***
Как позднее узнал Мира, Канниле, когда он её нашёл, было восемь, но из-за плохого питания и проживания на улице её рост замедлился, поэтому она и выглядела как шестилетний ребёнок. Он со смехом звал её «малявкой» и трепал по волосам, а девочка обиженно надувалась и складывала руки на груди, пряча красный, замёрзший нос в недавно купленный и заботливо завёрнутый вокруг шеи шарф. Мира постарался, чтобы у его маленькой спутницы было всё, что нужно — они вместе прошлись по портным, купили ей гребень для волос, обувь и некоторые предметы личной гигиены, чтобы она не пользовалась его. Каннила первое время очень смущалась, когда ей предлагали мерить ту или иную одежду, но постепенно открылась и сама стала тянуть Миру к тому, что ей понравилось, и он не сопротивлялся. Они не задерживались долго на одном месте, но он не любил объяснять, почему постоянно приходилось переезжать. Зима выдалась на удивление морозной, поэтому, когда они возвращались в таверну, Мире приходилось растирать её маленькие ножки и таскать воду для ванны, чтобы отогреть её всю, затем поить тёплым чаем и кормить, неизменно, горячей и большой порцией рагу. А потом они засыпали на одной большой постели, и девочка, лишь спустя некоторое время пересилив себя, прижималась к его боку и умиротворённо, согретая теплом чужого тела, сопела. Иногда Мира оставлял её дома, и тогда ему приходилось доставать ей парочку книг, чтобы она не скучала. Каннила была непоседливым ребёнком, которому постоянно требовалось что-то делать, поэтому, придя в первый раз обратно в таверну, он застал её за пришиванием одеяла к ковру нитками, выдранными из половины полотенец и заботливо связанных простыми узелками. Девочка, испугавшись его прихода и запутавшись в новом платье, неловко споткнулась и упала прямо на всю это конструкцию, и Мира потом долго со смехом успокаивал её, уверяя, что ничего страшного не случилось. Как-то раз, будучи уже в очередном новом для неё городе, они с Каннилой остановились во вполне приличной на вид таверне. Девочка больше не вздрагивала при их виде и относилась к ним вполне спокойно, иногда даже позволяя себе обедать или завтракать вместе с Мирой в зале, но то, что она их до сих пор не любила, он знал прекрасно. Они почти прошли зал, когда до его слуха донёсся грубый смех и гоготание. Мира прислушался. — Да отвечаю тебе, эта девчонка для него — ручной скот! — Гоготание усилилось и переросло в неприличное икание, разнёсшееся по всему притихшему залу. Мира едва заметно оттеснил Каннилу себе за спину, поворачиваясь к говорившем, которые, не скрываясь, смотрели прямо на них. — Видишь, даже прячет свою дорогую подстилочку, чтобы никто не забрал! Двое громил, которые громко обсуждали это, захохотали, задрав головы к потолку. Девочка за спиной Миры вцепилась в его рукав и уткнулась лбом в руку. Когда один из громил закончил хохотать, слегка похрюкивая, он подмигнул Мире и широко улыбнулся, показывая ряд жёлтых зубов. — Эй, пацан, не поделишься добычей? Обещаю, мы заплатим крупненькую сумму, девчонка-то ниче так. Его хрюканье вновь разнеслось по залу. Мира старался держать себя в руках, смотря на двух уродов, которые с похабными улыбочками пытались разглядеть за его плащом Каннилу, он честно пытался не потерять контроль в людном месте. Но рука сама потянулась к застёжке плаща. — Что, она настолько хороша, что ты не хочешь делиться, малец?.. — загоготал второй, посматривая на хрюкающего соседа. Щелчок. Не получилось. Хрюканье захлебнулось, стоило ударить по челюсти кулаком. Громила закашлялся и часто задышал, завалившись на бок. — Ты что творишь, тварь!? — загрохотал второй и поднялся, демонстрируя всем присутствующим свои мышцы, но Мира лишь ударил двумя ладонями по его вискам, оглушая, затем кулаком нанёс стремительный удар в живот и, когда противник согнулся, довершил череду локтём в основание позвоночника. Два громилы, недавно громко смеющиеся и похабно поглядывающие на Каннилу, задыхались и откашливались на полу. — Ещё раз, — спокойно начал Мира, и воздух вокруг него заледенел, — вы посмеете хоть взгляд в её сторону бросить, я вас убью. Он хотел сплюнуть прямо на одного из них, но, пробежавшись взглядом по залу, чтобы удостовериться, что все усвоили его слова, наткнулся на маленькую фигурку в основании лестницы, которая до сих пор сжимала в пальцах скинутый наспех плащ, и весь запал исчез. Он тяжело вздохнул, и весь зал вздохнул за ним, словно успокаиваясь. Мира поравнялся с девочкой и повёл ей за собой наверх, в комнату. Она ничего не сказала, но и руку не вырвала, и он понадеялся, что она не сильно испугалась его после первого удара. Мире часто говорили, что он похож на дикого зверя, когда вступает в бой. Возможно, так оно и было, потому что зал в таверне замер так, словно увидел дикую стихию, способную смести их с места одним лишь желанием. Только сам Мира этого никогда не видел и не признавал. Когда-то ему важна была лишь сила — и судьба дала её. Но, к сожалению, за слишком большую плату. В комнате он отпустил девочку и сел на кровать. Каннила осталась стоять у двери, точно так же, как он её привёл, и даже голову не подняла. Под тёплым плащом она выглядела ещё меньше, чем была, Мира неловко провёл по волосам рукой и вымученно улыбнулся — скорей сам себе, чем ей. — Эй, малявка, — преувеличенно бодрым тоном начал он, — ну что, в ванну и по порции рагу? Она не отозвалась, и Мира едва не выругался вслух — всё-таки испугалась. Он вздохнул. — Слушай… — сглотнул, — ты это… прости, если напугал. Девочка резко подняла голову, подлетела к нему, и красные волосы пушистым ворохом взметнулись в воздухе. Макушка отозвалась болью. — Твою ж, малявка, ты что творишь? — возмущённо запыхтел Мира, потирая голову, на что получил ещё один удар. — Да больно же! — Ты!.. — Каннила посмотрела на него горящими голубыми глазами и снова замахнулась. — Ты!.. Ты!.. Мира не мог точно сказать, чем именно была вызвана вспышка такого гнева, но побои терпеть был не намерен. Он перехватил её руку и прижал хрупкое тело к себе, подбородком оперившись на её красную макушку. Девочка забилась в его руках, словно пойманная дикая птичка… нет, словно заколыхавшаяся на сильном ветру свечка, попыталась вырваться, но всё было бесполезно. — Ты!.. — почти крикнула она и обмякла, уткнувшись лбом ему в плечо. Её маленькие, худенькие плечи чувствовались даже под плотным плащом, пальцы, крепко вцепившиеся в рукава его рубашки, тянули её на себя и растягивали, но Мира, который мог бы в привычной манере возмутиться, лишь гладил подрагивающие лопатки. — Ты… — снова повторила Каннила, но теперь её голос больше походил на робкий шёпот, — не делай так больше. Чёрт. Надо было сдержаться. — Прости, малявка, — он погладил её по голове. — Я правда не хотел тебя пугать. — Ну ты же мог… т-ты же мог пострадать… — помотала головой и всхлипнула. Мире показалось, что ему из лёгких выкачали весь воздух — дыхание пропало. Так она… волновалась за него?.. Не за громил, которых он слабо избил, а за него?.. Он мысленно покачала головой — девочка же не знает, что он и не такое мог сделать. Возможно, она просто испугалась, что эти люди убьют его, не моргнув даже глазом. Он усмехнулся. Если бы она знала, то не плакала бы сейчас из-за страха за него. — Каннила, — негромко произнёс он, и девочка, чуть отстранившись, подняла на него глаза, — всё было бы в порядке. Поверь, эти люди ничего бы мне не сделали. Она была на редкость смышлённым ребёнком, за день прочитывая столько, сколько он не читал за год, поэтому шмыгнула носом и нахмурилась. — Они были выше тебя и сильнее, — сложив руки на груди, обиженно произнесла девочка. — Тебе просто повезло, что они ничего сделать не успели. Мира засмеялся так неожиданно, что она вздрогнула. — Да, малявка, может, ты и права, — он легко потрепал её по голове, и Каннила надулась сильнее, пряча нос в шарф. — Мне просто повезло. Повезло, что не убил.***
