Обречённый

Будучи связанным, а самое страшное — привязанным к кровати, Антон, который именно тот самый закоренелый атеист, посмеивающийся над остальными, не только бы уверовал сейчас в бога и сатану, но и готов был бы дать клятву что Дева Мария (эта проститутка) была не только непорочным ребёнком, но и действительно родила от святого духа. Главное, чтобы развязали и отпустили. Большего не надо. Ну и дали поесть, потому что чувствовал Шастун, что второго дня без еды он не выдержит. Вот, прямо от слова совсем. Готов был уже падать ниц перед тем, кто принёс бы ему хоть что-то. Не отказался бы даже от черствой булки, которую он недели две назад нашёл у себя в холодильнике. Что делала булка в холодильнике — оставалось загадкой если не века, то точно забрала пару минут внимания Антона. А пара минут для Антона — это слишком много и таки довольно непозволительная роскошь. Впрочем, смотря на сегодняшнее положение вещей, Антон мог бы размышлять о чертовой булке часами, но, увы, сейчас все мысли были раскиданы на несколько групп по типу: Что же делать? Где я? Что происходит? Хотя, на один вопрос он всё-таки мог дать ответ: происходило абсолютное ни-че-го. Точнее, как ничего? Происходило — кто-то приходил, проходил, даже смеялся, но это по сути мелочи. Масштабные же вещи, видимо, затаились в коридоре будущего и ждут удобного момента, чтобы выскочить и схватить Шастуна своими когтями, как в этих третьесортных ужастиках. Знаете то прекрасное чувство свободы, когда ты можешь пойти куда угодно? Вам, вот, повезло. Шастун же, кажется, забыл, что это такое спустя уже сутки после злосчастной вечеринки. Той самой, где расстреляли очередного богатого сына какого-то-там-нефтяного-магната. Если бы его охранники были живы, то Шастун бы с уверенностью подошёл и напрямую заявил бы: «Охранник из вас, честно говоря, так себе». Получил бы в морду, или же его просто послали бы, так как у людей аллергия на правду. Аллергия на правду есть у всех. Либо вы же просто ебнутый, если у вас не наблюдаются тех типичных симптомов, которые вызывает правда. Вам только стоит услышать хоть одно правдивые слово и кажется, что внутри поднимается злоба, которая разнесет вас и заодно того бедного зачинщика к чертям собачьим. Симптом первого вида: злоба. Симптом второго вида: отрицание. Симптом третьего вида: больной пытается просто сбежать. Шастун долго думал над тем, какой из симптомов подошёл бы этим нерадивым охранникам, которые допустили тот пиздец, который творится в клубе-название-которого-не-так-важно. Когда ты слишком долго лежишь с завязанными глазами и сам связанный, то волей неволей пытаешься отвлечься от всего, что творится вокруг. Шастуну приходили в голову и другие мысли, которые не дают сдвинуться полностью, но как-то они были менее интересные, чем воспоминание всего того ужаса, что творился вокруг Антона целые сутки назад. И он искренне не знал, что хуже: мёртвые тела вокруг или та оргия из алкоголически и наркотически опьяненных тел, что была за минуту до. Зачем его позвали туда в качестве фотографа, парень тоже не знал. Да и, честно говоря, плевать хотел. Главное, что заплатили добротно и хватит — большего ему не нужно было. Тогда он планировал после этого всего взять такси и, приехав домой, спокойно попить пивка, расслабиться и, возможно, подрочить на какое-нибудь порно, получив долгожданную разрядку за целый день. Потом же, конечно, можно будет и приступить к работе. Отработать же надо? Да и остальную часть денег нужно было бы получить. Скажем так: нафотошопить. Обработка бы заняла часа три, ведь заказчик явно дал понять: все должно было быть идеально. Настолько идеально, чтобы аж зубы скрипели от идеальности у недругов, и Антон смог бы сделать эту идеальность. Всего-то и нужно было бы: фотошоп, пару часов и кофе. Самым главным в этой цепочке было кофе. Ложка с верхом натурального, пахнущего энергией кофе, две ложки сахара и вода, доведенная до 100 градусов по Цельсию. Вот он — секрет идеального кофе для Антона. Главное, конечно, это кофе. Не дешёвая бурда из масс маркетов, а настоящий, дорогой кофе из специальных уютненьких магазинчиков. Таких, которые внешне ничем не примечательны и, когда заходишь, то падаешь в обморок от их цен. Но, по секрету скажу, те вещи, которые продаются там, того стоят. И продавщица стоит того, чтобы её завалить на прилавок и хорошенько оттрахать, на стекле елозя её сиськами третьего размера над всякими вычурными