open your throat

Ты любишь его глаза.       Не именно его глаза, технически глазницы, но ты, так или иначе, любишь их. Его магия всегда создает маленькие, прелестные зрачки, которые сверкают, когда он смотрит на тебя.       Да. Ты любишь его глаза.       Ты усаживаешь его на колени и пробираешься пальцами в его рот. Ему, очевидно, неудобно— он ерзает и пытается оттолкнуть твои руки, но ты толкаешь пальцы глубже в горло. Он ненавидит это— его зрачки расширяются, и маленькие, поблескивающие слезы начинают стекать по его щекам— он такой милый, когда плачет.       Он вздрагивает, издает сдавленный хрип и—       Тебе всегда приходится стирать свои вещи после этого.        — Открывай, — ты говоришь.       Ты также любишь цвет его магии — такой великолепный голубой, почти фиолетовый оттенок, окрашивающий его скулы. Он очарователен. Он также ненавидит, когда ты зовешь его очаровательным; но это делает его еще прелестней.       Ты улыбаешься, когда вливаешь воду в маленькую щель между его зубов, и ты, очевидно, сделал это слишком быстро— он пытается вдохнуть, после кашляет и глотает, и ты можешь видеть его— ты хочешь, чтобы это горло обхватило—       Ах, оно вновь опустело.        — Папирус, — болезненно произносит он, его пальцы дрожат, — пожалуйста, прекрати это.       Его голос также действительно прекрасен, но говорит он слишком много.       Ты покидаешь его, чтобы наполнить опустевший стакан и принести еще один дополнительно, ставишь их на свой маленький стол с расставленными крутыми фигурками, а после вновь резко притягиваешь его к себе на колени.       Он начинает плакать— вытирает слезы с щек, на которых виднеются небольшие потертости.       — Теперь, открой, — ты повторяешь, и он отворачивается.       Ты заставляешь его взглянуть обратно на тебя.       — Что я сказал?       А вот и его прекрасный язык.       Он начинает давиться еще до того, как ты подставляешь стакан к его зубами, и в этот раз он выпивает всё за пару больших глотков, и ты действительно любишь представлять, словно он глотает что-то другое.       Ты запускаешь пальцы под его футболку, нажимаешь ими на его живот, гладишь его, когда незамедлительно выливаешь следующий стакан. Давишь на живот, когда вода попадает в его горло. Он кашляет, брыкается и слегка дрожит, он ненавидит это— ты вновь проталкиваешь свои пальцы в его горло.       — Открой-ка.       Приглушенный всхлип посылает волну вибрации по твоим фалангам. Ты пихаешь глубже, и он вновь болезненно отхаркивает воду; он такой прелестный, когда слезы скатываются по его лицу.       Ты гладишь его живот, и он икает и кашляет, утыкается лицом в свои руки— то, что у него еще осталась какая-то гордость, немыслимо, поэтому ты вновь душишь его, и желчь выплескивается на вас обоих.       Он не говорит тебе остановится, потому что наслаждается, верно?       Он также очень громкий.       Ты поглаживаешь его бедра пальцами, и он скулит, двигает тазом, принимая твои прикосновения; ты пробегаешься пальцами по его лобковой кости, и он выгибается.       Ты склоняешься над ним, а он цепляется за тебя, в его глазах виднеется больное обожание. Он любит тебя, ты любишь его, и этого достаточно.       Он мелкий нахальник, потому что он притягивает к себе твое запястье и вбирает в рот пальцы, прижимаясь к ним языком. Его так легко возбудить, что ты прямо сейчас можешь вновь сделать так, чтобы его вырвало, если сильно хочешь, но ты этого не делаешь.       Вместо этого, ты прижимаешь фаланги пальцев к маленькому чувствительному месту в его рту, и он стонет, двигая бедрами под тобой. Такой нетерпеливый.        — Прекрати, — выдыхает он.       Его магия действительно очень холодная. Это вызывает странно правильное ощущение, когда она сталкивается с твоей, горячей магией, и это перестает сводить его с ума и заставляет его извиваться под тобой, особенно когда ты используешь язык.       Но после ты давишь на его наполненный живот, и он скулит, ему так неловко, и ты можешь чувствовать немного выделившейся жидкости, что слегка нарушает твои ожидания.       Он рыдает, издавая слабые, короткие звуки. Ты надавливаешь сильнее.