Заказы заставляли Миру постоянно переезжать из одного города в другой, поэтому Канниле приходилось постоянно покупать новую обувь взамен старой, изношенной. Она не жаловалась, но, расставаясь с очередной парой, смотрела на него так серьёзно, как порой не смотрят взрослые, и громко заявляла, что за это он должен ей ещё одну порцию рагу. За три года она сменила десять пар, и для ребёнка, привыкшего с раннего детства экономить и беречь вещи, это было непозволительным расточительством, поэтому Мире приходилось категорично заявлять, что он не позволит ей ходит в худых ботинках. Девочку сложно было переспорить, но в этом вопросе она не выигрывала никогда. Однажды работа заставила его вернуться в город, с которого всё когда-то началось. Тэрре* — так он назывался — при всём своём размере оставался до ужаса грязным, серым городом, и, возможно это даже было символично, если вспомнить о его названии. Каннила первое время восхищённо осматривала его, и среди серых стен её красные волосы казались чем-то нереальным и неправильным, слишком ярким и чужим. Они остановились в одной из тех таверн, где Миру давно считали постоянным клиентом. Девочка решила поесть вместе с ним в зале, поэтому они расположились ближе к дальнему углу, заняв небольшой столик. За три года Каннила не вытянулась, зато набрала в весе, и её болезненная худоба превратилась в полупрозрачность и яркий румянец, играющий на щеках. Мира знал, что под плащом она тоже стала выглядеть лучше — он практически перестал по ночам чувствовать её выступающие лопатки, но плечи, всегда такие худые и хрупкие, таковыми и остались. — Я буду рагу! — громко заявила девочка, руками отряхивая с волос дождевые капли. — И большую кружку чая! Мира хмыкнул — и не сомневался. Калори* — женщина, что управляла эти заведением — глядя на девочку лишь улыбнулась и покачала головой. Она не стала задавать вопросов, когда Мира познакомил их, тактично отмолчавшись и внимательным взглядом пройдясь по девочке, выискивая схожести с ним. Он знал, что не найдёт, поэтому забавно было увидеть в тёплых глазах мелькнувшее удивление. — Кстати, Мира, — повернувшись к нему, женщина выждала паузу, словно стараясь придать трагичности тому, что скажет дальше. — Аиуту* недавно тоже приехала. Видимо, он побледнел настолько, что стал казаться призраком, потому что девочка сорвалась со своего места, в мгновение ока оказалась рядом и лихорадочно стала ощупывать его лицо. — Мира, Мира!.. — каким-то паническим тоном почти закричала она, и в её глаза Мира увидел страх. Мельком он заметил удивлённый взгляд Калори, но тут же забыл про это, глядя во взволнованные и испуганные голубые глаза напротив. Губы растянулись в растерянной улыбке. — Малявка, я в порядке. — Н-но ты же… — Каннила растерянно моргнула, убрав руки. Мира покачал головой, и тогда она нахмурилась и совсем по-взрослому заглянув ему в глаза, скрестила руки на груди. — Кто такая Аиуту? Снисходительную улыбку Калори он скорей почувствовал, чем увидел, зато мягкий, ненастойчивый голос услышал слишком хорошо. — Не переживай, Каннила, это всего лишь очередная его бывшая. — Она не моя «бывшая», — нахмурился он. — Настоящая? — Ничего такого не было. — Вы два года провели вместе. — Мы были напарниками. Повисла тишина. Каннила непонимающе смотрела с одного лица на другое, пытаясь понять, о чём идёт разговор, Мира глядел прямо, сведя брови к переносице. Он не особо любил вспоминать те дни, что связывали его с Аниуту, и дело было даже не в том, что они в последнюю встречу наговорили друг другу, просто он тогда был жесток больше обычного, все те два года, пока они были напарниками. И если Аниуту увидит Каннилу, то может рассказать ей о тех днях, а Мира этого не хотел. Девочка незаметно вернулась на своё место и, подперев головку руками, уставилась на него. — И всё-таки она твоя бывшая, да? Мира резко вскинул голову, возмущённо посмотрев ей в глаза. — Да нет же! Девочка залилась звонким смехом, и всё его возмущение отхлынуло, позволяя свечке гореть в полную силу. Сбоку почувствовалось движение, и подошедший разносчик поставил перед ними на стол две порции рагу и две кружки горячего чая. Каннила радостно хлопнула в ладоши, тут же хватаясь за ложку и принимаясь за еду. Мира посмотрел на Калори. — Могу я надеяться, что ты не поселила её рядом с нашей комнатой? Она широко улыбнулась, но вместо ответа на вопрос лишь покачала головой и удалилась. Он понял, что придётся, в случае чего, спасаться самому. Вздохнул. Что ж, сам виноват, как-никак. — Мира, — протянула девочка, и он перевёл взгляд на неё, встретившись с любопытными голубыми огоньками, — так кто всё-таки такая это Аиуту, что ты так испугался её? — Я не испугался! — возмутился он, набычившись. — И вообще, малявка, не лезь в дела взрослых! «Малявка» надулась, сложив руки на груди и отвернувшись. Мира снова вздохнул, только на этот раз понимая, что просто так вину не загладит, и рагу тут тоже не поможет, поэтому ему оставалось лишь приняться за свою порцию. Когда с едой было покончено, он заметил, что девочка так и не выпила чая, хотя он ясно видел, что она успела замёрзнуть на улице. — Эй, малявка, — нахмурился он, — ты чего к чаю не притронулась? — Не хочу! — послышалось в ответ, настолько обиженно, что Мира едва не выругался — долго и громко. — Чёрт, малявка, неужели ты и вправду обиделась? Девочка отвернулась сильнее и сгорбилась, и вся её фигурка, которая так и не стала намного больше за четыре года, вдруг ещё больше уменьшилась. Она опустила голову, и хрупкие плечи вздрогнули. Мира не сдержался и всё-таки выругался. Потом встал со своего места и, подойдя к ней, присел на корточки, пытаясь заглянуть в глаза. Каннила упорно не хотела сдаваться, натянула на лицо шарф и закрылась волосами, чтобы не показывать слёз, и ему это могло бы показаться милым, если бы всё это было при других обстоятельств и его вины. Мира осторожно убрал её волосы с лица и отодвинул ткань, и девочка, не найдя ничего лучше, качнулась вперёд и уткнулась ему в плечо. — Ну прости, прости, — вздохнул он, гладя её по голове. — Я не хотел тебя… твою ж, малявка, хватит меня бить! Она ударила снова, на этот раз маленькая ручка попала по макушке, и Мира зашипел. — Ты сам виноват! — безапелляционно заявила она, отстранившись и вытирая рукавами кофты слёзы. — Нечего было меня обижать! Наверное, на этот раз ему стоило обидеться, но, глядя в её смеющиеся, совершенно чистые глаза, Мира всего лишь рассмеялся. С этой девчонкой вообще словно было что-то не то. Точнее, с ним в её присутствии было что-то не то, потому что обычно Мира не улыбался так часто, не смеялся над вещами, из-за которых предпочитал обижаться или злиться. Она была свечкой, что своим огнём опалила его. — Никогда не думала, что у тебя есть дочь. Чёрт. Чёрт-чёрт-чёрт. А ещё Мира — самый невезучий на свете, потому что этот голос он узнает из тысячи. — Аи-и-и-и-и-и, — напряжённо протянул он и с натянутой улыбкой повернулся. Аиуту была такой же, как и при их последней встрече — облачённая в кожаные доспехи с накинутым на плечи тёплым плащом, с завязанными в хвост светлыми волосами и ледяными стальными глазами, которые прожигали его насквозь. — Я не его дочь! — Каннила с вызовом посмотрела на его бывшую напарницу и снова сложила руки на груди. Мира почти физически захотелось хлопнуть себя по лбу ладонью, потому что это позу он знал прекрасно. — Значит, ты его девочка-подстилка? — Аиуту прищурилась и окинула и его, и девочку внимательным взглядом. Миру перекосило, и он пожалел, что давным-давно зарёкся не трогать девушек. Каннила позади него вздрогнула, всё ещё не до конца забывшая те страшные для себя времена до прихода Миры, и вцепилась в его руку. Он поднялся, и она слабо ткнулась лбом в его плащ где-то в районе спины. — Закрой рот, — от его голоса воздух вокруг резко заледенел, и на этот раз дрогнула девушка, стоящая напротив. Девочка лишь затрясла головой и подёргала за ткань. — И не смей говорить того, о чём ничего не знаешь. В её глазах на несколько долгих секунд он увидел страх, а потом Аиуту взяла себя в руки, и остался лишь стальной щит, через который не пробиться. Мира знал и это лицо, настолько хорошо, что напрягся и приготовился отвечать на любые хлёсткие слова, чуть отводя руку назад и прикрывая Каннилу. Но девушка лишь вздохнула и покачала головой, прикрыв глаза. — Ладно, прости, — она помолчала некоторое время, но потом всё же негромко добавила: — Рада встрече. — Не лучшее приветствие, — холодно произнёс Мира, не двигаясь. — Не лучшая встреча, — поправила она, и, не говоря больше ни слова, прошла мимо него и уселась на его место. Мира ещё некоторое время наблюдал за ней, ожидая подвоха, но потом чуть отодвинул девочку от края лавочки и устроился рядом с ней. Та, бросив взгляд на Аиуту, спрятала лицо в складках его плаща, всё ещё не отпуская ткань рукава. — Зачем ты здесь? — он положил свободную руку на стол. Девушка окинула взглядом их еду, прошлась глазами по его вещам, лежащих рядом с ней, заглянула в его полупустую кружку. — Странно, ты никогда не любил рагу. Каннила резко вскинула голову, непонимающе уставившись на Миру, но он не обратил на неё внимания. — Потому что ты никогда не умела его готовить. Девочка