помолись, кровавый принц

Наставник говорил, что молитва спасает. Нужно только шептать благодарность. Бог все видит и все знает, Он в каждом из нас. Но во мне живет Сатана. Он выдавал свое присутствие двумя вещами – воспоминаниями и снами. Воспоминания врезались под кожу иглами. Первое и самое главное из них – Пак Чанель. Он будил во мне грязные греховные желания, и я никогда не мог отказать ему в их исполнении. За несколько месяцев до выпуска из школы мы начали встречаться. Он совращал меня своими руками, а я выгорал, как восковая свеча. Даже сейчас, спустя десяток лет, я не прекращаю молиться, чтобы искупить свою вину. Но Бог меня не слышит. Слышит Дьявол. Дьявол с лицом Чанеля. С его похабными шуточками, с сильными руками, хватающими меня за задницу, с измазанными в моей сперме губами. Мы целовались за школой, в полуразваленном сарае с садовыми инструментами, в парке под кроной старого покорёженного дуба, в комнате общежития. Судорожно стаскивая одежду друг друга – форму элитной школы. Трогали, тискали, дрочили, сжимались. Я получал все новые иглы под кожу и не мог избавиться от боли никакой молитвой. Потому что Бог меня не слышал. Слышал Люцифер. Сны путались с реальностью. Похабные и пошлые одновременно с этим до дрожи пугающие. Дьявол с лишними конечностями, похожими на щупальца осьминога, улыбался мне, зазывал, а когда я оказывался в его объятьях, онемевший от страха, облизывал раздвоенным языком мои соски и ласкал возбужденный член когтистой лапой. Я не мог шевелиться, не мог кричать. Лишь плавился в его объятьях, наблюдая будто со стороны. Мы среди горы обнаженных, похотливо стонущих, сношающихся тел. Они лишь были похожи на людей, но ими одолевала звериная сущность, голые инстинкты. И Дьявол мне шептал: - Это все твое. Твое царство. Когда ты станешь моим, все это будет принадлежать тебе. Мой кровавый принц. Я не спал ночами, боялся своих снов. Быть в объятьях демона было не самое страшное. Я был в Аду. Видел пытки, страдания, извращенцев, поедающих собственное дерьмо, разлагающиеся, но еще живые трупы, ожидающие своей участи грешников в варящемся котле. Я видел, как с провинившихся заживо снимали кожу или скальп, как разрывали изнутри раскаленными прутьями, вынимали глаза, обмывали в кислоте и вставляли обратно. А Дьявол все шептал мне на ухо с небывалой нежностью: - Это все твое, малыш. Все твое, мой кровавый принц! Эскулап давал мне настойки. Родители нервничали. Мне ничего не помогало. Сны терзали, я не мог спать. Боялся прикрыть глаза и снова увидеть оскаленную морду. Лицо Сатаны, а глаза – влюбленного мальчишки. Я думал, что после выпуска Бог поможет мне, и получил сан. Отец был против, злился, что я променял многообещающую профессию писаря при короле на невесть что. Церковь была моей последней надеждой, но даже там – у алтаря, возле святых мощей, - я видел его обезображенное лицо. Я молился, но Бог не слышал меня. Зато Сатана был влюблен. Воспоминание о расставании с Чанелем, единственным человеком, держащим меня на плаву реальности, вошло уже не иглой – стрелой – под сердце. Болело так, что проще было вырвать, вместе с жизненно важным органом. Я переборол себя. Улыбался ему, когда он прощался со мной. Форма кадета ему очень шла. Ему, сыну потомственного военного, было больше некуда деваться, кроме как в училище. - Все будет хорошо, Бек! Мы расстаемся всего на пару лет! Я обязательно буду навещать тебя! Я знал, что Чанель врет, но смог лишь улыбаться ему и смахивать непрошенные слезы. Давно я не плакал от грусти, все чаще от страха. - Я буду помнить о тебе, и ты меня не забывай, - улыбнулся Чанель, сверкнув на мгновение клыкастой пастью. Я даже не вздрогнул. Мои сумасшедшие призраки все чаще