…Габриэль казалось, что она сходит с ума. Ее любимая подруга, за которой она привыкла чувствовать себя, как за каменной стеной, замахивается мечом на ее крохотную дочурку — ее любовь, ее Надежду — и говорит при этом с дикой важностью лица какие-то пышные, пафосные фразы о зле в обличье ребенка и о том, что зло это должно быть уничтожено… убито. Ее Зена хочет убить ее Надежду! Прижав малютку к себе покрепче, Габриэль пыталась воззвать к здравому смыслу подруги, но та была глуха к ее словам и упряма, словно скала.
Маленькая Надежда же, похоже, ничего не понимала. Она мило улыбалась, агукала и тянула к ним обеим ручки. Наверное, решила, что тетушка Зена хочет с ней поиграть… Но Зена не играла и не шутила — она была настроена более, чем решительно, и лезвие ее меча угрожало жизни ребенка, рождение которого стоило молодой матери огромных мук, но в то же время принесло много радости. Нужно было что-то делать, нужно было защищать свое дитя! Габри мысленно взмолилась всем богам — добрым и злым — чтобы они помогли ей в этом.
Похоже, эта молитва была услышана, и в комнату влетели странные создания, уже виденные ими однажды в лесу. Они явно не хотели причинять вред Габби. Мало того, они хотели служить ей… или ее не родившемуся ребенку. Но, несмотря на то, что эти существа не желали ей зла, их вид и пренеприятные повадки все равно здорово напугали молодую сказительницу. Ее боевая подруга неплохо угостила их мечом, хоть им от этого особого вреда и не было. Зена, смеясь, сравнила их потом с размалеванными шлюхами, которые умеют летать. Но сейчас было не до смеха… никому.
— Защищайте моего ребенка! — крикнула им Габриэль.
Сейчас вся ее надежда была на этих баньши, которые совсем недавно пугали ее. Две из них тут же с визгом бросились на Зену, а третьей выпала миссия помочь Габби сбежать из этого проклятого замка. Молодая мать вместе с ребенком на руках выбежала вон, защищаемая своей новоявленной телохранительницей. Зена хотела броситься за ними, но две другие баньши не дали ей этого сделать.
— Ты заслуживаешь наказание! — сказала нараспев одна из них своим омерзительным голоском и ударила Зену в живот, другая также атаковала ее.
Но Зена являлась бывалой воительницей, закаленной в битвах, которой доводилось сражаться и с более опасными противниками. Она вернула им все их удары с лихвой, так что ей удалось вывести их из строя. Теперь ей оставалось настигнуть Габби и заставить ее отдать это демоническое отродье. Тогда она убьет его, пока оно еще выглядит, как беспомощный младенец и не обрело большей силы. Да, Габриэль будет страдать, но это нужно для спасения мира и… для того, чтобы Надежда больше не вставала между ними. Любовь Габриэль ей, Зене, не хочется ни с кем делить, даже с ребенком… Ха! Да какой ребенок-то? Это не ребенок, а всего лишь оболочка.
Зену ждало неприятное открытие: Габриэль ускакала на Арго, и ей предстояло идти пешком. Ну что ж, она сильна и неутомима, а о скорости, с которой она передвигается, ходят легенды. С этой мыслью она двинулась в дорогу.
Тем временем, Габри с малюткой на руках и верная им баньши продолжали свой путь. День был солнечным и тихим, и молодая мать находила это странным. Ей казалось, что и природа должна откликнуться на ту бурю, что происходила в ее душе. Сердце юной женщины сейчас плакало, ведь та, что давно стала частью ее самой, хотела лишить жизни ее маленькую дочь. Баньши видела смятение и печаль Габриэль и пыталась пару раз заговорить с ней, чтобы отвлечь ее от тяжких мыслей, но та отвечала ей как-то нехотя. Меж тем, малышка устала и проголодалась. Она начала жалобно плакать.
