупость, но как долго придётся себя в этом убеждать, чтобы наконец согласится.       Шатен проходил, как в воду опущенный, до большой перемены, пока в коридоре его не выловили друзья и не притащили на скамейку во внутреннем дворе для допроса с пристрастием. Правда, получив ответы, лучше себя чувствовать подрывник и бейсболист не стали. — Так Десятая просто исчезла? — вопрошал Хаято, не замечая, что до этого был такой же вопрос, и сейчас его поведение сопоставимо лишь с умалишённым болваном, коим никто подрывника не считал. — Ага, — в который раз кивает шатен, тяжко вздыхая, ведь к расстройству добавилась ещё и усталость. — Ни записки? Ни попращавшись? — спрашивал Хаято. — Угу, — согласно выдаёт Савада, облокотившись головой о стену и задирая голову к небу. — Но как же? Не по-людски так сбегать, — заметил Ямамото, подумавший о возвращении Цунаёши на Рюкю, но тем не менее довольно разочарованный. — А может у нас совместное помешательство? — поискал более разумное объяснение экс-наёмник, конечно же, не находя в себе сил убеждаться в такой неправоте. — Но ведь не только мы помним о ней, да и вещи Цу-тян никуда не делись, — заметил Тсунаёши, тут же опровергая предположение заезда одной извилины за другую. — Ну, она из другой реальности, вот и вернулась к себе. Всё закончилось правильно, наверное, — не очень-то и согласным со словами голосом сказал Такеши. — Ага. Да, ты прав, — сухо согласился Савада, и, видя состояние босса, пепельноволосый парень очень тактично предложил Такеши оставить Джудайме наедине с самим собой.       Хаято тогда даже на периферии не вспомнил, что обещался отцу привести «невестку» и что теперь она, вероятно, не явится, как ни проси. Да и до своих ли сейчас проблем ему было? Шатен однозначно чувствовал себя покинутым, лишившись поддержки в лице ретиналь-эго, а то, что дети, привязавшиеся к Десятой, начнут плакать и допытываться, где искать тихую няньку, иногда перед ужином дающая конфеты или с ложечки кормящая, рассказывая какую-нибудь из историй, не подлежало и сомнению. Разве что ответа у взрослых нет, чтобы удовлетворить интерес ребятни.       Цу была второй. Ненужной. Лишней. Посторонней. Чужой. Чуждой. Всё это было так. Но, на душе стало тоскливо, грустно, как после расставания с давним другом. Время шло, как и всегда, но как-то блёкло, будто через старое пыльное стекло. И чёрт бы с ним, если бы эти мысли поглощали только рассеянное внимание Джудайме, слушающего учителя вполуха и не поставившего за занятие ни одной чёрточки в конспекте. Такеши задумчиво чиркал в тетради, явно будучи далёким от уроков, бывшим где-то то ли далеко за горизонтом, а может и за пределами мира вовсе, то ли очень глубоко в собственной душе. Гокудера всё пялился на парту перед собой, как будто пытался что-то там разглядеть, словно шатенки, с которой у них была тихая бумажная переписка на уроках, действительно не хватало. Словно бы ей нужно быть здесь. Как будто она должна быть тут. Но не должна ведь.       Цуна вернулась и наверняка счастлива у себя, там, за чертой этой вселенной, где-то в другом мире. Тогда почему Саваде вдруг стало одиноко без той, что мыслила, как он, думала, как он, жила, как он, чувствовала, как он, что была его копией, разве что в юбке и с двумя хвостиками? Где же хвалёное желание индивидуальности, которым сейчас должен упиваться шатен? А его нет, как нет бесед с действительно сочувствовавшей девушкой, как нет того, кто бы полностью понимал и разделял. Да, по началу Тсуне думалось, что Цуна способна отнять у него чужое внимание, забрать его друзей, увести от него тот свет, что он недавно получил. Но… Нет. Всё это Саваде было не нужно. Чужого девушка не желала, просто, извинялась за доставленные проблемы, была рядом, когда думала, что пригодится, и всё. Ничего не просила, не требовала, не досаждала, просто жила, как жил сам Савада, плывя по течению той, уже не очень спокойной, но всё ещё весёлой жизни. — Эй, травоядное, почему твоя кузина опять прогуливает? — поймав шатена, бродившего с лицом полного отсутствия в реальности, немного, совсем незаметно, озадаченный спросил ГДК. — Вернулась на Рюкю, внезапные планы, — практически безразлично врал Джудайме, ссылаясь на легенду Цунаёши, питая призрачную надежду на её возвращение, стараясь ситуацию не портить. Да и просто так сдать своё альтер-эго не мог, совесть бы загрызла его быстрее самого Кёи. — Как странно. Ладно, травоядное, передай ей, чтобы явилась ко мне по возвращению, — бросил брюнет, возвращаясь в кабинет.       