кофейно-чайными ложечками. Ещё хорошо было бы снимать это все, чтобы продать и стать порно режиссёром. Обязательно знаменитым. Вот так вот и рождаются Антоны-порно-режиссеры. Ты просто приходишь за своим идеальным дополнением к идеальному кофе, а получаешь AVN*, готовишь речь и благодаришь ту самую шлюху, которая дала тебе, ведь благодаря ей сейчас ты держишь эту статуэтку в руках. Ну, не забываешь ещё и про маму, конечно. Благодаришь её за то, что всячески поддерживая и, вообще, родила. Родителей Шастун не особо любил, так что, скорее всего, эта часть речи бы отпала. Да и, вообще, Шастун был тем, кто речь напишет за пять секунд до выхода, а позориться не хотелось. Так что пока Антон просто сидел бы перед монитором, попивал бы свой идеальный кофе и ждал пока загрузится лайтрум, скачанный с торрентов, ведь, какой идиот стал бы платить сто сорок два доллара и девяносто девять центов за такое, по сути, дерьмо? Девяносто девять центов вообще убили в Шастуне желание легально купить программу. Вот без девяносто девяти центов было бы идеально, а так, прости Adobe, не в этот раз. Именно так бы Шастун и размышлял, будь он сейчас в своей съёмной квартире в своих тапках зайца, подаренный друзьями-идиотами на день рождения. Но это все было бы, а реальность намного проще: он где-то, лежит связанный на чем-то и вокруг него происходит что-то. Чувствуете, как всё сразу стало на свои места? Чувствуете, как осознание чего-то неизвестного проходит сквозь вас и поражает мозг? Нет? Это все, потому что у вас глаза завязаны. Если бы Шастуну развязали глаза, то он бы паниковал сильнее. Орал бы, как сучка и плакал, как девчонка. Умолял бы отпустить и сделал бы все, чтобы получить свободу, ведь, когда ты работаешь в основном фотографом на особо извращенных вечеринках, то иногда перепадает очень даже нихуевый секс, как с барышнями, так и парнями. Не то, чтобы Антон был шлюхой. Нет. Но ведь согласитесь, когда тебе двадцать три и у тебя нет девушки — это очень хреново, а дрочить каждый понедельник, среду и пятницу тоже надоедает. Словно пробежка. Только не ногами по асфальту, а рукой по члену. Все равно приедается, все равно не то, а Шастун не дурак, чтобы отказываться, когда предлагают бесплатный трах. Предлагают совсем редко, но этого хватает с головой, чтобы заполнить пустые вторники и четверги. На выходных Шастун обычно либо высыпается, либо обрабатывает фото, либо снимает. Вот такой вот плотный график у господина Шастуна — согласитесь — насыщенная жизнь, не так ли? Но, видимо, один из святых духов, мерзко хихикая, решил, что у него недостаточно плотный график и недостаточно дерьма в жизни — нужно больше. До сих пор парень надеется, что это всего лишь тупая шутка друзей или не удачный пранк, но что-то как-то все зашло слишком далеко и привело к слегка неожиданным последствиям. Итог: Антон Шастун. Антон Шастун двадцать три года. Антон Шастун двадцать три года — фотограф, который оказался не в то время, не в том месте и теперь лежит уже гребанные сутки связанный хрен-знает-где и голодный. Очень приятно. Как не сдох за это время и не свихнулся? О! Очень просто — сила воли, твердый дух и щепотка отвлеченных тем, чтобы огородить себя от этого пиздеца. Именно это бы говорил Шастун репортерам, когда те бы восхищенно спрашивали бы его о том, как ему удалось выжить. Он бы написал книгу, приукрасив её, как та Лана Банана из Американской истории ужасов. Осталось найти своего кровавого лика и можно скакать по тропинке славы. Только эти мысли и тешили Антона. Был ли кто-то с ним еще в комнате? Он не знал. Ни звуков, ни рыданий, ни дыхания — ничего он не слышал. Два раза за день к нему приходил кто-то —судя по рукам — мужчина — и давал пить. Стакан воды и не более, если бы его бывшая снова бы села на диету, то он бы незамедлимо порекомендовал ей именно это место. И мотивации не нужно. Лежишь себе и худеешь — о тебе позаботятся. А после — вуаля! — и ты топ модель! Спасибо добрый дядя похититель — я никогда вас не забуду. Правда, один вопрос все же мучает Антона и не даёт покоя. Заглушить же какими-либо мыслями его так же не получалось. Мучило его то, как долго это ещё продолжится? Умирать ему как-то особо не хотелось, тем более от голода. Слишком было бы тупо умереть просто от того, что тебе не дают пожрать, и если бы Антон умер именно от голода, то он бы воскрес и умер бы снова от стыда, потому что Ха-Ха, а не смерть. Стыд и срам. А может, это просто