Это расстроило Габриэль еще сильнее, и она стала качать ребенка, целуя и приговаривая:
— Не бойся, я не отдам тебя ей. Ты, наверное, устала? Я знаю, маленькая. Но знаю и то, что Зена никогда не устает…
Но все же нужно было остановиться, чтобы хоть немного передохнуть, а заодно покормить и перепеленать малышку. С помощью баньши Габриэль нашла для них безопасное место.
— Мы здесь ненадолго. Нам нельзя надолго останавливаться, ведь Зена быстро найдет нас… — ласково и чуть грустно сказала Габриэль Надежде.
А сама Надежда продолжала стремительно расти, что несвойственно обычному ребенку. Но Габриэль все равно хотелось верить, что она родила человеческое дитя, а не демоницу в людском обличье.
— Кто ты? Кто? — иной раз с тревогой шептала она, всматриваясь в милое личико доченьки, но та только улыбалась ей и смотрела на нее своими синенькими глазками.
— Она — дочь великого бога тьмы Дахока, — торжественно произнесла баньши.
— Она — моя дочь! — тут же оборвала ее Габриэль.
Наконец, она взяла Надежду, и они вновь отправились в путь.
А Зена не прекращала поиски Габриэль и Надежды, веря что ее единственная подруга жива и с ней ничего не случилось. Она любила Габриэль больше всех на свете… любила так, как не любила никого из мужчин или женщин, встречавшихся на ее жизненном пути.
«Где бы ты ни была, я найду тебя…» — с надеждой думала Зена.
Думала она и о том, как вонзит меч в маленькое тельце Надежды…
Габриэль же думала сейчас о том, как от нее укрыться и защитить свою дочь. Происходящее казалось ей таким нелепым и даже нереальным… Она не могла поверить в то, что должна бежать и скрываться от Зены, которая после смерти Пердикаса стала главным человеком в ее жизни! Пердикас… Габриэль тяжко вздохнула, вспомнив о своем безвременно погибшем возлюбленном. Он прошел перед ней траурной тенью, и Габри снова увидела их свадьбу — самый счастливый день в ее жизни, как казалось ей тогда. День, когда она стала женой, чтобы сразу же превратиться во вдову…
«Пердикас, о Пердикас! — мысленно обращалась к своему убитому мужу Габриэль. — Если бы ты был жив, все было бы иначе, и мы были бы теперь вместе и растили дочь… НАШУ дочь, ведь ты мог бы быть отцом Надежды…»
…Зена продолжала свою погоню и ей казалось, что она уже напала на след беглянки, когда из-за зарослей кустарника, мимо которых она шла, театрально появился… Юлий Цезарь собственной персоной! Был он, естественно, не один, а с небольшим отрядом воинов. Но Зена видела лишь его. Ее ненависть к этому человеку — ненависть, смешанная с сильной любовной страстью, была так же сильна, как и нежная привязанность к Габриэль.
В голубых глазах Зены вспыхнула молния.
— Цезарь… — выдохнула она. — Я думала, мы заставили тебя убраться из Британии навсегда, но ты здесь, мерзавец!
— Ты знаешь, что я умею удивлять, Зена, — отвечал он со столь знакомой ей омерзительной усмешкой. — Аве, дорогая.
Зена, оскалившись, что-то прошипела в ответ и взялась за рукоятку меча. Это движение не ускользнуло от легионеров, еще до этого отметивших то, каким тоном эта дерзкая женщина говорила с их полководцем. Они хотели было схватить ее, но в последний момент Цезарь остановил их.
— Стойте! — крикнул он. — Я хочу сразиться с этой женщиной один на один.
Воинов изумил этот приказ командира, но они все же повиновались ему. Сама Зена была несказанно удивлена… удивлена и обрадована. Как ни велико было ее желание расправиться с отродьем Дахока, желание сойтись с Цезарем в поединке было сильней. Если речь шла о нем, она переставала себе принадлежать…
Оба заклятых врага одновременно обнажили свои мечи, и те вскоре молниями засверкали в их руках. Противники кружили друг подле друга, словно в каком-то диком танце, и остервенело наносили друг другу удары. Было видно, что один из них рискует расстаться в этой странной дуэли с жизнью. Об этом догадывались и римские воины, которых начинал пугать исход поединка, и сами противники. Но бой продолжался…
А мать, ребенок и их необыкновенная защитница упорно двигались вперед. Неожиданно на их пути оказалась река, и Габри, увидев какого-то человека с лодкой, хотела было предложить ему обменять ее на лошадь.