Упоминать о том, что его удивило отсутствие девушки в черте города, а его подчинённые докладывали, верно, правду, Кёя не стал. Какое ему дело? А дело было, но сейчас Хибари скорее сильно озадачивали несостыковки вокруг двоюродной сестры шатена, и как-то подозрительно внезапно и быстро обретший новых знакомых, друзей, подруг, интересных историй и случаев Савада. Чудные дела творились в городке под самым носом ГДК, и это бесило его даже больше, чем нападение на одного из членов его комитета в подворотне.       Кивнув уже уходящему Кёе, Тсунаёши развернулся на месте, и пару раз успел моргнуть, прежде чем почувствовал странное ощущение на лице. В глазах зажгло и холодная полоса прошлась по щеке, оставляя будто ледяной шрам. Это было всё, всё, конец. Что-то из разряда, ты можешь не верить или смирится, отрицать или принять, но факт останется фактом. Неутешительным, колким фактом, на который не способен повлиять даже самый дельный фокусник. — Джудайме, вы совсем плохи, — обеспокоенно произнёс Гокудера, проверив на всякий случай температуру лба шатена и, понаблюдав за не реагирующим на мир вокруг Тсуной, шмыгающего носом и трущим красные глаза, без слов, просто потащил того за руку в медпункт, просить Шамала об одной полезной бумажке, дарующей свободу от уроков.       Сам же доктор ожидаемо удивился, почему сегодня на горизонте не видать Цунаёши, что была чуть ли не самой частой посетительницей медкабинета, вечно приходя то с шишкой, то с царапинами, то с ушибами. Правда, довольно скоро вопросы отпали сами собой, а Шамал снова пошёл на сделку со своими принципами, оправдывая этот поступок посвящением Десятой.       Наверное, шатен так бы и продолжал свои упаднические настроения, если бы на следующий день ему со слезами не позвонила Киоко, путано рассказывая о какой-то трагедии, приключившейся с ей братом, не прекращая рыдать. Рассказ её не нёс никакой смысловой нагрузки, кроме разве что факта госпитализации Рёхея. Дорога до больницы пролетела мимо за спутанными мыслями, лишёнными всякой логической связи, как впрочем и поход до палаты бейсболиста, где успели собраться все. Единственно, что привлекло внимание Савады на короткий миг передышки, так это множество ребят из школы, в частности не безызвестная группа в чёрных пиджаках и огромными помпадурами. На эту странность мыслей у Тсунаёши не хватило.       Сасагава приврал при сестре, мол, боевая травма, с кем не бывает, сейчас отлежаться и всё будет хорошо. Девушка поверила, утирая слёзы и, по настоянию брата, направилась в сторону дома за сменными вещами и рассказать родителям, что всё в порядке. Разумеется, так отделать главу боксёрского клуба не вышло бы даже у ГДК, хотя этот факт оставался спорным, суть заключалась в том, что кому-то крайне выгодно одного за другим выводить из строя сильных ребят. Это подтверждалось ещё и тем, что половина школы сейчас находилась в больнице, проведывая знакомых, так отделанных, что вспоминать будут ещё долго. Немного странным казался факт, что при каждом ученике были остановившиеся часы, но, на взгляд Тсуны это лишь подводило черту под всеми этими расправами, не более.       Случайно подслушав разговор двух рослых парней из комитета Дисциплины, Савада нашёл успокоение в факте того, что Хибари не мог долго ждать, отправившись к неизвестному противнику разбираться в своём стиле, а означать это могло только ближайший конец всех странностей. Всех да не всех. Предстояло разобраться с исчезновением Цу-тян, Леоном, так некстати отбросившим хвост и ставшим неуправляемым, а так же со словами репетитора, без всяких шуток заявившего, что истинная цель нападавших никто иной как сам Джудайме. А вот на пути к такому финалу стояла фигура экс-наёмника, и вот эта вот дрянная новость заставила Тсунаёши выкинуть из головы всё, что не относилось к цели «быстрее противника найти Гокудеру и предупредить». Что же, задачка была хороша да вот исполнение подкачало.       В школе заскучавший в опустевшем классе Хаято не задержался, решив побродить по улицам, где с неожиданным противником завязалась пренеприятная драка, в середину которой и влетел Джудайме, своей долей не шибко довольный. После присоединился Ямамото, надо сказать появившийся более чем эффектно. Правда, после этого, недовольно фыркнув, худощавый парень с чудным штрих-кодом на щеке бросил, что бейсболист не его соперник, разворачиваясь и уходя прочь, явно не ожидая преследования. Савада позволил себе расслабленный вздох, который тут же и застрял в глотке, когда Реборн зачитал письмо от Девятого, гласящее, что шатену необходимо обезвредить эту преступную шайку, а на всё про всё у того двенадцать часов. — Вечер перестаёт быть томным, — усмехнулся Гокудера, сейчас, как никогда страждущий отыграться на парочке наглецов за все сегодняшние происшествия. — Джудайме, позвольте пойти с вами и разделать этого Мукуро под орех! — восторженно попросил пепельноволосый школьник, наплевав на какие-то там царапины и раны.       