вздохнула с облегчением и снова уткнулась в плащ. — Ты тоже повар не от богов, — пожала плечами Аиуту и откинулась на спинку лавочки. — Что привело тебя в этот город снова? — Ты же знаешь ответ на свой вопрос, — Мира нахмурился, — так к чему спрашивать? Он заметил, что девушка в ответ напряглась и ссутулила плечи, и удивился — что такого она хочет спросить, что так переживает? Потом прошёлся глазами по всей её фигуре и неожиданно заметил, что она старается не трогать правый бок и всячески избегает к нему прикосновений; заметил, что лицо у неё всё в мелких порезах и небольших ссадинах. — Ты ведь уже знаешь, о чём я хочу спросить, не так ли? — Аиуту слабо улыбнулась, но Мира отчётливо видел, как резко очертился подбородок. — Зачем тебе это? — А по мне не видно? — девушка горько усмехнулась. — Без тебя всё намного тяжелее и сложней, Мира. Те, кто раньше давал хорошие заказы, решили, что без тебя я не могу ничего, поэтому стали и предлагать меньше, и ценить. Кто мало платил изначально — вообще перестали, — она покачала головой. — После твоего ухода я словно превратилась в пустое место, которое никто не хочет замечать и на которое никто не хочет тратить время. Вот оно, значит, как. Что-то такое Мира и предполагал, когда уходил, потому что Аиуту была больше лекарем, нежели воином, и тем более наёмником. Заказы на лекарей бывают редко, потому что в городах обычно своих по штук пять-шесть есть, и ещё более квалифицированных, чем она, а для работы наёмника требуются умения и навыки, которыми девушка обладала не в полной мере. Не удивительно, что заказчики перестали обращать на неё внимание, когда их сотрудничество распалось. — За мой счёт ты не наживёшься, потому что мою долю придётся увеличить, — он кивком головы указал на красную макушку. Аиуту снова горько усмехнулась. — Никогда не замечала за тобой доброй души. — Я тоже, — не стал темнить Мира, — но её я не брошу, и не проси. Она покачала головой. — Как её хоть зовут? Он, зная свою «малявку», приготовился к возмущённым вскрикам, и, не услышав их, опустил голову и рукой отвёл волосы от лица девочки. Она сладко посапывала, отогретая в душном зале таверны и уткнувшись в его плащ. Мира легко улыбнулся. — Каннила. Он почувствовал на себе удивлённый взгляд. — Странное имя ей дали. — Это я её так назвал. Мира повернулся обратно к своей бывшей напарнице и наткнулся на шокированный взгляд. Её серые глаза пару раз моргнули, а потом она на выдохе произнесла: — Так она всё-таки твоя дочь!.. Он покачал головой. — Нет. — Тогда как?.. — Я нашёл её на улице четыре года назад, — сказал Мира негромко, облокачиваясь свободной рукой о стол. — В том городе морозы были особо суровыми, и она почти замёрзла в своём тонком платье, когда я нашёл её. Ты знаешь, как с бездомными детьми обходятся, поэтому Каннила сначала не захотела идти со мной, но потом всё же согласилась. Позже я узнал, что имени у неё не было, вот и пришлось давать самому. Аиуту нахмурилась. — Но почему именно… так? — Не могу объяснить. Но ей идёт это имя. Над столом повисла тишина, нарушаемая негромкими голосами других редких посетителей и сопением двенадцатилетней девочки, что ужасно вымоталась за день. Мира глянул на окно в дальнем конце таверны и увидел лишь черноту ночи — пора было спать, как ему, так и Канниле. Вопреки этим мыслям, будить её совершенно не хотелось, поэтому, недолго думая, он подхватил её на руки и, кое-как забрав вещи со второй лавочки, направился на второй этаж. — Подожди, — нагнала его девушка, схватив за плащ. Мира остановился и обернулся. — Ты так и не дал ответа. Он окинул взглядом её светлые глаза и посмотрел на девочку, доверчиво уткнувшуюся ему в плечо. И принял решение. — Ошибаешься. Я уже дал свой ответ. И, развернувшись, ушёл.***
Каннила оставалось непоседливой даже к четырнадцати годам, и Мира почти не удивился, когда она «попросила» его научить её обращаться с оружием. «Почти», потому что сделала она это странным и очень своеобразным способом. Начало лета застало их в лесу, на середине пути до очередного города с заказом. Лошадей Мира не особо жаловал, поэтому девочка в такие моменты не жаловала его, не разговаривала и вела себя так, словно они вообще просто попутчики. Благо, он всегда знал, как вернуть её расположение, потому что помимо рагу Каннила безумно любила лесные ягоды, которые Мира всегда находил специально для неё. Мошек в этих местах — приморских лесах — практически не было, поэтому на ночь они устраивались без навесов и укрытий, освещаемые лишь яркими всполохами от костра. Мира умудрился поймать на ужин небольшого зверька, которого Каннила, повозмущавшись, всё же разделала и зажарила над огнём, в свете которого её яркие волосы сами горели не слабее. В глазах её тоже пылал огонь — яркий, остуженный голубоватым цветом её глаз. — Ты ведь понимаешь, что я не кухарка, — буркнула она, когда Мира осторожно, чтобы не обжечься, взял свою порцию. — Поэтому, если отравишься, то сам виноват. По её тону он понял, что девочка боится такого поворота событий. Он рассмеялся. — Даже если отравлюсь, то заставлю и тебя отравиться, чтобы себя не винила, — и, не дав ей возмутиться, быстро откусил от ножки кусок. Медленно прожевал, пробуя мясо на вкус, и широко улыбнулся: — Вкусно! Каннила пробурчала что-то в духе «ещё бы», и Мира, быстро наклонившись к ней, потрепал по забранным в хвост волосам, растрепав всю причёску. — Малявка, теперь ты сама всё будешь готовить! Удар свободной палкой не заставил себя ждать, и Мира наигранно обиделся, давно привыкнув к таким действиям девочки. — И незачем было бить. — А по-другому тебя ничему не научишь, — спокойно возразила Каннила, откусив от своей порции. — К шому ве, ши шолько шшо меня оскоблил. Он засмеялся, завалившись на бок, за что снова получил по голове, но на этот раз сильнее. Миру это, впрочем, не остановило, а лишь раззадорило сильнее. Когда с ужином было покончено, он поднялся. Девочка, удивлённо подняв голову от кружки с свежезаваренным чаем, вопросительно посмотрела на него. — Пойду, проверю пруд неподалёку, — он махнул рукой в сторону водного образования. — Если что случится, кричи — я прибегу. Каннила, возмущённо запыхтев, снова уткнулась в кружку, посчитав это очередным издевательством, но самому Мире было совсем не до шуток. Пока на них в лесах никто не нападал, но это совершенно не значило, что опасности не было, поэтому Мира, нахмурившись, присел рядом с девочкой и заглянул ей в лицо. — Я серьёзно. — Да-да, — отмахнувшись, она отвернулась от него и уставилась на огонь. Он поднялся, бросив на неё последний взгляд, и побрёл в направлении пруда, про себя ругая недоверчивую девчонку. Может, он её слишком разбаловал, слишком окружил заботой и безопасностью, и поэтому она так легкомысленно относится к реальным угрозам? Или же в свои четырнадцать она до сих пор думает слишком наивно, хотя они вдвоём, наверное, успели обойти всю страну вдоль и поперёк, и Каннила не раз видела всю ту несправедливость, что царила в обществе. Тогда в чём дело? Мира не мог ответить, думая лишь своей головой, потому что знал лишь повадки и характер девочки, но не её мысли. Пруд нашёлся почти сразу, приветливо выглянув из-за ветвей с большими, тёмными листьями. Редкие звёзды гуляли по ровной глади, и вода казалась безопасной и вполне обычной, но Мира по личному опыту знал, что даже такому красивому на вид месту нельзя доверять. Он осторожно подошёл к воде и опустил в неё руку. Подвигал пальцами, вынул и стал ждать. Ничего не произошло. Тогда он приготовился войти в воду, но услышал за спиной крик, и забыл про всё. Потому что этот голос он знал слишком хорошо. Поляна, где они остановились, оказалась пуста. Мира оглядел всё и почувствовал, как воздух вокруг застывает, замерзая. Костёр застыл, превратившись в ледяную фигуру, деревья стали белоснежными чудовищами, и всё вокруг стало таким же — льдисто-мёртвым. Подул ветер — настолько пронзительный, что деревья жалобно застонали, прогибаясь под ним, но Мира этого уже не видел — зрение перестроилось, выискивая в окружающем пространстве хоть намёк на чужое тепло. Красное пятно промелькнуло стремительной вспышкой где-то вдали, и Мира метнулся вслед, не задумываясь о том, то ли это тепло, что он ищет. Метнулся и неожиданно почувствовал сильный запах крови, ударивший в ноздри. Она стояла перед ним, и в другом зрении выглядела как яркий огонь свечи, такая небольшая и хрупкая, но горячая, почти обжигающая. Холод отхлынул, отпустил вены и лёгкие, воздух снова стал нормальным, и зрение тоже пришло в норму. И Мира, не понимая, откуда запах, встретился с её испуганными льдинками, смотревшими прямо на него. Нет, не на него. Он опустил голову и всё понял. — Хороший удар, малявка, — усмехнулся он горько, выдёргивая из бока свой же кинжал и отбрасывая его куда-то в траву. — Не ожидал от тебя. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но не смогла. Светлые глаза наполнились слезами, прозрачными-прозрачными, совсем как лёд, и эти льдинки покатились по её щекам, стремительно тая от живого тепла. — Я… я… — Каннила по-рыбьи открывала и закрывала рот, — я… н-не хотела… Мира вздохнул, но расслабиться себе не позволил, зажал рану одной рукой, слегка замораживая её, чтобы не кровоточила, и доставая из сапога пару кинжалов, припрятанных там на всякий случай. — Каннила, — начал он серьёзно, хватая её за плечи, — слушай меня внимательно. Сейчас не время разбираться с этим, — он небрежно показал на рану, — первым делом надо убрать тех, кто на тебя напал. Поэтому ты сейчас ни на шаг не отходишь от меня, поняла? Девочка, вопреки его словам, осела на землю и зажала себе рот рукой, сдерживая рыдания. — Чёрт, малявка, вот совсем не вовремя ты собралась сырость разводить! Она его словно не слышала. Взгляд стал пустым, совершенно покрытым льдом, и даже волосы, казалось, потускнели в темноте ещё больше, чем раньше. Мира зашипел, понимая, что такими темпами он никого не сможет поймать и, вздохнув, аккуратно присел перед ней. — Слушай, — снова начал он, стараясь говорить спокойно, — тебе надо успокоиться. Сейчас мы встанем и поймаем тех, кто тебя тронул, ладно? А потом… — Никого нет, — негромко сказала она. — …потом мы спокойненько… подожди, как нет? — Мира непонимающе моргнул. Каннила подняла на него глаза, и теперь уже от её взгляда всё сковало льдом. — Я… хотела тебя разыграть. Мира не знал, что ему делать: то ли злиться, то ли смеяться. От противоречивых чувств разболелась голова, но он, с каким-то странным выражением посмотрев на девочку, расхохотался так, что она вздрогнула и отшатнулась, как от безумца. Наверное, в этом смехе и вправду было слишком много безумства, слишком много горечи и боли, но сам он этого не заметил, зато Каннила вся сжалась, словно в ожидании удара. Когда Мира, наконец, успокоился, её всю била крупная дрожь. — Знаешь, малявка, после такого я просто обязан научить тебя держать оружие, чтобы ты и себя так не поранила случайно. Девочка уставилась на него во все глаза, всё ещё ожидая подвоха, и ему даже стало обидно от такого недоверия, но Мира не позволил себе зациклиться на этих чувствах и с лёгкой улыбкой посмотрел ей в глаза. Каннила ещё некоторое время просто смотрела на него, а потом поддалась вперёд в одно едином порыве и привычно уткнулась ему в плечо, всхлипнув. — Я не хоте-е-е-е-ела! — жалобно протянула она, и Мира успокаивающе провёл рукой по ярким волосам. — Я… п-правда не хотела… п-просто х-хотела показать т-тебе, что в-все твои опасения… н-напрасны… даже кинжал зачем-то взяла… а п-потом… п-потом появился этот снег, и я исп-пугалась и выставила вперёд кинжал… и п-появился т-ты… Вот оно, значит, как. Хотела показать ему, что не стоит так переживать из-за неё, хотела доказать, что уже самостоятельная и взрослая, а в итоге всё обернулось вот так вот. Даже если бы Мира мог бы, он бы не разозлился, а сейчас, когда силы неожиданно покинули его, и злиться вообще не хотелось, ему осталось только снова засмеяться и покрепче прижать к себе эту глупую «малявку». Вернуться в лагерь они смогли лишь через полчаса, когда Каннила успокоилась и убедилась, что рана не кровоточит. Про кинжал Мира благополучно забыл, а когда вспомнил, то махнул рукой, да и девочка на просьбу принести его лишь вздрогнула и замотала головой. — Я не стану брать то, чем тебя ранила! И Мира не стал настаивать. Где-то на середине пути до стоянки он остановился и, не глядя на неё, неловко провёл рукой по волосам. — Слушай, малявка, — она шмыгнула и подняла на него глаза, — я там случайно костёр потушил, поэтому, наверное, придётся нам без него обходиться… На это известие Каннила на удивление стойко отреагировала — просто огрела его по голове кулаком и возмутилась: — Тогда сам будешь меня ночью греть! Мира выдохнул — придётся, видимо. Показательно вздохнул, потому что, на самом-то деле, ничего против не имел. Обрабатывать рану пришлось на берегу того самого пруда, которое он и ушёл проверять. Первые минуты Мира категорично не пускал в воду девочку, объясняя это возможной опасностью, и решил сделать по-другому — просто разморозил рану и позволил крови попасть в пруд. Каннила от такого вскрикнула и бросилась к нему, но Мира остановил её поднятой рукой — ещё не время. Когда из воды так ничего и не вылезло, он наконец разрешил девочке заняться своей раной, возмущённо пыхтя о том, что вода в озере слишком холодная и жёсткая для его нежной кожи. Правда, парочка хороших ударов по голове заставили его прикусить язык, а ещё это сделал весь вид девочки — опущенные плечи и нахмуренные брови. Лечь так и пришлось — вместе и в обнимку. Мира устроился на спине, чтобы во сне не тревожить рану, а Каннила, чуть помедлив, свернулась возле его здорового бока и уткнулась носом в плечо — совершенно обыденно и привычно. Он гладил её яркие волосы, которые, казалось, даже в мерцании неярких звёзд светились как-то особенно, и смотрел на чёрный океан до тех пор, пока не забрезжил робкий рассвет за макушками деревьев. Мира уснул, правда, совсем ненадолго — девочка явно не собиралась спускать ночное происшествие ему с рук. — Мира, поднимайся! — тяжёлый удар пришёлся чуть выше раны, и Мира зашипел от пронзившей бок боли. — Боги преисподней, малявка, больно же! — Сам виноват, что так долго не просыпаешься! — возмущённо ответил ему голос, и, стоило только открыть глаза, Мира увидел, что Каннила стоит, склонившись над ним и уперев руки в бока. Плечи её чуть подрагивали, брови снова были нахмурены, а вечно непослушные волосы — собраны в высокий пучок, который она делала очень и очень редко. Придерживая рану, Мира осторожно сел и нахмурился в ответ. — Чего ты в такую-то рань подорвалась? Девочка отступила на шаг и, чуть покраснев, отвела взгляд в сторону. — Я уснуть не могла, — призналась она. — Вот и подумала, что, раз я не сплю, то и ты не должен. Разумно, согласился он, у них же всё по-честному, всё одинаково. Он ведь тоже полночи не мог уснуть — всё думал о том, что случилось. А ведь тем ржавым кинжалом, которым ей посчастливилось попасть в него, девочка могла бы поранить себя, и тогда бы рана загноилась. Мире это не грозило из-за особенности крови, но Каннила-то была простым человеком, который периодически подхватывал простуду, порой случался кашель, но чаще всего — насморк, заработанный на ледяном ветру зимними вечерами. Не спасала даже тёплая одежда, поэтому Мира был уверен, что внимательность тоже не убережёт её от ненужных ранений. А ещё — он же сказал, что научит её обращаться с оружием. В шутку, правда, сказал, но теперь понимает, что деваться некуда, и придётся всё-таки сдержать своё слово. — Ну хорошо, — со вздохом произнёс Мира, и Каннила сразу напряглась, потому что он никогда так просто не сдавался, — раз тебе не спалось, то теперь будем просыпаться пораньше. Например, на рассвете, как сегодня. Она побледнела, — по сравнению с яркими волосами эта бледность была особенно заметна, — и глаза её тоже стали бледнее и больше. — Н-но как же?.. — пролепетала девочка. Мира едва не рассмеялся, потому что его «малявка», сколько он её знал, всегда любила поспать подольше и в тепле. Главное, конечно, было побольше, но теплом она тоже никогда не пренебрегала, а подъём на рассвете значил не только меньше часов для сна, но и холодную росу, что, попадая за шиворот, замораживает сразу всё от макушки до пяток. Он пожал плечами. — Я же обещал научить тебя обращаться с оружием, вот и научу. Поскольку времени днём и вечером у нас нет, то будет заниматься этим по утрам. Каннила, конечно, обрадовалась, — она всегда с восхищением смотрела на его кинжалы и стилеты, — но только после того, как хорошенько огрела его по голове, пару раз перетянула повязку на ране и молчала целый день. Своеобразная радость, потирая затылок, подумал Мира, но улыбку, наблюдая за её блестящими глазами, сдержать не смог.***