Тут баньши сжала ее руку и сказала ей:
— Не нужно этого делать, госпожа Габриэль. Вам не нужна лодка. У вас же есть я! Я думаю, что вам с Надеждой понравится летать…
Габриэль посмотрела на нее с неожиданной теплотой во взгляде и впервые поинтересовалась, как ее зовут.
— Олуэн, госпожа, — ответила баньши.
— Спасибо тебе, Олуэн, но я все же попрошу этого человека приглядеть за Арго. Она много значит для меня. И еще… не надо называть меня госпожой, — с улыбкой сказала Габри, и баньши вернула ей улыбку.
Габриэль сделала то, что собиралась, а потом они, отойдя так, чтобы мужчина не смог видеть их, вместе взлетели вверх.
— Хорошенько держись, Габриэль! — пропела баньши.
Девушка кивнула и сама крепче прижала к себе Надежду. Той, похоже, безумно нравилось происходящее. Она весело смеялась, разевая ротик, в котором уже начинали резаться зубки.
Какое-то время Олуэн, Габриэль и Надежда парили над рекой и над росшим за нею лесом, как вдруг показалась какая-то высокая, мрачная и темная башня.
Увидев ее, баньши произнесла:
— Это жилище Дахока, Габриэль.
Габри вздрогнула и хотела что-то ответить, но прежде чем она успела это сделать, они опустились на землю.
— Пойдем со мной, Габриэль, — сказала Олуэн. — Ты же сама решила уйти от Зены и выбрала Дахока!
— Я не выбирала его… Я… — пролепетала Габриэль.
Но тут какая-то непреодолимая сила заставила ее подчиниться баньши и идти с ней.
Когда они вошли внутрь этого мрачного здания, навстречу им вышли другие баньши и множество существ, доселе еще не виданных Габриэль. Также здесь были обычные люди. Некоторые из них были одеты в балахоны, какие обычно носят жрецы какого-нибудь культа, а некоторые выглядели, как обычные крестьяне. Были здесь и дети — смеющиеся, веселые. Все они принялись радостно приветствовать Габриэль и ее дочь, кланяясь им и выкрикивая здравицы. Казалось, что они встречают царицу и маленькую царевну. Габриэль чувствовала себя немного неловко, но нельзя было сказать, что происходящее так уж не нравится ей. Внезапно, толпа зашумела, а затем почтительно расступилась, давая дорогу человеку в черном. Золотые волосы, смешливые серые глаза, плутоватое лицо… Иолай! Да, к своему несказанному удивлению, Габриэль увидела именно его.
— Иолай? — изумленно произнесла она.
— Не совсем, моя богиня, — усмехнулся он, и его глаза странно потемнели.
— Ты не он… — дрогнувшим голосом проговорила Габриэль. — Кто же ты?
— Догадайся сама, милая, — ответил этот знакомый незнакомец, и тут его взгляд остановился на маленькой Надежде. Малютка стала тянуть к нему ручки, будто это был кто-то родной.
— Иди ко мне, моя малышка! — сказал он почти ласковым голосом, не сводя глаз с ребенка.
Но Габриэль не собиралась отдавать дочь этому человеку… или не человеку. Не для того она оберегала ее от Зены, чтобы кто-то другой отобрал ее у нее. Но она уже начинала догадываться о том, кто перед ней, и догадка эта отнюдь не радовала ее…
— Ты — Дахок, ведь так? — спросила она напрямик, смело глядя ему в лицо.
— Ты верно угадала, Габриэль, — протянул он.
— Зачем ты украл облик моего друга Иолая? Боишься, что я увижу твое настоящее лицо? — Габриэль и вправду была сейчас смела… настолько смела, насколько может быть смелым мышонок.