какая-то изощренная пытка чтобы убить всю силу в пленнике? Ведь испражняться приходилось под себя. Никто не брал Шастуна под ручник и не отводил в вип-туалет с золотым унитазом и серебряной бумагой, чтобы можно было бы подтереться от души черт возьми. Нет. Никто такими удобствами Антона не наградил, и он, преодолевая стыд справлял естественную нужду прямо в штаны. А что, был какой-то другой выход? Только покажите, и Антон с радостью им воспользуется. Главное — покажите, пожалуйста. — Вставай! Господи помилуй — человеческая речь, наконец-то! Шастун готов был прыгать от радости. — Ну и вонища от тебя. «Что, блевать захотелось, да, ублюдок?» — именно это бы выдал Шастун, если бы не зассал перед лицом Мадам Неизвестности. — Иди давай, — злобно послышалось где-то слева. Ноги слушались плохо, поэтому Шастун переставлял свои деревянные конечности еле-еле. Кажется, что черепаха и та быстрее бы полезла. Ещё один толчек и Шастун рухнул на пол, больно ударяясь коленями, кажется, о бетон. Но это только кажется, ведь на самом то деле хрен его знает что там. Ещё один пинок уже под ребра распластали Антона на полу, и теперь уже точно возможности подняться не было. В голову полезли самые разнообразны мысли: от «а когда давишь жука на сколько больно ему» до «E=mc2 — почему именно такая формула энергии и, что курил Эйнштейн перед этим». Вот так вот просто валяясь на полу с саднящими коленками и ударами по ребрам ты становишься сразу физиком, математиком и философом в одном лице. Все так просто, правда? И никаких забот, а то все эти глупцы уходили в горы, становились отшельниками, чтобы постичь смысл жизни и найти ответы на вопросы. А Антон, который Шастун, упал, получил ботинком под ребра — и уже постиг все дерьмо мира. Видимо, он таки свихнулся или умер. Потому что такой бред выдать может только либо воспаленный мозг, либо мозг в предсмертной агонии. И все так же хотелось бы Антону, чтобы если он и умер, то не от голода. Возможно его бы пристрелили ещё на той вечеринке и дело с концом — кайф. А сейчас просто персональный ад. Почему именно ад? Видимо, просто так, от скуки божьей. Видимо, со стороны это все выглядит достаточно забавно. Давайте же, похлопаем богу за то, что он организатор вечеринок от… от… ну, в общем, нормальный такой организатор. И шутки хорошие, в виде ударов. Шастуна схватили за волосы насильно подняв того с пола. Весело же, правда? С Антона срезали его грязные тряпки, пропитанные мочой и ещё неизвестно каким дерьмом. Вы уже слышите, как бог довольно улюлюкает со своего места, разглядывая нагого Антона, который стыдливо прикрывает промежность? Слышите? Весело, правда? Шастуна толкнули под ледяные струи. Шастун кричит как от ожогов. Ну как кричит. Хрипит точнее, потому что в горле пустыня сахара, завалившая песком кричалку. Вот и получаются скорее предсмертные хрипы, а не вой или ор человека, которому больно от тех самых ледяных струй. Наверное, это и есть самая любимая музыка для бога. Крики атеистов — флейта для ушей. Все таки бог замечательный диджей. Чувствуете, как вам весело? Хочется танцевать? Шастуна грубо намыливают мочалкой, царапая кожу, держа его так сильно, что наверняка синяки будут. Он по-прежнему ничего не видит. Маску не сняли. Антон надеется что это маска, а не то что его просто лишили зрения, например, зашив глаза, или выкололи их. Наверное, это бог так шутит. Ведь он замечательный пранкер. Не правда ли? Смешно же. Шастун оседает на пол от внезапной усталости. Дрожит и стучит зубами. Пытается снять маску и получает в ответ короткое «пристрелю». Сразу же отпадает какое-либо желание бунтовать — прекрасный способ. Антон думает, что если он освободится и заведет когда-либо детей, то именно так и будет их воспитывать. Специально купит пистолет и специально будет говорить лишь короткое «пристрелю», и всё. Антону думается, что именно от этого они будут покладистыми, как дети из воскресной школы, запуганные богом. Тот же самый пистолет, только бородатый и неосязаемый. А это вполне себе такая весёлая вещь которую и в глотку можно засунуть любимому чаду, если что. А вы, вот, попробуйте бога засунуть. — Одевай его, — ещё один голос. «Бог ты ли это? Почему ты так груб со мной?» — думал Шастун. — Когда заказчик придёт? «Неужели бог опустился до того, что исполняет заказы?» — Через 20 минут, так что поторопись. О хвала богам, если через 20 мин его убьют и избавит от этой божественной вечеринки. Антон даже