I will never give up on you Я не брошу тебя. Никогда. I see the real you Я знаю, какая ты на самом деле. Even if you don’t Пусть даже ты этого не замечаешь, I do Я вижу, I do Я вижу.
Металлическая тяжелая дверь позади захлопнулась с оглушительным грохотом, мгновенно разлетевшимся по всей площадке этажа. Дребезжание ключей, один щелчок, второй, дерганье ручки напоследок, и Иккинг отошел от двери, бросая всю связку ключей в глубокий карман куртки. Приземлившись на его дно, она издала приглушенный звон. Пролет за пролетом, одна площадка этажа за другой, бодрый ритм шагов по серым бетонным ступеням. Иккинг смотрел вниз, под ноги, на белеющие в полумраке мыски кед. Шнурки, наспех засунутые в ботинок, начали доставлять дискомфорт, а один из них вообще вывалился и теперь тащился следом за ботинком, беззвучно цокая то и дело своим наконечником. На улице было прохладно. Нет, даже холодно. Шатен зябко поежился, застегивая флисовую светло-зеленую куртку, которая до этого была открыта нараспашку. А еще шел дождь. Он неспешно капал с неба, мерно и мелко, как двигалась на циферблате часов секундная стрелка. Иккинг, стоя спиной ко главному входу на расстоянии пары шагов, теперь недоумевал, куда ему пойти. Сегодня он вообще идти никуда не собирался. Совсем никуда. То воскресное утро его единственного выходного дня он собирался провести дома. Просто просидеть целый день дома, попивая чай, уставившись в экран телевизора. Но проснулся он ни свет ни заря с навязчивым чувством, что сегодня случится что-то особенное. То, что перевернет его жизнь с ног на голову, и, желательно, в лучшую сторону, ради разнообразия. Но просыпаясь с этим чувством уже недели три к ряду, Иккинг ставок на тот день вообще не делал. Но все равно шел куда глаза глядят прочь то дома. В городском парке было пусто. Под затянутым дымкой облаков небом, опустившемся так низко, что, казалось, еще немного и упадет, в безмолвии стояли высокие деревья, только изредка шелестя молодыми салатовыми масляно и влажно блестящими листьями. Свежая, сырая от дождя трава, на которой тускло мерцали дождевые капли, влажностью своею пропитала легкую ткань обуви парня. Кеды из ярко-алых превратились в насыщенно-багряные, цвета крови, особо яркие на фоне травы. Дождь немного усилился, превращаясь в морось. Потемневшие от влаги волосы Иккинга выпрямились и прилипли ко лбу, ниспадая на глаза. Иккинг стоял посреди всего этого уныния, смахивая постоянно падающую челку с глаз, чувствуя, как утреннее рвение и решимость, переполнявшая его до самых краев, умирают, а он умирает вместе с ними. Каждый день. И все это, как какой-то глупый ритуал. Как жертвоприношение. Осторожными, от чего-то робкими, неуверенными шагами паренек двигался по тропинке из мелкого гравия вглубь парка. Он уже вымок до последней нитки и продрог до самых костей, а чувство разочарования от еще одного никчемного дня разъедало его изнутри, как какая-нибудь щелочь или кислота. Дня настолько никчемного, что даже номера у него не было. Он был «просто еще один» в бесконечной череде таких дней. Опустив голову, Иккинг дошел до самого края парка, до последней лавочки, спрятанной среди ветвистых, неухоженных кустарников, сросшихся в живую изгородь и скрывавшие собой любого желающего скрыться. Лишь только когда до лавки оставалось не более пяти метров, шатен заметил краем глаза, что там уже кто-то сидит. Кем-то оказалась девушка. В джинсовом пиджачке, накинутом поверх вздрагивающих плеч. Блондинистые, спутанные волосы спадали на ее лицо, спрятанное в бледных, белесых, будто бескровных ладонях. Она постоянно всхлипывала и дрожала. Толи от холода, толи от рыданий. Иккинг не знал, почему она плакала, и спрашивать он тоже не стал. Он сам был на грани того, чтобы разреветься с ней за компанию, потому его жизнь это не жизнь это вообще какое-то недоразумение. Необычайного в этом ничего не было, но сейчас это все будто бы навалилось на него, все и сразу, и он просто… был в отчаянии. Иккинг присел рядом с девушкой на лавочку. Лавка была мокрой, но Иккинг был уже не менее, если не более мокрым за час