Лже-Иолай вздохнул и проговорил:
— Я просто подумал, что тебе будет приятнее увидеть лицо того, кого ты любишь. А насколько я знаю, у тебя что-то было с приятелем Геракла…
На губах Дахока появилась грустная улыбка, и это заставило девушку удивиться. Его поведение было совсем не похоже на то, что она ожидала увидеть.
— Я не любила Иолая, — тихо произнесла она. — Были восхищение и увлеченность, даже влюбленность, но не любовь… Я любила другого, но смерть отняла его у меня…
— Кто же это был? — спросил Дахок и подошел к ней ближе.
— Его звали Пердикас, — отвечала Габриэль. — Он не был ни героем, ни великим воином, но у него было доброе, любящее сердце. Для меня он был лучше всех на свете, другого такого нет…
Дахок нежно коснулся ее руки и заглянул в ее глаза.
— Ты действительно так сильно его любишь?
— Да, — слетело с ее губ, к которым ему сейчас до боли хотелось прильнуть своими.
— Тогда знай, что он жив и тоже любит тебя! — вскричал он и обернулся ее возлюбленным.
— Пердикас! — только и вымолвила Габриэль.
Первым ее порывом было кинуться в объятия любимого, который вернулся к ней с того света, чтобы обнять их с Надеждой и защитить от всего мира. Но потом разум заставил умолкнуть в ней голос сердца и напомнил ей о том, что это лишь иллюзия, созданная этим жуликоватым божком Дахоком.
— Это так… подло и жестоко! — воскликнула она. — Зачем ты теперь украл облик моего Пердикаса и лжешь мне, что ты — это он?
— Я не лжив, Габриэль, — с печальной иронией проговорил Дахок. — Напротив, я правдив, хоть и люблю иногда приукрасить правду блестящей мишурой. Таков уж мой нрав, люблю все, что блестит.
— Ты — не мой Пердикас! — снова закричала Габриэль.
Это встревожило маленькую Надежду, и она расплакалась. А может, происходящее просто расстроило ее. Опомнившись, Габри принялась успокаивать девочку, но та продолжала плакать.
— Дай мне ее, — кротко сказал Пердикас-Дахок.
— Ни за что! — резко бросила ему Габриэль. — Ты никогда не получишь ее!
— Но это и моя дочь тоже! — крикнул он, хватая ее за плечи. — Я люблю вас обеих — тебя и ее. И я и есть тот самый Пердикас, только ставший богом!
Габриэль в изумлении и негодовании уставилась на него. Она решила, что он над ней смеется, хоть его вид и говорил ей об обратном.
— Хочешь свести меня с ума? — дрожащим голосом спросила девушка у двойника Пердикаса.
— Да сам мир давным-давно сошел с ума, и мы все безумны, — проговорил философ Дахок. — Знай, что я говорю правду. Когда Каллисто убила меня, но моя душа еще не успела отлететь, мне безумно захотелось вернуться к жизни и быть с тобой вновь. И тут в меня вошла Великая Тьма. Она и вернула меня к жизни, но в другом качестве — в качестве ее живого воплощения и вместилища.
— Что?!
— Да-да, Габби, Пердикас сейчас рядом с тобой. Это я, хоть и немного другой. Но одно осталось прежним — я все также люблю тебя! Вспомни прикосновения огненных языков на алтаре! Разве они не показались тебе теплыми, нежными и смутно знакомыми… похожими на прикосновения Пердикаса?
Эти слова повергли душу Габриэль в смятение. Прикрыв глаза, она вспоминала ту сцену на алтаре, когда ее обманом заставили пролить кровь, а потом отдали темному богу. Она снова чувствовала огненные ласки и с негой отдавалась им, наконец признавшись самой себе, что они согрели ее душу после пережитого ею кошмара, а еще… подарили ей то наслаждение, которое однажды подарил ей ее Пердикас… Теперь она верила в то, что рядом с ней был именно он. Это радовало и в то же время пугало ее.
Все присутствовавшие при этой сцене с тревогой ждали ее окончания, искренне сопереживая влюбленным, чья любовь оказалась сильнее смерти. Последователям Дахока очень хотелось назвать Габриэль своей любимой госпожой и богиней. Но возлюбленная Пердикаса-Дахока становилась все печальней и мрачней…
— Теперь ты враг, и я не знаю, как мне жить… как дальше жить! — с отчаянием воскликнула Габриэль, с тоской глядя на Пердикаса. — Теперь ты больше не человек, ты — Тьма, Зло!