Масло в огонь подливало, казалось, каждое последующее событие сегодняшнего дня. Ком, начавшийся с внезапного исчезновения Цу, катился и ускорялся, цепляя в своё эфемерное тело нападения на учеников, странное поведение Леона, письмо Девятого, новость об изгнаннике из мафии с подельниками и под конец то, что разгребать всю эту манку вынужден сам наследник Вонголы. Саваду с утра-то мутило, а слёзы подступали к глазам, сейчас же перед глазами скакали пятна, а едва проглоченный завтрак и о-бенто просились обратно. Выворачивало едва ли не наизнанку, буквально, речи идти не могло о том, чтобы сражаться с кем-то, чья кровожадность обернула против него всю мафию! Нет, нет и нет, Тсунаёши с его трусостью и слабостью просто не мог себе позволить идти куда-то, превосходно понимая, что этому Рокудо противопоставить, в сущности своей, не может ничего. Так от чего, взятый под белы рученьки, Десятый Вонгола прямой дорогой следует в Кокуё-Лэнд — старый парк чуть поодаль от Намимори, где однажды был в детстве и где сейчас пребывают противники?! — «Цу-тян, да на кого ж ты меня оставила?!» — взвыл Джудайме, где-то в глубине души понимая, что рассчитывать на ответ не стоит, а это косило похлеще всяких там пуль и ядовитых пирогов.       И, кажется, Савада-младший понял, насколько был прав, когда увидел кровь. Нет, в последнее время вид красной жидкости стал чуть ли не нормой, но совершенно одно, когда раны кровоточат у тебя, и совсем другое, Много чужой и своей крови. Не в первый раз. Судя по всему и далеко не в последний, но… Ямамото пострадал из-за него и это не правильно, несправедливо. В конечном счёте это просто жестоко, полагаться на чью-то дружбу, причиняющую этому самому другу столько хлопот, проблем и боли. Единственное, сейчас Тсуна, пусть был бы и рад всё бросить, забиться в угол своей трусости и вновь начать причитать, так поступить не мог, чужая решимость словно бы придавала ему сил, как будто подталкивала вперёд, нашёптывая «Не отступай!». Было и ещё одно: желание ненадолго забыть, что Цу исчезла, храбро ринуться вперёд, принять этот бой и, вернувшись, гордо рассказать альтер-эго обо всём, похвастать ей этим достижением, получить похвалу и одобрение. Всё это двигало Саваду вперёд, запрещая оглядываться, не позволяя сделать и шагу назад.       Что ж, добраться до главаря оказалось не просто, как в какой-то классической приставочной игре: сначала одолей босса уровня, и только после иди вперёд, только так и никак иначе. Чего только стоила эта странная девица с красным каре и кларнетом. Вот на её симфонический концерт Тсунаёши точно никому бы не советовал брать билеты, но чудачка с весьма необычным именем М.М. проиграла силе «любви» Бьянки, а так же ядовитой готовке последней. Это была странная в понимании парней битва, однако важной была лишь победа, а не мотивы. Птичник, игравший грязно и через шантаж был слаб и упал от одной атаки Хаято, а дьявольской внешности близнецов остановили Ламбо и И-пин, призванные из десятилетнего будущего, а так же Шамал, не дав и приблизиться к их целям.       Всё шло до поразительного хорошо, до тех пор, пока из густых зарослей по обочине не появился Фута, говоривший довольно странные вещи, а, закончив, убежал обратно. Не помня себя, Савада помчался следом, и, хоть остальные и хотели идти за ним, появился новый враг, так же требующий внимания. Шатен долго искал и звал Рангового принца, но вместо него наткнулся на юношу, худого, высокого и какого-то слишком печального вида, скорее даже забитого. Но тот почти сразу же заулыбался, залопотал что-то о том, что они наконец-то спасены и далее. Их далог был странным, в особенности из-за неестественного и резко менявшегося поведения незнакомца, так что Тсуна постарался повежливее и побыстрее вернуться назад, повинуясь трусливым инстинктам и не пытаясь влезть в ещё большие неприятности.       Человек же, объявившейся перед Аркобалено и другими был так же в форме Кокуё, закрывал кепкой лицо, а оружием его был огромный стальной шар с каким-то узором или чем-то на него похожим, перевязанный крепкой цепью. Тот выглядел грозно, но когда снял свой головной убор, стало очевидно почему: ведь то был мужчина, под фотографией когорого чётко было прописано «Рокудо Мукуро».