Каннила всегда предпочитала заплетённым волосам распущенные, объясняя это тем, что так ей и теплее, и уютнее. Правда, после того, как Мира начал её учить, пришлось забыть о такой роскоши — постоянно подстригаемая до плеч грива неимоверная мешалась во время тренировок всеми возможными способами. Поэтому, уже через месяц после их начала, девочка плюнула на привычку и стала с самого утра закручивать их в тугой пучок. Из-за пучка к шестнадцати некогда пушистые волосы слегка слежались и стали более послушными и менее пышными, и ему это совершенно не нравилось, потому что её яркие волосы были похожи на яркое пламя, горящее всегда. Поправочка — к пятнадцати. Её шестнадцатилетние выпало как раз на один из таких сезонов, когда заказов почти не было, поэтому они решили отправиться в Аспетту* — один из самых красивых городов континента. Весной в этом городе устраивали большую двухнедельную ярмарку, и они как раз успели на два последних дня. Каннила сияла ярче, чем обычно — и причина была даже не в красоте самого города. Весна выдалась тёплой и душистой, и на ярмарке, где, как слышал Мира, цветы для украшений были привозными из дальних краёв, отделку потрудились сделать из местных белянок* и окалий*, чей запах и вид так любила девочка (скорей уж девушка, но для Миры она всегда будет мелкой девчушкой). Видимо, маги наложили на них «заморозку», потому что даже к тем последним дням, на которые им удалось попасть, цветы не утратили своего вида и запаха. Мира был на этой ярмарке лишь раза два, не больше, а вот для Каннилы это было впервые, тем более и на День Рождения, поэтому она таскала его за собой по всем прилавкам, примеряла все одежды, которые нравились, и пробовала всё, что видела впервые и не только. В красные волосы она, чтобы соответствовать общей атмосфере, вплела искусственные белянки, наделённые магией тем же ароматом, что и настоящие, и радовалась этому, наверное, сильнее, чем вообще всей ярмарке. Мире шутил, что в жизни столько не видел, как с ней, и Каннила наигранно надувалась, пытаясь казаться обиженной, но почти сразу широко улыбалась, забывала о несуществующей обиде и тянула его дальше. Они остановились в одной из тех таверн, в которой посчастливилось найти место и которая была не такой грязной и бедной, как многие оставшиеся. Девочка первая забралась в ванную, объясняя это тем, что ей дольше голову мыть и сохнуть, а Мира устроился за небольшим столиком и заказал им ужин. И решил следка разыграть «малявку», чтобы она не расслаблялась после его двухдневного безотказного настроения. — Маля-а-а-а-вка, — протянул он неспешно и очень, очень расстроенно, когда услышал плесканье в ванной, с каким она обычно выходила из ванны, — а в меню сегодня нет рагу. Ему показалось, или в ванной и вправду что-то упало? В любом случае, Мира, который и так едва сдерживался, чтобы не сказать «шутка», чуть не расхохотался, когда дверь приоткрылась, и из-за неё показалось бледное лицо с всколоченными мокрыми волосами. — Как так — нет? На её лице было столько неподдельного страха и удивления, столько детской наивности, что порыв появился снова, но Мира сдержал себя и грустно покачал головой. — Прости, малявка, надо было заранее разузнать об этом, но я, — он для придания эффекта чуть сгорбил плечи, — что-то не подумал об этом. Каннила снова скрылась за дверью, послышалось пыхтение, с которым она обычно натягивает на себя вещи, и вот уже в комнату ворвалось яростное пламя свечки — маленькое, горячее, яркое. — Да как так-то!? — громко возмутилась девочка, мечась от одной стены до другой. — Что это за таверна такая!? Её волосы, всё ещё слишком мокрые, чтобы иметь настоящий цвет, метались за ней, опадая на хрупкие плечи тёмными волнами, и Мире почти до скрежета зубов захотелось остановить её и прижать к себе, вдыхая знакомый запах, но — шутку надо было доводить до самого конца, иначе смысла всё это затевать не было. — Это несправедливость какая-то! — продолжила Каннила, не глядя в его сторону, и он позволил себе улыбнуться уголками губ. — Это просто вселенская несправедливость! Чем они кормят посетителей!? Чем вообще их привлекают, если в их рационе нет самого главного — рагу!? Мира всё-таки не выдержал и засмеялся в голос, откидываясь на спинку стула. Девочка, вынырнув из своих мыслей, застыла посреди комнаты и, часто моргая, уставилась на него. И такая, взъерошенная, красная в цвет своих волос, всё ещё слишком худая и маленькая, она выглядела слишком мило. — М-мира?.. — запнувшись, негромко спросила она и побледнела. А он не мог перестать смеяться, потому что, как оказалось, её любовь к рагу была настолько бесконечной, что доходило до абсурда. Каннила перевела взгляд с него на стол, и лицо её вспыхнуло едва ли не ярче по цвету, чем красное пламя волос. Глаза тоже изменились, из льдисто-напуганных стали льдисто-яростными, режущими, словно зимний мороз, вьюжными, неистовыми. Серия ударов по голове не заставила себя ждать. Мира и не думал обижаться — всё-таки он едва не испортил ей День Рождения своей невинной шуткой, так что несколько шишек на макушке — небольшая плата. Ужин, как и ожидалось, прошёл в молчании. Каннила настолько обиделась, что даже привычной радости не высказала по поводу всё-таки принесённого рагу; настолько, что даже показательно не сложила руки на груди, отвернувшись; она всего-навсего спокойно попивала чай и смотрела в стену позади него, и в этом спокойствии было слишком много напряжения даже для их обычной перепалки. Сильно виноват, признал Мира, про себя вздохнув — очень сильно. И стоило вообще придумывать эту шутку? Он ведь знал, что именно рагу для неё — самое любимое. А ещё он мог бы догадаться, что в такой важный для неё день не стоило вообще думать о шутках, но — боги преисподней — что-то дёрнуло его, и это было даже не желание взбодрить её. Напряжение искрило в воздухе. Квас в его кружке давно закончился, как и чай в её, но никто не встал и не сказал ни слова. Лицо Каннилы было похоже на застывшую маску, и Мира, наконец, не выдержав этого, поддался вперёд, вытянул руку над столом и взлохматил ей волос так, как делал это всегда. Реакции не последовало — она даже не отмахнулась, и он понял, что дело совсем худо. Поэтому взлохматил ещё раз, потом ещё и ещё, и делал так до тех пор, пока в её глазах не мелькнул гневный огонёк; до тех пор, пока она, взбесившись, не отбила его руку. — Демоны преисподней, Мира! — Каннила подскочила и испепеляющим взглядом уставилась на него. — Ты ведь, чёрт тебя раздери, знаешь, как трудно потом расчёсывать и приводить в порядок эти демоновы волосы! Мира знал. Более того, он любил это делать сам. А ещё — это был лучший способ выдернуть её из пучины обиды и далёких воспоминаний в мир близкий и настоящий. — Малявка, — сказал он серьёзно и негромко, и весь её гнев растаял на глазах, — прости меня. Я очень виноват. Щеки её вспыхнули, девочка моргнула, видимо, не до конца понимая, почему ей вдруг стало так жарко, потом моргнула ещё раз. И отвернулась, пробурчав себе что-то под нос, что-то совершенно необиженное и смущённое. Мира расслабился и выдохнул — и разом стало гораздо легче, словно с его плеч свалился целый айсберг. Он снова потрепал её по волосам, и когда девочка обернулась, чтобы снова возмутиться, с широкой улыбкой подмигнул ей: — А ещё, малявка, мне очень нравятся твои волосы. Мира так и не понял, от чего она стала настолько красной — то ли от злости, то ли от смущения. Но с громким смехом убегал он точно от злой «малявки».***
Как-то так получилось, что их с Каннилой снова занесло в Тэрре, и — Мира готов был честно в этом признаться — атмосфера ему совершенно не понравилась. Этот город был пограничным, и, видимо, начались какие-то трения, в которые Мира не особо старался вникать, поэтому-то большая часть населения Тэрре теперь была не просто словно в грязи вывалена — она и вправду была грязной, оборванной и вечно голодной. Местное правительство решило нажиться на жителях, повысило налоги и — как результат — грязь тут стала мешаться с бедностью в два раза сильнее, чем прежде. Когда они только прибыли, девочка передёрнула носом от стоящего здесь запаха гнили. Пришлось покупать новое мыло и шампунь, более действенные и пахнущие, потому что ей не нравилось, что за день тело успевало пропитаться этим запахом. Зато по вечерам, прижимаясь к Мире в поисках тепла, Каннила пахла так же, как и всегда — пряно и легко. Они остановились в уже знакомой таверне, и Калори приняла их со всем со всем своим радушием. При виде подросшей, но всё ещё маленькой Каннилы хозяйка широко улыбнулась и по-родственному обняла её, на что девочка сначала опешила и как-то неуверенно посмотрела на Миру, он с улыбкой кивнул, и только тогда она позволила себе обнять женщину в ответ. Наверное, это показалось Канниле очень странным — они же виделись с хозяйкой лишь один раз, а та уже так радушна, но