— Нет, Габриэль! — горячо заговорил он. — Тьма — не Зло! Напротив, она — Праматерь всего сущего. Все, что есть на земле, было рождено из Тьмы. Тьма — это не Зло, ведь именно в ней зарождается как основа Света, так и всего остального. Тьма успокаивает, тогда как Свет может обжечь… особенно, если его слишком много. Вот, как в твоей подруге Зене… Чрезмерная добродетель превращается в порок, и нельзя делить мир лишь на Черное и Белое. А Зена грешит этим.
Эти слова глубоко запали в сердце Габриэль. Она ощущала их правоту, но все же некое предубеждение не оставляло ее.
— Я слышала, что ты хочешь убить олимпийских богов и повергнуть мир в хаос… — произнесла она. — Это правда?
— А ты подумай сама, — сказал ей Пердикас-Дахок. — От кого ты слышала об этом? От Зены, а сама она — от Ареса, являющегося божественным пройдохой и ворюгой, мечтающим украсть трон у своего отца на Олимпе и залезть под юбку твоей подруге здесь, на земле. Он просто узнал о появлении нового бога и испугался, что найдет в нем соперника, вот и все.
— А рыцари Круглого Стола?
Дахок криво усмехнулся и проговорил:
— Ну ты же видела их сама. Это узколобые фанатики — как раз из людей того сорта, что делят мир на черное и белое.
— А… Меридиэн? — с болью произнесла Габриэль, вновь мысленно пережившая сцену своего первого убийства.
Темноволосая девушка, обливающаяся кровью, но умирающая с улыбкой на устах, так и стояла перед ее глазами…
— Всем богам нужны жертвы, — невозмутимо отвечал он ей. — И заметь, олимпийцы куда кровожаднее в этом плане. Меридиэн добровольно принесла себя в жертву, и я не принял бы этой жертвы от нее, не знай, что… она тяжело больна и должна умереть. Только умирала бы она не легкой, быстрой смертью, которую ты ей подарила, а долго и мучительно. Подумай об этом и перестань корить себя.
Габриэль вздохнула и с сомнением покачала головой.
— Я очень хочу тебе верить, но не знаю, могу ли…
— А ты оглянись вокруг, — взмахнул рукой Дахок. — Посмотри на эти счастливые лица! Где ты видела столько счастливых людей? Не является ли это ответом на твои сомнения?
— Ну да, но… — робко начала Габри и не договорила.
— Габриэль, — пылко заговорил ее любимый, — взгляни на меня самого! Это я, твой Пердикас, и я по-прежнему люблю тебя и хочу воссоединиться с тобой и с нашей дочерью! Тогда мы вечно будем вместе! Позволь мне быть с тобой и любить тебя! Позволь растить вместе с тобой нашу общую дочь!
— Позволь ему это, Габриэль! — пропела Олуэн, молчавшая до сих пор.
Малышка Надежда запищала, будто тоже прося мать за отца.
У Габриэль шла кругом голова. Перед ней стоял очень непростой выбор. С одной стороны, жизнь с Зеной — их общие приключения, радости и печали, с другой — осуществление ее давней мечты о возвращении любимого и о создании настоящей, счастливой семьи. Она, Пердикас и их доченька Надежда… разве это было бы не прекрасно? Но тут ей виделся полный укора и грусти взгляд небесно-голубых глаз Зены, и она снова терялась. Как она может оставить любимую подругу? Как может забыть ее после всего, что они пережили вместе? Увы… для Зены Пердикас и Надежда всегда будут злом, без намеков на другое. Она ведь именно из тех людей, о которых говорил Пердикас…
— Каким же будет твой ответ, милая? — говорит ей возлюбленный.
— Каким будет твой ответ, Габриэль? — вторит ему баньши.
Вместо ответа Габриэль порывисто поцеловала Пердикаса в губы. Малютка на ее руках радостно заулыбалась.