перебирались в реальность. Мне просто хотелось быть чуточку адекватным в глазах Чанеля. Он даже не поцеловал меня на прощание – на площади было слишком много глаз. Его отец, хмурый, строгий, вытянутый по струнке генерал в отставке скользнул по мне взглядом, полным презрения, но подошедшему сыну ничего не сказал. Через секунду они растворились в толпе. Навсегда. Деревенская церквушка – единственное каменное здание во всей деревне – поражала своим застывшим во времени великолепием. Витрины с ангелами из разноцветного стекла вызывали восхищения, даже будучи грязными и кое-где потрескавшимися. Я прибыл сюда подальше от суеты столицы и демонов внутри себя. Церковь давно пришла в негодность, ни один священник не хотел ехать в Богом забытые места и что-то там проповедовать. Я в глазах наставника и других послушников, только-только получивших сан вместе со мной, был самоубийцей и изгоем. Пару раз во время моего обучения в семинарии мои приснившиеся галлюцинации выходили из-под контроля и пугали меня. Но отщепенство не пугало меня. Я жаждал покоя и одиночества. Деревенские приняли меня не сразу. Небольшая деревушка, состоящая в основном из шахтеров и их семей, особо не нуждались в посланнике церкви, но я также не рвался к ним для нотаций о любви к ближнему своему и Богу нашему Всемилостивому. Тем более, что милости у этого Господина было не особо. Потихоньку обхаживал и обживал церквушку, пока было тепло, полол небольшой огород и клумбы возле входа, засадил все цветами, хотя рядом росли великолепные кусты диких роз, которые мне было жалко срезать. Отмыл витражи и иконы – старые, запыленные и дорогие. И старательно избегал фантомы по углам, игнорируя их. Первые знакомства и дары ждали меня через неделю, хотя местные скорее проявили любопытство. Приезжие у них были большой редкостью. В ближайшее воскресенье пригласил всех на первую мессу, сказали, что придут, и радостные разошлись – хоть какое-то развлечение появилось. Я молился, когда в церковь зашел староста. Он оглядел отмытые полы и скамейки, блестящие давно выцветшей позолотой иконы, яркие от палящего солнца витражи с Девой во главе и выразил скупое восхищение: - Неплохо, святой отец, неплохо. - Благодарю Вас. Надеюсь, в ближайшее воскресенье увижу Вас. Старик сдержанно улыбнулся: - Я приду. Боковым зрением я увидел, как призраки отлепились от темных углов и полезли к мужчине, страдальчески выкатывая глаза. Я чуть не заорал: при дневном свете я видел их впервые – изуродованные раскаленным железом грешники с пузырящимися кислотой и кровью щупальцами вместо конечностей. Меня передернуло от омерзения. Старик это заметил: - Все ли хорошо? - Да, простите, я должен вернуться к молитве. Он ушел, грешники вернулись по углам. Я обернулся к алтарю и на секунду увидел темную тень со знакомым оскалом. Лишь на секунду, но паника забилась во мне раненой птицей, тревожа иглы, что все еще хранились под кожей. К вечеру я зажег свечи только на алтаре, чтобы было хоть какое-то освещение при молитве. Призраки за день исчезли и не появились даже тогда, когда полная луна засветилась в окнах. Хотя они особо любили полнолуние. Я читал вечернюю молитву у алтаря, когда ветер погасил свет разом. Меня бросило в жар, будто кипяток полился вместо крови. Ветру было неоткуда взяться – я все двери и окна плотно закрыл. Дым от задутой свечи зашевелился и растаял. Я был не в силах даже зажечь масляную лампу, хотя она стояла на полу рядом. Все тело сковало. - Малыш… - раздалось откуда-то. – Мой принц… Ветер не мог завывать с такой любовью. Я знал, кто это был. Тот, кто нашептывал мне во сне глупости, словно нашкодивший мальчишка, но в реальности ни разу не сказал мне ни слова. И я понял почему. Он