он успокоил её, сказав, что Калори всегда такая — мягкая и гостеприимная, словно мать. Как и в прошлый раз, зал встретил их немногочисленными посетителями и теплом. Каннила устроилась напротив него и привычно заказала рагу, Мира решил попробовать что-нибудь отличное и попросил горячего мясного супа. На запивку решили заказать чай, чтобы внутри тоже всё прогрелось после целого дня на крепком морозе. — Знаешь, малявка, — откинувшись на спинку лавочки после съеденной тарелки, он посмотрел на девочку, — суп был вполне вкусным. Не всегда же ты будешь есть одно лишь рагу. Она скрестила руки на груди и надула щёки. — Ты так ничего и не понял! Рагу — это единственная вкусная еда в мире. — Не единственная, — засмеялся Мира, на что она лишь сильнее надулась. Была бы Каннила не такой упрямой, было бы легче, про себя вздохнул Мира, но вдруг понял, что была бы она и вправду не такой упрямой, то была бы не Каннилой, а совершенно другим человеком. Они быстренько выпили свой чай, негромко обсуждая город, потом пошли к комнате, в которой остановились, и как-то так получилось, что девочка врезалась в ту, что Мира так не хотел встречать снова. — Ой, — только и произнесла девочка, неловко делая шаг назад и, чтобы удержать равновесие, хватаясь за его рукав, — простите. Она подняла голову и застыла, удивлённо распахнув глаза. Он не глядел на неё, но точно знал, что всё так и было. Аиуту нисколько не изменилась за шесть лет внешне, но глаза её стали тускнее и похожими больше на небо в пасмурные дни, чем на яркую сталь. Кожаный доспех сменился на тёплый плащ, а под ним — лёгкая безрукавка и тёплая рубашка. Она бегло окинула их, и Мира заметил в её глазах удивление и узнавание при взгляде на Каннилу. — Д-добрый вечер, — запнувшись, произнесла девушка и посмотрела на него. — Добрый, Аиуту, — она вздрогнула от звука своего имени. Видимо, жизнь потрепала её, подумал Мира, снова мимолётно оглядывая её с ног до головы и замечая по паре кинжалов в каждом сапоге, швы на штанах и слегка приопущенное в одну сторону плечо. — Всё ещё берёшься за заказы? — он посмотрел ей в глаза. Девушку чуть сконфуженно пожала плечами. — Надо же как-то на жизнь зарабатывать. — Совсем решила себя в могилу свести? Мира почувствовал на себе шокированный взгляд Каннилы, она, видимо, хотела что-то спросить, но сдержалась. — Не твоё дело! — неожиданно огрызнулась Аиуту и, обойдя их с девочкой, пошла по коридору по направлению к лестнице. — Мира, почему она себя так ведёт? — он опустил взгляд и наткнулся на удивлённые льдистые глаза. — Ты ведь ей ничего не сделал. Он вздохнул. — Я отказал ей, малявка. По её округлившимся глазам Мира понял, что, наверное, сказал что-то не то. Потом едва не хлопнул себя ладонью по лбу — после такого ответа на ум может прийти лишь одно. Ну а ещё — он редкостный придурок, потому что слово «отказал» — слишком неправильное. Он завёл Каннилу в комнату и усадил вместе с собой на кровать, и только потом попытался выкрутиться. — Я имел в виду немного не то, что можно подумать, — девочка скептически посмотрела на него, приподняв одну бровь. — И не смотри так, и без тебя знаю, что сморозил глупость. На самом деле… помнишь, когда ты встретилась с Аиуту впервые? Она осторожно кивнула. — Тогда, когда ты уснула, она предложила мне вновь стать напарниками, — он вздохнул, а девочка снова округлила глаза. — Я не дал ясного ответа, но намекнул на него. — То есть ты ей отказал, да? — Я сказал, что не могу бросить тебя. Мире — и он точно был в этом уверен — показалось, что девочка вспыхнула от таких слов, но всё же точно сказать он не мог — она отвернулась, и между ними повисло молчание. Возможно, она что-то обдумывала, возможно, это даже были его слова, но сам Мира опёрся на руки и посмотрел на потолок, потому что думать о чём-то ему вдруг совершенно расхотелось. Наконец, спустя некоторое время, Каннила неуверенно спросила: — А почему ты сказал это? Он повернул голову в её сторону. — Что ты имеешь в виду? Льдистые глаза смотрели серьёзно. — Про могилу. — Потому, — Мира вздохнул, снова посмотрев на потолок, — что Аи никогда не щадит себя. В прошлый раз у неё была рана в боку, теперь повреждено плечо, и я не знаю, какие ещё травмы ей пришлось пережить за то время, когда мы перестали быть напарниками. — Подожди, — Каннила нахмурилась, — так она же тоже наёмница. Разве вас не учили как-то… оберегать себя от ненужных повреждений? Он засмеялся так громко и неожиданно, что она вздрогнула. — Наёмников никто ничему не учит, малявка. Мы учимся всему сами и всегда сами по себе. И так уж получилось, что Аи больше лекарь, чем воин, поэтому в нашей команде обычно лишь я выполнял основную часть заказа, а она подлатывала меня и следила за остальным. Удар по голове был быстрым, неожиданным и — да, заслуженным, Мира это признал. — Ты идиот, Мира! — Каннила метнула на него яростный взгляд и пошла к выходу из комнаты. — Сиди здесь и жди меня! Он настолько опешил от такого тона, что вряд ли, даже если бы хотел, то смог куда-нибудь уйти. Каннила, хоть и была бойкой и вспыльчивой, но меру всегда знала, границу не переходила и никогда не ставила себя выше его, словно отдавая дать тому факту, что Мира, по сути, научил её жить. Он снова посмотрел в потолок, и тот ответил ему таким же, абсолютно тёмным, взглядом. Забавно, это ведь намёк такой? Мира снова сделал что-то неправильно, а его маленькая свечка направляет всё в правильное русло. Не зря же — свечка. Она вернулась спустя, наверное, целую бесконечность, которой стали десять минут. Вернулась — и не одна. — Извиняйся! — Каннила уверенно посмотрела на него и чуть подтолкнула Аиуту ближе к кровати. — И скажи, что согласен. Мира поперхнулся воздухом, хотя, наверное, именно чего-то такого и ожидал от неё. Девушка, видимо, приведённая Каннилой без объяснений, повторила за ним и шокировано посмотрела на девочку. — Ну? Чего уставились? — возмущённо спросила та. Потом, отпустив руку Аиуту и, видимо, не знаю, куда деть свои, подошла к Мире и хорошенько ударила кулаком по его макушке так, что в его глазах на мгновение даже потемнело. — Я же сказала: извиняйся! — Твою ж, малявка, хватит меня бить! — Мира, обиженно надувшись, потёр ноющую голову. — Извинись! Да, наверное, это выглядело более чем странно, подумал он, когда поймал на себе всё ещё удивлённый взгляд пасмурных глаз. Потому что Аиуту знала Миру всегда серьёзным и сосредоточенным, а не таким — совершенно расслабленным. Она всегда была под его строгим контролем, потому что Мира не хотел попасть впросак из-за неумелой напарницы, а этой девочке, которая ей годилась в дочери, а ему — в внучки, если не дальше — позволял бить себя по голове и ничего с этим не делал, лишь возмущался. Да, наверное, это очень странно. — Слушай, малявка, — успокоив себя, вкрадчиво начал Мира и сразу понял, что поступил неправильно — Каннила вся подобралась, как зверь перед броском. — Я тебе уже всё объяснил. И мой ответ не изменится. За что Мира любил работать с Аиуту, так это за её непревзойдённую догадливость и смекалку. Поэтому, когда она сделала шаг к стене, согласно кивнул про себя. Только вот Каннила не хотела ничего понимать. — Мира! — снова возмутилась она, но, на удивление, ударить его не потянулась. — Это я тогда была маленькой, а сейчас я сама могу за себя постоять! — Может и так, — нехотя согласился он, — но это тоже ничего не меняет. В глазах девочки разом появилось столько обиды, что Мира почти пожалел о своих словах. «Почти» — потому что, всё-таки, эта глупая «малявка» была ему дороже, чем бывшая напарница. — Меняет, — уверенно, хорошо скрывая эмоции, сказала Каннила, — это всё меняет. Я же теперь могу пойти с вами, и ты не будешь волноваться о моей безопасности! Аиутут, которая почти незаметно дошла до двери, застыла, и спина её стала неестественно напряжённой. Мира медленно выпрямился на кровати. Воздух вокруг похолодел. — Не будет такого. Наверное, он сказал это слишком железным тоном, потому что девочка вздрогнула и отшатнулась. Отшатнулась так, словно перед ней был не он, Мира, а кто-то другой, страшный, чужой. Чудовище. Ему и самому бы отшатнуться и оказаться где-нибудь подальше, но от себя не убежишь, а от мелькнувшего страха в знакомых льдистых глазах — не хотелось. — М-мира… — дрогнувшем голос начала Каннила. И закончила. Было бы зеркало, он бы горько усмехнулся своему отражению, но зеркала не было, и пришлось сдержать этот порыв. И лишь одно слово всплыло в голове — терпи. — М-мира… я… В комнате стало до неловкости тихо. Аиуту, не двигаясь, застыла у двери, и пальцы её