улыбнулся от той мысли, что скоро все закончится и он спокойно отправится в вип-комнату с видом на облака. Будет бегать в смешном белом балахоне, летать на крыльях ангельских и, с мученическим выражением лица, будет играть на арфе. Возможно, тогда у него вырастет нимб над головой, а его вид мученика достигнет того пика, когда глаза закатятся и не выкатятся обратно. Босиком он, правда, не особо любил ходить, так что он просто надеялся, что там будут ангельские носки. Наспех вытерев Антона, голос сделал невообразимое — развязал ему руки. Ну как развязал: перерезал веревки с тем же своим коротким «убью» после «не рыпайся». Не рыпаться, так не рыпаться — без проблем. На этот счет Антон был очень послушным — его шкура ему же дороже, а глупое геройствование себя еще не оправдало никогда. По крайней, мере в жизни Шастуна. — Одевайся, — в руки падают видимо трусы и Антон их ощупывает, ища ярлычок, чтобы узнать — перед или зад. Если вы спросите Антона: ну как, чувак, классно с завязанными глазами одеваться, то он пошлет вас в жопу, так как потерять равновесие и упасть с ростом метр девяносто семь — это очень весело. Прямо обхохочешься. Особенно его задница, прилетевшая на холодный, мокрый пол хохотала больно долго. И вытирать его, конечно же, никто не собирался, от слова совсем. Ходи Антон в мокром — никому не мешаешь. Надеть джинсы было труднее. Особенно, когда запутываешься в штанинах. Сколько раз уже Антон проклял свои длинные конечности? — Вставай давай, — его дергают за локоть, рывком поднимая. Мокрые джинсы тут же мерзко прилипают к ягодицам и бедрам и Шастун поджимает пальцы на ногах, ежась. Хотя бы футболку сухую дали — и на том спасибо. — Руки вытяни, — голос номер два наконец-то появился, и Антон все также послушно вытянул конечности, а через секунду недовольно кривится — на запястьях защелкиваются наручники, врезаясь металлом в кожу. — Не нравится? — послышался голос номер два совсем близко. От него несет перегаром и чем-то мерзким. — Не волнуйся, это вообще ромашки по сравнению с тем, что тебе предстоит. Я многое слышал о твоих предшественниках — не позавидуешь. Антон лишь попытался выдавить на этот бред что-то наподобие улыбки, но скорее всего вышла какая-то непонятная гримаса с оскалом. Шли они в тишине, медленно и очень долго. Кучу поворотов, пару раз Антон даже ухитрился зацепится за что-то и упасть — все в лучших традициях Шастуна. Видимо, это здорово нервировало тех людей, коль после второго раза его перестали толкать в спину, а взяли под руки. «Прямо как девицу» — пролетело у Шастуна в мыслях. Запястья ныли от металла, врезающегося в кожу, ногам было холодно и мокро. Надеть на него носки никто не догадался, и Антон гордо шествовал в неизвестно куда, шлепая босыми ногами. «Лучшие ощущения» — скажет он вам. «Я рекомендую» — улыбнется он вам. «Адреналин еще тот» — засмеется он. Живот, так некстати, завел свою песню, и Антон уже думал над тем, как провалиться сквозь землю от стыда. Наверняка эти люди ухмыляются. Наверняка они смеются над ним. Над глупым и смешным Шастуном, который неприлично голоден. Как Антон еще не сдох — загадка века, необъяснимо, но факт, и все в этом роде. Шастун жив, без сил, но жив. А еще в наручниках, с завязанными глазами и хрен знает где, вообще. Вот такая вот жизнь у простого фотографа, который ради заработка решил переехать в Москву. И всего-то стоило пойти не на ту вечеринку. Там, лежа непонятно где, Шастун поклялся сдать себя в психушку, если выберется или сбежит. Ну, а как иначе? Для будущей книги самое оно — психологическая травма и все такое. То, что у Антона не совсем подходящие мысли для такого места, ситуации и положения, Шастун понимал, но остановится не мог, воображая себе славу после написания бестселлера. Даже и название на языке крутилось. Только вот, никак не хотело озвучиваться в голове Антона. — Этот? Пакуйте его в машину — у нас нет времени. Покататься в неизвестность — что может быть лучше? Антон уже представлял, как его выкинут где-нибудь в пустыне и застрелят. Хотя, к чему такие сложности? Там бы на вечеринке, да и дело с концом. Шикарно же, нет? Выходя на свежий воздух, в голове у Антона появилось только два варианта: либо он как-то сбегает и обязательно пишет книгу, наполняя её драмой и болью, либо его везут убивать и тогда прощай вся его жизнь «я не буду скучать». В принципе, оба варианта Шастуна устраивали, и он абсолютно спокойно шагнул в неизвестность.