Сказка

Сьюзен большая девочка. Просыпаясь за полночь от кошмаров, сжимая ухоженными белыми руками раскалывающиеся виски, задыхаясь от слез, она вновь и вновь шепчет, что уже большая. да, она большая, не верит в сказки, неверитневеритневерит. Но сказка ещё верит в неё, еще преследует, не отстаёт, улыбается разбитыми губами в лицо, глядит на неё с запыленных окон новой машины мужа, танцует по полкам со старыми книгами, наблюдает за нервными метаниями по комнате из зеркала в спальне. Сказка не оставляет её, сказка давно уже стала кошмаром, и серебряная корона во снах превращается в терновый венец. большая, выросла, не верит. Изредка, поздними вечерами, сказка снова становится сказкой. Подходит тихо со спины, утыкается в плечо лбом, невесомо обнимает и шепчет что-то странное, змеиное. И Сьюзен хочется вернуться, забыть, босиком по траве, по колено в теплых волнах, звонким смехом вокруг, улыбками братьев и объятьями сестры, ветром в листве, шумом дождя, нарниейнарниейнарнией... В Лондоне сыро. В Лондоне душно, нечем дышать. В Лондоне стальное небо, похожее на паутину. Небо Лондона затягивает, опутывает, лишает воли, силы. небо Лондона убивает Великодушную. Обкусанные губы, росчерк алой помады на щеке — будто кровь. Сказка смотрит с сочувствием. У сказки лед в карих глазах и растрепанные волосы, у сказки открытое лицо и тайные мысли. Сказка хотела жить, сказка любила, но... Сьюзен боится оторвать взгляд от зеркала. У неё за душой пять могил и треснувший рог из белой кости. У неё красивая ледяная маска и горько пахнущий ковылём пепел сердца. Сказка улыбается из зеркала, совсем, как раньше. По стеклу идут трещины. Сказка тянет руку. Позади неё круговоротом мелькают бесконечно дорогие сердцу призраки. Стекло начинает осыпаться, беззвучной серебристой пылью и тонкими, похожими на ножи полосами. Сьюзен нащупывает самый острый и длинный из них. Сказка ждёт. Сьюзен сжимает осколок в руке. Каплями крови по пальцам бежит забытое имя. "Каспиан..."