Нервы

Утро в Сейсеки начинается не с кофе. Двое снова дерутся, покрывают друг друга всевозможными едкими ругательствами и даже не пытаются скрыть свою взаимную неприязнь. В который раз за эту неделю. Они проиграли. С треском, с позором, и теперь каждого сжирает горечь обиды и злости, которую непременно нужно выплеснуть. Не здесь. Не сейчас. Не нужно и без того провоцировать остальных напрасным рукоприкладством. Пыхтя и матерясь, они заваливаются в тесную подсобку, спотыкаются об лавки и почти опрокидывают небольшой шкафчик с инвентарём. Оба действуют быстро и грубо, успевают поругаться и падают прямо на пол, переплетаясь ногами и руками, словно змеи. Кимишита выдыхает от наугад поставленного Ошибой засоса и кусает того в ключицу прямо через футболку. Атсуши очень точный и очень мстительный. Здесь слишком мало места для них двоих, и от этого становится дико неудобно и горячо, настолько, что штаны ужасно больно стягивают пах и волосы прилипают ко лбу, мешаются и щекочут лицо. Ошиба торопливо стаскивает с Кимишиты футболку, проводит пальцами по костлявой спине и зарывается носом в ложбинку на шее, продолжая оглаживать разгорячённое тело. Хочется чувствовать друг друга полностью. Вжаться, насколько это возможно, до боли в рёбрах, до синяков — лишь бы продолжать чувствовать этот нервный зуд в голове, который не позволяет им забывать о поражении. И после они снова будут ненавидеть друг друга, и ещё сотни раз успеют заключить такие же бессмысленные перемирия, чтобы заглушить боль и обострить её в одно и то же время. Так правильно для них обоих. И так сильно, ужасно, абсолютно точно неправильно для других. Запретно и омерзительно. Кимишите плевать. Он захлёбывается холодным воздухом, подчиняется шершавым рукам, извивается, чувствует свой проигрыш каждой клеткой тела и обожает это чувство: быть слабым в это самое мгновение, не оправдывать ни себя, ни слёзы, непроизвольно стекающие по щёкам и перемешивающиеся с потом. Он целиком и полностью разделяет эту печаль с Киичи. И тот замирает всего на несколько секунд. У них один взгляд на двоих: презрительный, сумасшедший и потерянный. Ошиба слизывает пот и слёзы со щеки Кимишиты, осторожно, трепетно; придерживает затылок десятого, обрубая все пути к выходу, не давая отвернуться и убежать от своих проблем. Ошиба принимает всё, абсолютно всё, что ему даёт Кимишита. Печаль, извинения и немую благодарность. Ошиба не умеет быть нежным в такие моменты. И даже не пытается. Это бесполезно, и они оба этого не любят. Оба срываются, пробуя солёную кожу, сдают по тормозам, бесятся. Самообладание Киичи летит в тартарары сразу же, как уха касается хриплый глухой стон. Ошиба опрокидывает Кимишиту на спину, прижимает его руки к холодному кафелю, пробует, смакует, вылизывает живот Атсуши, оставляет мокрую дорожку поцелуев на груди и спускается рукой к его паху. Кимишита больше не сдерживает себя. Он задыхается от распирающих чувств, весь красный и взмокший, с растрёпанными волосами и до ужаса горячий. Но почувствовав холодные пальцы Киичи, стягивающие шорты, на своём бедре, Кимишита рефлекторно закрывает лицо рукой, стыдливо пряча глаза. «Ей-богу, как девица», — на секунду думает одиннадцатый, и непроизвольно утыкается в волосы Кимишиты. Ошиба оттягивает его тонкое запястье, кусает за ухо и продолжает поглаживать стройные ноги десятого. У обоих стоит уже давно, и остановиться они уже точно не смогут. Они дразнят друг друга, нарочно задевая слабые места оппонента, и наслаждаются гортанными стонами, разрезающими прозрачную тишину подсобки. Сейчас для них нет ничего, кроме этого глухого безмолвия, духоты и запахов, смешивающихся в один шум, от которого кружится голова. Атсуши скулит, прижимается к Ошибе, трётся щекой о волосы Киичи и шире раздвигает колени. Одиннадцатый прижимается пахом к заднице Кимишиты, продолжает издевательски ласкать рёбра и лопатки. Ошиба срывает стоны Кимишиты с уголков губ, целует рвано и невпопад, воздуха категорически не хватает, оба парня дышат тяжело, и это только подогревает желание. Киичи срывает с десятого трусы и грубо впивается пальцами в бёдра Атсуши. После этого точно останутся синяки, и Ошиба ещё много раз извинится за это, будет целовать бледную кожу и мягко поглаживать тёмные пятна, но Кимишите всё равно: он пошло подмахивает и втягивает Киичи в очередной поцелуй, горький, с привкусом слёз и запахом дезодоранта, трахает рот одиннадцатого языком и вплетает тонкие кисти в светлые волосы. Ошиба отстраняется, жадно глотает воздух и тянется рукой ко рту Атсуши, накрывает несколькими пальцами алеющие губы и чувствует тепло: горячий язык Кимишиты неаккуратно и очень мокро заскользил по среднему и указательному. В глазах Кимишиты — похоть. Он целует руку Киичи, прижимает её к своей щеке и тянется к шортам Ошибы. Одиннадцатый помогает ему стягивать такой ненужный сейчас предмет одежды и скользит рукой по рёбрам Атсуши, не убирая другую от его рта. Кимишита громко всхлипывает в губы Киичи, когда чувствует в себе сначала один, а потом два пальца, так грубо растягивающих его. Кимишита тугой и горячий, Ошиба еле сдерживается от того, чтобы не завыть от возбуждения и прижимается губами к растрёпанным колючим волосам десятого номера и целует того в висок. Томные выдохи Атсуши дают понять, что он готов к чему-то большему. Ошиба резко входит наполовину, и Кимишита скулит. Он впивается ногтями в плечо Киичи, прижимает его голову к себе, сдерживает вновь нахлынувшие слёзы и пытается глубже насадиться на член. Ошиба начинает двигаться быстро и рвано, заставляя Кимишиту выгибать спину и кусать губы. Атсуши старается не смотреть вниз, он отводит взгляд в сторону, но Ошиба притягивает его лицо к себе, кусает нижнюю губу и оттягивает, засасывает, пробует на вкус. Между ними тянется тонкая ниточка слюны. Такая же хрупкая, как их связь. Она оборвётся вместе с тем, как оба из них покинут эту комнату. И на какое-то мгновение Кимишита отказывается в это верить. Лишь новые и новые толчки возвращают его назад, заставляют забыть обо всём, кроме затуманенного, но пристального взгляда Ошибы, услышать собственные стоны, пошлые шлепки и тяжёлое дыхание Киичи, от которого загривок покрывается мурашками. От накатывающей волны возбуждения, удовольствия и боли темнеет в глазах, между Ошибой и Кимишитой — тонкая грань. Её хочется сломать, хочется глубже, больнее, ещё и ещё, только бы чувствовать этот шум, чувствовать отчаянье на двоих, утонуть в собственных стонах и криках, ощущать чужое тело, сильное и напряжённое, словно струна. Несколько рваных толчков, оргазм накрывает их обоих почти одновременно. Кимишита обмякает в чужих руках, чувствует себя полностью беззащитным и никак не может справиться с дрожью в коленях. Ошиба целует его в макушку и пытается отдышаться. Завтра они снова будут кричать, а может, и вовсе не будут разговаривать, но, в конце концов, в жизни они проиграют ещё не раз, и справляться с нервами им всё же придётся.