имел не только внешность Пак Чанеля, но и его голос. - Малыш, - возле самого уха, - я так хочу тебя… Улыбнись же мне, малыш. Когда обернулся, уже никого не было. Только тень от луны на полу. Я не позволял несуществующему прикасаться к моей жизни, но впервые мои страхи связали меня как щупальца. И отпускать не желали. На ватных ногах, так и не прочитав молитву до конца, я отправился к себе в комнату. Мне снились не грешники и их пытки, а Чанель в военном мундире с отличиями генерала. Он стоял возле короля и активно махал мне рукой, хотя это было явно не по уставу, но никто не обращал на это внимание. Я в это время стоял в толпе, которая внимала речам монарха, хотя его слова казались мне абсолютной бессмыслицей. Затем Чанель обошел главу сзади, мелькнула черная тень и я увидел Дьявола. Одно из щупалец, растущих из-за спины, сняло корону с венчанной особы и надело Чанелю. Тот заулыбался. Король ничего не замечал, продолжал воодушевленно вещать, люди тоже не придали значение. Казалось, один я вижу. Лишь одного меня парализует от страха. - Я дарю тебе её, мой принц! Корона полетела в меня, я поймал её рефлекторно. Руки начало жечь, пузыри кислоты полились на меня, я стоял, орал и не мог выпустить венец из рук. Все вокруг потемнело, и я оказался в Аду. Сидящим на коленях у Сатаны. Что-то тяжелое венчало мою голову, а десятки тысяч грешников и демонов преклоняли колено предо мной. Горячие губы дотронулись до моей шеи: - Однажды ты будешь королем, мой принц. Я заметил, как мои красные одежды расплываются. По ногам потекли реки крови, а Дьявол лишь хохотал. Я проснулся в поту до рассвета. В деревню вернулся сын одного из шахтеров. Я бы не придал этому значение, если бы не форма. Точно такая же, какой была форма у Чанеля при нашей последней встрече, только увешенная знаками отличия. Ему было столько же, сколько и мне. И он всем рассказывал про «демона войны». - Генерал!? – слишком громко удивилась соседка миссис Ким, после того, как недолго пошушукалась с мамой вернувшегося бойца. Я поливал дикие розы и слушателем стал невольно, но за кустами две женщины меня не заметили. - Молодой и красивый! Завидный жених! Добрый, умный, храбрый! Богатый, Тэгун сказал! - Поэтому-то, наверное, и завидный, - заохала миссис Ким. – Сколько лет-то? - Я же уже сказала, бабушка, он ровесник Тэгуну. И святому отцу Бекхену, не слушаете вы! Бабка что-то неслышно запричитала, а у меня сердце ушло в пятки. Я помнил лицо Люцифера, помнил его шепот. Это был точно Чанель. В их ласке не было различий, только одного я боялся, а второму верил. И смотрели они оба на меня… Так… Влюбленно. И волнительно. Тени заметались по церкви. Я разглядывал темные пляски на потолке при свете одной, самой большой свечи. Луна шла на убывание. Слухи о войне пришли в деревню вместе с гвардией, забравшей несколько ребят и мужчин. Бабки паниковали и каждый день слухи меняли смысл, пока не пришла следующая новость с торговцами – молодой генерал надел корону. И имя новому королю Пак Чанель! Оды его храбрости, доблести, силы пели на все лады, восхваляли его несгибаемость и красоту. Глупые наивные доярки тяжело вздыхали и завидовали городским неженкам, что те хоть могли видеть всеобщего любимца и героя. Только я знал, что все это фальшь. Что Чанель не герой, а Сатана. Я не хотел их равнять все эти годы, но он сам сплел свой образ: смешал воспоминания и сны, улыбки и издевательства. Сделал из меня параноика и психа. Я давился всем восхищением, которое ставили рядом с его именем. И лучше бы я был не прав. Тени сплелись в одну и отделились от стены в виде высокой фигуры. Чанель застыл в нескольких шагах от меня, сверкая почетными орденами, медалями и короной на голове, которую