***
…Юлий был грациозен, словно дикая кошка, а еще ловок и скор в движениях. Со своим римским мечом-гладиусом он обращался мастерски. Но Зена не уступала ему, а ярость и гнев оскорбленной женщины удваивали ее силы. Она глубоко ранила его в правую ногу и это сделало его уязвимее. Удар, еще удар, и враг очутился на земле. Торжествующая Зена приставила меч к горлу Цезаря, но ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Ну давай, сделай это! — сказал он, с вызовом глядя на любимую врагиню. — Я буду тебе только благодарен.
Зена ошеломленно и недоверчиво уставилась на него. Она не верила своим ушам.
— Ты… ищешь смерти? — протянула она.
— Да, Зена. Всю жизнь я добивался славы и власти над Римом и считай, что добился и того, и другого. Вот только это не принесло мне счастья. Там, на вершине страшно одиноко. Но я не испытал бы этого одиночества, если бы в свое время выбрал тебя и нашу любовь, а не свои честолюбивые мечты. Если бы я не допустил той ошибки в молодости, мы сейчас были бы вместе, любимая.
Зена со смешанными чувствами слушала эту исповедь. Злясь на саму себя, она поняла, что ей хочется верить его словам… поняла, что любовь в ней все же сильнее ненависти.
«Да нет же, нет! — мысленно говорила она себе. — Он блефует, он снова лжет тебе, как когда-то!»
Но его голос звучал так искренне и в нем было столько боли… Зена покачала головой и отвела меч.
— Зря ты это сделала… — проговорил Юлий. — У тебя не будет другой такой возможности. Или, услыхав, что я хочу умереть, ты хочешь заставить меня жить и отомстить мне таким образом? Неплохая месть…
— Цезарь, у меня есть сын Солон, — неожиданно сказала она ему.
— Да, я слышал, что у тебя есть сын от того варвара Бораиса, — с тоской произнес римлянин. — У меня тоже был ребенок… дочь Юлия. Это была моя единственная радость и привязанность, но она умерла… Зена, это так ужасно, когда умирает твой ребенок! Это такая боль!.. Надеюсь, ты никогда не узнаешь подобного, ибо я не пожелал бы этого даже врагу…
— У тебя есть и другой ребенок, Цезарь! Ребенок, который жив и которому нужен отец! — закричала Зена.
Теперь пришел его черед удивляться.
— О чем ты?!
— Солон — твой сын, а не Бораиса! Ты отправил меня на крест носящей под сердцем твоего ребенка, проклятый римский ублюдок!
Из глаз Зены брызнули злые слезы. Юлий же был просто повержен этим открытием. Его сердце болезненно сжалось.
— Прости… — прошептал он. А что он еще мог сказать?
— Не прощаю, но люблю, — сказала Зена. — А теперь идем!
Она протянула ему руку, помогая встать.
***
Время спустя. Габриэль очень счастлива. Теперь у нее есть любовь Пердикаса-Дахока, почитание без раболепства со стороны его адептов и бессмертие, хоть о последнем она никогда и не помышляла. А самое главное, у нее есть дочь Надежда, растущая не по дням, а по часам и радующая их обоих. Словом, она, Габриэль, обрела все, о чем мечтала и должна наслаждаться тихим счастьем. Она и вправду счастлива, но иной раз на ее лицо набегает облачко. Ее охватывает грусть, непонятная ее мужу.
Тогда темная богиня бросает свой взгляд на мир смертных. Там она видит римскую императрицу Зену. Та тоже безумно счастлива, ведь у нее есть прославленный и боготворящий ее муж-император, есть любовь и поддержка подданных, есть и дети, которых теперь уже двое — сын Солон и дочь по имени Ливия. Несмотря на все это, бывает так, что красивое лицо императрицы омрачается, и тогда она предается воспоминаниям о прошлом — прошлом, в котором была она, Габриэль. Она, Зена, начинает размышлять о том, что же сделала не так и чем оттолкнула подругу. Кажется, императрица уже нашла ответ на этот вопрос, но сделанного не воротишь…