так и тянулись к ручке, но не дотягивались; Каннила смотрела на него с приоткрытым ртом, и в её глазах было слишком много шока, слишком много — целая капля — страха и слишком много сожаления, которого ему было совершенно не нужно, а волосы, спадающие на плечи непослушными кудрями, горели неестественно ярко по сравнению с бледным лицом. Мира не сдержался — всё-таки горько усмехнулся и снова откинул голову назад, взглядом возвращаясь к потолку. — Что ж, малявка, — иронично произнёс он, пытаясь придать голосу беззаботные нотки, но даже ему самому показалось, что боли там было слишком много, — видимо, я забылся. «Видимо» — потому что Мира не забывался. Он никогда не изменял своей природе, просто для девочки она была одной, привычной лишь ей, а для других — совершенно другой. Поэтому «видимо» — тоже ирония. — Мира… — снова начала она. И снова — закончила. Он поднялся, всё ещё стараясь выглядеть беззаботным, но понимая, насколько это тщетно. — Что ж, — повторил, — пришла пора заканчивать. Что заканчивать и как заканчивать он и сам не знал, но было такое стойкое ощущение, что только что, от его ледяного тона, оборвалось что-то важное и что-то настолько хрупкое и ценное, что не склеить. Наверное, горько подумал Мира, это доверие. Он потянулся за мешком с вещами, но не успел ничего сделать — маленькое пламя сшибло его с ног, опрокинуло на кровать и уткнулось лбом в плечо, и от этого слишком привычного жеста весь комок внутри словно рассосался. — Прости меня, Мира, — прошептала Каннила, всхлипывая, — я н-не хотела, чтобы ты злился… Он рассеянно гладил её по голове и смотрел в потолок. Пряный запах, всегда следующий за девочкой по пятам, витал вокруг него и легко прикасался к напряжённым нервам, успокаивая их, осторожно навевая, что всё ещё может разрешиться, а порванная нить — восстановиться. Наверное, они бы не заметили течение времени вовсе, если бы от двери не раздался голос Аиуту, которая так и не решилась уйти. — Слушайте, — нерешительно начала она и вздохнула, — Каннила, спасибо, конечно, что попыталась его уговорить, но не стоило. Я тогда просто в трудном положении была, вот и предложила, но сейчас всё в порядке и… — Аиуту, — перебил Мира серьёзно, — что с плечом? Она запнулась на полуслове. Он осторожно сел, придерживая всё ещё вздрагивающую девочку за плечи и нахмурено посмотрел на девушку. — Ничего серьёзного, — после некоторого времени в тишине, со вздохом ответила она. — Просто стрела слегка задела. — Насквозь? Она снова запнулась, и комната снова погрузилась в тишину. Спустя ещё некоторое время Каннила успокоилась и отстранилась от Миры, неловко плюхаясь рядом с ним на кровати. Её глаза покраснели, но в них больше не было тех страшных эмоций, который он видел раньше, поэтому, можно сказать, всё практически наладилось. — Аиуту, — негромко произнесла девочка, — простите меня. Я… хотела убедить Миру, я надеялась, что смогу это сделать, но… И в этом «но» было столько боли, что Мира тут же пожалел о своём отказе. Он вздохнул. — Малявка, дело не в тебе. Точнее, как раз-таки в тебе, но вина эта полностью на мне, потому что я боюсь, что, пока мы будем выполнять заказы, с тобой что-нибудь случится. Те, на кого мы охотимся, не просто какие-то люди, едва научившиеся держать в руках оружие — они такие же профессионалы. А ты, — на этих словах он грустно улыбнулся и против воли потрепал её по волосам, — ещё слишком неопытна, чтобы с ними встречаться. Он хотел добавить, что, если придётся убить, — это тяжёлый груз, который для неё пока непосилен, но промолчал. А ещё он ожидал, что она привычно нахохлится и обиженно сложит руки на груди, потом разозлиться и хорошенько ударит небольшим кулачком по его макушке, но Каннила лишь опустила голову. Опустила и тихо-тихо, почти плача снова, спросила: — Ты совсем мне не доверяешь, да?.. Доверяет, возмутился Мира мысленно, доверяет больше всех остальных, просто боится за неё. Как бы он её не учил, неопытному человеку против профессионалов выстоять можно лишь по чистой случайности или благодаря какой-то небесной удачи, но не из-за собственных сил точно, и он знал об этом не понаслышке. А девочка — она ведь учится обращению с оружием всего ничего, всего каких-то четыре года, и для большого опыта этот срок — ничего не значит. Нет, вздохнул он, но на этот раз уже не обманывая себя, не доверяет. Только не ей, а её умениям. — Малявка… Каннила резко вскинула голову, но в глазах её, как и в голосе, больше не было боли, только мольба. — Мира, — просяще и очень тихо начала она, — пожалуйста, доверься мне. Ты ведь меня хорошо учил, нет, ты ведь меня учил, а не кто-либо другой, — девочка взяла его руку в свои маленькие ладошки и сжала, — неужели ты не доверяешь себе? Неужели не веришь в собственное мастерство? На самом деле, себе Мира вообще не доверял, но перебивать не стал, и Каннила, чуть помолчав, продолжила: — Мира, со мной всё будет в порядке. Обязательно. А вот с ней, — она взмахов руки показала на застывшую Аиуту, — нет. Мира-а-а, ну ты же не хочешь, чтобы с ней что-либо случилось, правда? Пожалуйста… На самом деле, ему было всё равно. Ему, а не ей. И это, наверное, всё и решило. Мира вздохнул. — Хорошо. Во второй раз за вечер его повалили на кровать с объятиями, только теперь это «пламя» счастливо смеялось.***
Аиуту кусала губы и не знала, куда деть руки, а Каннила — громко и совершенно неподобающе для девушки ругалась, раз за разом огревая его по голове. А Мира сидел на расстеленном плаще и неловко улыбался, здоровой рукой потирая голову. Как-то так получилось, — совершенно неожиданно и случайно, — что одна из стрел задела его и пронзила насквозь плечо, поэтому одна из рук, которая правая, была совершенно обездвижена. Сам Мира не чувствовал никакого дискомфорта по этому поводу, потому что не чувствовал боли, больно было скорей от льдистых глаз, в которых, помимо ярости, стояли слёзы. Как-то так получилось, — и Мира честно не знал, как, — в их небольшом отряде без ранений на этот раз оказались как раз-таки женская половина, которая всегда куда-то попадала. Каннила чаще всего отделывалась лёгкими порезами и ссадинами, за которые постоянно получала нагоняи, Аиуту, из-за более ответственной и сложной работы, доставалось больше — то просто заденет, то ранит серьёзно. Наверное, Мира не должен был, но он шутил о том, что такую Аи, всю в шрамах и синяках, никто не захочет даже замуж брать, за что получал от Каннилы неизменно сильные и особо болезненные удары. А ещё, наверное, он должен был чувствовать хоть что-либо, связанное со своей раной. Но, увы, ничего не было. В конце концов девушки успокоились, притащили его к озеру неподалёку и принялись промывать рану. Луна стояла высоко, и нужды в факелах и прочих осветительных приспособлениях не было, поэтому они просто осторожно стянули с него рубашку и едва не выругались снова — рана уже начинала гноиться. В итоге ругалась только Каннила, и ругань её была слышна едва ли не на весь лес, пока она ходила за бинтами и мазями на поляну, где они разбили небольшой лагерь. Аиуту тем временем осторожно промыла рану чистыми краями его же рубашки с одной стороны, потом переместилась на спину. Они обработали её быстро, потому что вдвоём, оно, конечно, сподручнее, потом, устроившись по обе стороны от Миры, принялись забинтовывать, максимально осторожно, и он буквально почувствовал, как Аиуту за спиной застыла. — Не знала, что у тебя есть татуировка, — удивлённо произнесла она, и Каннила, тоже удивившись, опираясь на его здоровое плечо, перегнулась, чтобы увидеть. — А, — беззаботно пожал плечом Мира, и Каннила от такого действия ойкнула, — ты и не спрашивала. — А чего она такая маленькая? — девочка вернулась на место и непонимающе посмотрела ему в глаза. — И почему именно круг? Мира хотел ответить, что так уж ему захотелось. Захотел, но не ответил, потому что изначально татуировка, как рассказывала бабка, что выходила его, была на всю спину, огибала лопатки и поясницу. — Это не круг, а змей, пожирающий свой хвост*, — со вздохом поправил он, — и изначально он был большим. Повисла тишина. Каннила напротив него неловко потупилась. — Мира, ты не понимаешь, — тихо сказала за спиной Аиуту, — она очень маленькая. Тут даже головы змея не различишь. Аиуту, несомненно, умна, подумал Мира, и она догадалась, откуда эта татуировка и что он имел под «большой». Но Каннила слишком мало знала о мире, хоть и была смекалистой, слишком поверхностно, поэтому по-детски наклонила голову к плечу и пожала плечами. — Может, тебя обманули, когда её делали? Он открыл рот, чтобы