он снял и закинул обратно в темный угол. - Бекхенни! – клыкастая морда жадно облизнулась. – Малыш… Я собрал остатки своей храбрости и здравомыслия. Религия не спасла меня от демона. Бог не слышал моих молитв. А я уже давно перестал быть священником. Меня тоже больше не существовало. Как и Пак Чанеля. Только Люцифер. И Кровавый Принц. Я скинул сутану. Под ней ничего не было, кроме ремней, до красных полос стягивающих кожу. Это мое наказание. Я сам себя наказал за прежнюю наивность. У Чанеля на голове проступили длинные рога, а по полу заметались выросшие щупальца, пара из них потянулись к моим голым ногам, потрогали пальцы, но я не сдвинулся с места и не выразил отвращения. Дышать приходилось через раз: ремни плотно, в несколько рядов обхватывали грудь, и живот, пересекались крест на крест возле ключиц и уходили за спину, отделяясь лишь широкой удавкой на шею. На спине был один ремень – вдоль позвоночника, из-за него мое тело было вытянуто как струна, возле поясницы он разделялся, спускаясь на бедра, а оттуда – обхватывал задницу, словно мужская ладонь. Еще одна ладонь поддерживала яички и сжимала член до боли. Но дышать было важнее, чем отвлекаться на эту боль. Клыкастая морда облизнулась. Щупальца оживились, обвили меня по рукам и ногам, и распяли на престоле. Чанель нагнулся сверху, все такой же великолепный – в мундире, при параде. Только глаза горели, будто внутри был весь огонь Ада. Как же меня завораживали эти глаза! Чанель поддался вперед, высунул длинный язык и облизал один из ремней на моей груди, тот, что пережимал сосок. Дышать стало гораздо труднее, я затрепыхался. И на мои трепыхания очень живо реагировали щупальца, некоторые – сжимали посильнее, другие – начинали ласкать, выделяя еле заметную, пахнущую смазку. Мой член от запаха становился крепче, доставляя мне неудобство и боль. Но Чанель только радовался моим страданиям. Он трогал меня везде, сжимал кожу до синяков, рычал на мои стенания, впиваясь губами в мои губы так сильно, что я чувствовал привкус крови во рту. Это все его клыки. Чанель не сдерживался и оставлял кровавые метки одну за другой везде, где ему нравилось: на бедрах, на животе, на ключицах. Толстый ошейник не давал ему доступа к моей шее, но Чанелю больше нравилось дергать его и придушивать меня. Я уже не лежал – висел в воздухе, смазка капала на святыню, пока мощные щупальца присасывались к моей заднице и соскам. Чанель смачно сосал, втягивая в рот мои яйца и царапая их черными отросшими когтями. Сначала я пытался вырваться, но быстро выдохся. Чувствовать власть Дьявола оказалось так томительно и великолепно. Мощные щупальца были внутри меня и таранили мое тело с силой, но я лишь мог хрипеть и жаждать, чтобы на их месте был Чанель. Люцифер меня услышал. Мундир полетел на испачканный смазкой пол. Штаны он лишь чуть приспустил и пристроился рядом. Щупальце с хлюпом покинуло мое тело. Его место занял Чанель. Я не сдержал стон, Пак – задушенный рык. В нем возродился зверь. Я оказался распят, пока Чанель трахал мою задницу. Я кончал на сухую, уже не мог даже хрипеть, лишь тяжело дышал, но гораздо свободнее – несколько ремней лопнули от напора щупалец. Чанель двигался, его лицо было напротив моего. Сквозь пелену я смотрел на него, такого родного и чужого одновременно: дикого, желающего получить свое. И он получил. Демонское обличие проявило себя на секунду, когда он кончал. Черная тонкая чешуя проступила на висках, а глаза загорелись красным, сливая зрачок и белок. Я не мог оторвать взгляда от этой красоты. Мой разум давно покинул тело. Я отдался ему до конца. Моему Дьяволу.

За окном в кровавом закате топились грешники в котлах, Пока тысячи демонов кланялись мне, королю, в ногах.