прогулки, так что он даже не удосужился протереть ее. Девушка, казалось, его не заметила совсем. Парень только искоса глянул на нее, но спустя пару секунд отвернулся. Он хотел было поздороваться, но, едва открыв рот, передумал. Вдруг Иккинга, который уже давно прикусил губу, чтобы не стучать зубами, бросило в жар. Волна тепла окатила его, как если бы он открыл включенную духовку. «Вот черт, простыл, кажется, и температура поднимается,» — подумал Иккинг, приподнимая и прижимая ноги к себе, обхватив колени руками покрепче, и упираясь пятками на последнюю дощечку лавки. — Эй, привет, — решился все же Иккинг, пальцем водя узоры по стеклу, скрывающему циферблат наручных часов на его запястье. Ответом ему послужил короткий всхлип, который был чуть громче остальных. Вот и поздоровались. — Как тебя зовут? — поинтересовался шатен, уложив голову на руки лицом к потенциальной собеседнице. Та в ответ произнесла что-то невнятное, похожее на какой-то случайный набор букв. Но с трудом Иккинг все же сложил все это в единое слово. — Астрид? — уточнил он. Девушка кивнула в ответ. — Астрид, — задумчиво повторил парень, уже не спрашивая. — А я, — шатен с трудом удержался от того, чтобы добавить «хронический неудачник», — я Иккинг. Будем знакомы. Астрид кивнула вновь. Немного увереннее, чем в первый раз. Хоть плачь ее и терял интенсивность, но лицо было по прежнему спрятано. Видя это, Иккинг лишь вздохнул и откинул голову назад, на спинку лавки, угрюмо глядя в небо. — Паршивая погодка, да? — спросил шатен скорее у самого себя, даже не надеясь услышать что-то в ответ. Может быть Астрид и кивнула вновь на его слова, только он этого не видел, потому что не смотрел. Потому что он смотрел в небо. — Вот знаешь же, бывают пассивные курильщики. Не курят, но как будто бы курят. Они дышат дымом других. Тех, кто курит. И сейчас, когда идет дождь, это будто бы небо плачет, а слезы его текут по моим щекам. И я плачу чужими слезами. Как думаешь, меня можно назвать пассивным плаксой? — Иккинг спросил опять непонятно кого, слабо улыбнувшись своим суждениям. Это было глупо, все было глупо, но ему просто хотелось поделиться с Астрид мыслью, внезапно пришедший в голову. «Ну все, точно простыл. Уже от температуры бредить начал. Не ровен час, лихорадить начнет,» — невесело подумал Иккинг, но даже не шелохнулся, чтобы встать и уйти. Ответа не последовало. Стояла только тишина. Всхлипы прекратились. — Я думаю, что да. Впрочем, это неважно. А знаешь, что важно? — спросил Иккинг. Снова. Тишина. Снова. — Вот и я не знаю. Думаешь какое-то время, что нашел что-то важное, по настоящему важное, а оно вдруг в один момент стало неважным. И ненужным. И потом приходится искать что-то новое важное. И так по кругу. Чтобы под конец жизни осознать, что ничего важного не было на самом деле. — А что сейчас важно для тебя? — неожиданно спросила Астрид. Голос ее был слабым и дрожащим, как стебель цветка в ураганный ветер, но все слова прозвучали более или менее четко. Иккинг в изумлении взглянул на нее. Блондинка уже не плакала, а сидела, подперев голову рукой, и смотрела на Иккинга. Глаза Астрид были красными, очень сильно заплаканными. Но все равно, не смотря на всю их красноту, были ярко-голубыми. Небесно голубыми. — Я на самом начальном этапе. Или на самом конечном. — То есть? — Мне ничего не важно. И я в поисках того, что будет для меня важным. Хотя я и не уверен, что хочу это найти, потому что… Просто. Я не знаю. Возможно, я в этом мире уже ничего не знаю наверняка, — Иккинг горько улыбнулся, качая головой и отводя в сторону взгляд. — Я тоже. — Значит мы два потерянных в этом мире человека, — сказал Иккинг, улыбаясь уголками губ. — Да, — ответила Астрид, пытаясь улыбнуться в ответ. Получилось не очень.And I’ll show you the road to follow Я укажу на дорогу, по которой необходимо следовать. I’ll keep you safe 'till tomorrow До завтра ты в безопасности. I’ll pull you away from sorrow Я отгоню от тебя все печали. I see the real you Я знаю, какая ты на самом деле. Even if you don’t, Пусть даже ты этого не замечаешь, I do Я знаю.