опровергнуть её предположение, но девушка успела быстрее: — Скорей всего. Правда ведь, Мира? И ему ничего не оставалось, кроме как согласно кивнуть. — Да. — А почему именно змей? — в льдистых глазах мелькнула заинтересованность. Потому что эта знак моего бремени, подумал Мира, но вслух произнёс совершенно другое: — Да я молодым был, вот и решил сделать себе на спине что-нибудь по страшнее. Признай, жутко ведь звучи: змей, пожирающий собственных хвост? Каннила поморщилась. — Очень. Ну и вкус у тебя. Он засмеялся так громко, что в воде, булькнув напоследок, всполошились рыбки, а с соседних деревьев вспорхнули растревоженные птицы. Девушки снова засуетились вокруг него, ругаясь и обматывая бинтами едва не открывшуюся рану, а Мира, успокоившись, смотрел на водную гладь, на лунную дорожку на ней и улыбался. Грусти не было. Наверное, это потому, что он всегда знал, что так будет. Богиня не сказала, когда именно придёт его время и при каких обстоятельствах это случится, оставила после себя лишь такой вот подарок — татуировку, которая своим размером должна была дать подсказку. Правда, и тут богиня была в своём духе — поместила змея Мире на спину, так, чтобы он сам не смог увидеть. Тогда ему это было и не нужно — полученная сила опьяняла, а возможность прожить долгую жизнь в молодом теле — дурманила. Да, подумал Мира, и почувствовал, что улыбка наполнилась грустью. Он всегда об этом знал. Аиуту с Каннилой закончили перевязку и расположились напротив, не решаясь ничего сказать. Когда он повернулся к ним, одна смотрела на него, а другая — в сторону озера. В льдистых глазах задумчивости было слишком много, и она словно думала о чём-то слишком серьёзном и слишком тяжёлом для неё. Мира заставил себя сменить грусть на насмешливость. — Маля-а-а-авка, — издевательски протянул он, слегка прищуриваясь для придания эффекта, — такое чувство, словно ты сегодня вообще не причёсывалась. Каннила вспыхнула так ярко, что цвет лица почти стал ярче цвета волос — Мира видел это даже в свете луны. — Придурок! — она подскочила, ударила его по макушке и, размашисто шагая и что-то гневно бормоча себе под нос, унеслась в сторону лагеря. Придурок, не стал спорить он. — Зря ты так, — со вздохом покачала головой Аиуту, смотря вслед девочке. — Это называется профилактикой. Чтобы не расслаблялась. — Это называется «слепой идиот», — она поднялась и бросила на него последний взгляд. — Настолько слепой, что, порой, дальше своего носа не видит. Нет, горько усмехнулся Мира, снова посмотрев на озеро. Это называется заботой.***
Это называется заботой, подумал Мира и принял на себя удар. Всё начиналось вполне неплохо — очередной заказ в небольшом городишке на банду разбойников, очередные перепалки и очередное долгое уговаривание Каннилы, чтобы её взяли вместе с ними. Они бы всё равно взяли, только Мире хотелось поиздеваться над ней, и плевать было даже на то, что он всегда за это огребал. Аиуту на такое лишь закатывала глаза и качала головой, а ещё спрашивала их, обоих сразу, кто из них на самом деле старший. И никогда не получала ответа, потому что его перекрывал смех. Заказ и вправду был настолько обычным, что даже смешно было смотреть на все тщательные приготовления, которые они делали, но его напарница настояла на их необходимости, а Каннила даже слушать не стала — просто выполняла так, как говорила Аиуту. И, как-то так получилось, что как раз Аиуту они и потеряли, пока шли к месту пересечения с разбойниками. Леса в этих местах были густыми и непроглядными, а время выполнения было строго определённое, поэтому, переглянувшись, они решили, что найдёт спутницу потом, когда разберутся со всеми. Наверное, всё-таки стоило её поискать, потому что разбойников, как оказалось, раза в два больше, чем указывалось в заказе, и среди них был один маг. С ним Мира расправился одним движением, а вот с остальными пришлось попотеть. Нет, даже не так — пришлось прикрывать спину Каннилы, которая вечно забывала о тылах. Зато выглядела она грозно, потому что ярко-красные, безумно похожие на кровь волосы, пышными волнами метавшиеся по небольшой поляне, создавали впечатление разбушевавшегося огня, который сжигал всё, к чему прикоснётся. Только, и это было целиком и полностью виной Миры, эта свеча, казавшаяся ожившей богиней, совершенно забывала про свою открытую спину и всегда сосредотачивалась лишь на одном противнике. Маг был не один, потому что дыру в груди можно создать лишь магией, и Мира, к сожалению, понял это слишком поздно, зато успел метнуть кинжал в ту сторону, откуда пришёлся удар, услышал звук падающего тела и сам осел следом. — Мира! — знакомый голос звучал слишком испуганно. — Не суетись, малявка, — прохрипел он и стал заваливаться на спину. Мира приготовился к холодной земле, но неожиданно почувствовал под головой что-то тёплое, открыл глаза и встретился с льдистыми глазами. Запачканное в брызгах крови лицо, красные волосы, ледяные глаза — да, пожалуй, она и вправду была очень похожа на богиню. На плачущую богиню. — М-мира, т-ты… — Знаешь, малявка, а ты, наконец-то, набрала веса, — усмехнулся Мира, и только тогда почувствовал, как же это тяжело — чувствовать и двигаться. Она сначала просто замерла, потом как-то неспешно вспыхнула, и в глазах мелькнул знакомый гневный огонёк. — Придурок! Он рассмеялся, закашлялся и прикрыл глаза. Вокруг царила тишина и спокойствие, и его тело тоже было тихим и спокойным, а ещё очень лёгким — такой лёгкости он никогда не чувствовал. На коленях у Каннилы царило умиротворение, а её запах, всё такой же лёгкий, несмотря на примешанные нотки стали, дарил ощущение дома. — Мира, — тихо позвала она. — Да? — Это ведь… конец, да? Он открыл глаза и увидел, что она не смотрит на него. Она вообще никуда точно не смотрела, потому что взгляд стал пустым и бесцельным. Да, подумал он. — Нет, — сказал он. — Ты врёшь. — Нет, — он улыбнулся уголками губ, когда Каннила посмотрела на него, — это мой конец. Но не твой. Её глаза снова наполнились слезами, и Мира, через силу подняв руку, осторожно вытер их и так же осторожно покачал головой. — Не надо. — Но… — Пожалуйста. Девочка кивнула, но он заметил, насколько тяжело ей это далось. Снова повисла тишина, а потом она заговорила — тихо, вкрадчиво, доверительно: — Знаешь, рагу до встречи с тобой я не пробовала. Просто… ты спросил, чего я хочу, и первое, что пришло мне в голову — это рагу. Пока жила на улице, я слышала, как другие дети иногда говорят о нём. Не так, как о другой еде, как-то более тихо и доверительно, и мне всегда казалось, что это блюдо — рагу — самое вкусное на свете. Мира снова засмеялся — хрипло, негромко. — Так оно и оказалось. Она с улыбкой покачала головой. — Нет. В тот первый раз оно было отвратительным, но я заставила себя съесть всё до последней ложки, потому что это был первый раз, когда меня не обманули, когда сделали именно то, что обещали. Поэтому я и заказывала всегда рагу — чтобы напомнить себе о том, что всё позади. Свечка, подумал Мира, и никак иначе. Она сияла даже тогда, когда почти потухла, даже тогда, когда пришлось терпеть и переносить случайные пинки судьбы. И ему стало стыдно — совсем немножко, но всё же — за то, что он смел подшучивать над её любовью к рагу. — Знаешь, что значит твоё имя? — неожиданно даже для самого себя спросил он, и Каннила, удивлённо посмотрев на него, покачала головой. — Свеча. — Почему именно так? — Потому что ты — пламя. — Да я же… даже тебя подвела… — Неправда, — он вздохнул, — и дело не в том. От пламени одной свечи рождается… множество. Послышались тихие шаги, и Мира уже знал, кто это, даже не спрашивая. — Аи, — негромко позвал он, и та присела рядом, — заказ выполнен? Она поморщилась от совершенно ненужного вопроса, но кивнула. — Вот и хорошо. Вот и хорошо, повторил он про себя и чуть повернув голову, уткнулся Канниле в живот. Она вздрогнула, но не возмутилась. Потом живот задвигался, словно она собиралась сказать что-то очень важное. — М-мира, я… — Я знаю. Наверное, стоило бы сказать что-то в ответ, но Мира не стал, потому что это называется заботой. Аиуту назвала его придурком, который ничего не видит дальше своего носа, но на самом деле он видел слишком много и слишком многое знал, но рассказать и ответить тем же — не смел. Потому что если он сейчас скажет что-то лишнее, то ветер усилится, а свеча — почти потухнуть. Нельзя. Он прикрыл глаза. — Аи. Её голос был тих. — Да? — Позаботься о ней. Ноги под ним напряглись, и Мира понял — сейчас Каннила не сдержится. — Мира! Что ты такое… «Так надо, малявка. Так надо». И всё потонуло в тишине.