— Почему ты плакала? — спросил Иккинг, снова поворачиваясь к девушке и смотря на нее с любопытством. — Это… это все очень сложно и я… Я пока не готова говорить насчет этого… — О, извини. Я не должен был спрашивать. — Не извиняйся, все в порядке. Правда. Иккинг кивнул в ответ и опустил затекшие ноги обратно на землю. Дождь прекратился, но вскоре должен был начаться снова. Потому что погода в тот день, да, была паршивая. — Иккинг, почему ты не идешь домой? Ты же вымок весь. В ответ Иккинг лишь пожал плечами. Он задумался. Когда он думал, он будто бы окунался в свой мир, будто засыпал. Он думал о том, как обернулась сегодняшняя лотерея из дней, прожитых зря, и дней, которые стоили всей жизни. Сегодняшний можно было смело относить ко второй, хотя ничем особым он не был примечателен. Ну, встретил человека, который не прочь с ним поговорить о всякой ерунде, ну, заболел, но ведь ничего такого не случилось. Размышления его были прерваны возобновившимися рыданьями сбоку. Судя по всему, то недолгое время их разговора — это был всего лишь перерыв, как затишье перед бурей. Опять Астрид закрыла лицо руками, но только теперь уже отвернулась. Видимо, не хотела, чтобы Иккинг снова видел, как она плачет. А Иккинг только вздохнул сочувственно и в утешительном жесте парень положил руку на плечо девушке, пытаясь подбодрить. В момент касания его обдало таким жаром, каким не может похвастаться ни одна духовка. Разве что ядерный реактор. А потом бросило в неимоверный холод, градусов в пятьдесят. И все, что было перед его глазами, это яркая вспышка, ослепительно яркая, белая, чуть с синевой, едва заметной. У Иккинга дух захватило, но через секунду все исчезло. Астрид все также плакала, только теперь уже на плече Иккинга. А Иккинг наконец узнал, что такое соулмейт. Даже больше: нашел своего, хотя даже не верил, что так вообще может быть.А зря, потому что в чудеса надо верить.
And it seems like I’ve known you forever Кажется, я знал тебя всегда. I’ll keep you sane for one more night Ты будешь в безопасности еще одну ночь. Need you to know that it’s alright Необходимо, чтобы ты знала: все в порядке. I see the real you Я знаю, какая ты на самом деле. Even if you don’t, I do Пусть даже ты этого не замечаешь, я вижу. If you’re the one to run Если тебе потребуется бежать, To run Бежать, I’ll be the one Я стану тем, The one you run to К кому ты побежишь. You’re not the only lonely one Ведь ты не единственный одинокий человек. I see the real you Я знаю, какая ты на самом деле. Even if you don’t, I do Пусть ты этого не замечаешь — я вижу.