Я так скучал, Хо. Так сильно...

На щеке уже явно отпечатались все неровности и шероховатости стола, к которому прижимался Джин. Он усердно кусал губу, силясь справиться с эмоциями и взять себя в руки. Ревность - плохая штука. Она привязывает к людям словно наркотик. Зависеть от человека не айс, правда? Тем более, когда не особо-то права на личность имеешь. Слегка подрагивающие веки сомкнулись, не очень-то прибавляя контроля. Скорее так, для мнимого успокоения. Черт, какого, спрашивает, хрена, он вообще полез в это все? Особая форма мазохизма? Знал ведь, что там увидит. Увидел. Полегчало? Ахах, едва ли. Но, видимо, ему нравится, когда лезвием по нервишкам, задевая чувства. Когда фантазия в полет и к дьяволу "я верю. я понимаю. все хорошо. не парься". Ммм, сладкая-сладкая ревность. Твой привкус на языке ни с чем и никогда не перепутаешь. Такой солоноватый, словно капля крови из прокушенной, наконец, губы. А в голове сотни мыслей без единого намека на адекватство. И пальцы будто на автомате обновляют то, что ты не должен видеть. Джин, разве это не эгоизм? Ты так печешься о своих чувствах, мудак. Но ведь это лишь игра, так почему?.. А вдруг кто-то найдется лучше, круче, с запредельными эмоциями и весь такой из себя, который заменит... Бля, да вдруг даже прыщик на жопе не вскакивает. СокДжин, ты редкостный мудила. Не, ну прикуй наручниками к батарее, если легче станет. Вот только спасибо тебе за это никто не скажет. Да и сам ты рад не будешь. На тебя больше не посмотрят с обожанием и не прижмут крепко во сне. Так что сиди на жопе ровно, не рыпайся, ну. Ледяные пальцы слегка подрагивали, выбивая нервный такт по столешнице. Он даже вдохнуть не мог полной грудью. Ком где-то глубоко внутри не давал получить жизненно необходимый воздух. Так и перебивался небольшими порциями прокуренного кислорода. Ким был на пределе своего раздражения, но так и не решился даже задуматься о том, чтобы его отпустило насовсем. Он не хотел чувствовать безразличие к тому, кто дарит ему тепло. Кто, возможно, нуждается в нем, зависим, как и сам Джин. Ведь именно так и приходит конец. Дальше безразличия шагать некуда. Тупо упираешься в стену лбом и такой "а, к ебеням все это". Текила, водка, девки в пляс. А на утро похмелюга, прощальный бланш под глазом от благоверного и злоебучее раскаяние. Вот только раскаяние это нахрен никому больше не сдалось. Надо думать головой здесь и сейчас, а не после того, как все выплеснул, обидел и оказался в полной заднице. Звук проворачиваемого ключа в замке резанул по ушам в образовавшемся вакууме тишины. Джин не решился подавать признаков жизни. Что ему сказать? Что скучал? Он слышал это неоднократно. Что любит? Заезжено до дыр. Ким уже ни в чем не уверен. А надо ли вообще что-то говорить? Может, ему вообще уже приелись все слова и не хочется их слышать так часто. Каждый раз миллион вопросов... А ответы-то, по сути, на них и не нужны. Никто не хочет знать правду, если она не вяжется с придуманными иллюзиями. Вот и наш герой боялся, что его взлелеянный мирок рухнет в одночасье. Но и жить в постоянных адских домыслах... Кажется, снова повеяло приторным запахом эгоизма. - Лис, я дома. - Ким даже с закрытыми глазами слишком ярко представлял действия своего парня. Вот он разулся, скинул куртку и теперь заглядывает в общую комнату. - Джин, ты где? - его брови хмурятся, а в голове уже ползет мысля, что старший смылся не предупредив. Едва надутых губ касается усмешка, и Джин гонит мысль о том, получил бы от младшего за молчаливый побег или нет. Шаги становятся все четче и громче. - О, вот ты где. Спишь? - он чувствует, как Хо склоняется к нему. Заглядывает в лицо. Так близко. Так чертовски близко. И он вернулся. К нему. К Джину. Не к кому-то еще. Его он будет обнимать и целовать этой ночью. Как и прошлую. Как и будущую. Никого другого, только его. Ревность стиснула зубы и махнула своим пушистым хвостом с тонким намеком, исходящим ироничным ядом "я еще вернусь, болезный мой на всю голову, не расслабляйся". СокДжин открыл глаза, словно кукла в фильме ужасов. На него неотрывно смотрели. С улыбкой. С обожанием. С той самой теплотой. Которая только для него. - Не спишь. Ким слизывает уже запекшуюся капельку крови с губы и необдуманно, как-то совершенно неловко вскакивает с табурета, опрокидывая его. К черту все это. Мысли, домысли и ревность. Его мальчик сейчас тут, с ним. И плевать, где он гулял. Пока на него будут так смотреть и давать понять, что он нужен... Джин готов изо дня в день умирать в адовой ревностной пытке. Только бы чувствовать... Только бы иметь возможность... Парень сгреб младшего в охапку, слишком сильно прижимая к себе, и уткнулся от чего-то мокрым, но скорее просто холодным носом в шею любимого. Чтобы излюбленно коснуться губами шеи. Чтобы обнять так, как не обнимет никто. Чтобы прошептать на ухо то самое, такое заезженное и наверняка до бесов однообразное: - Я так скучал, Хо. Так сильно... Люблю тебя, мой свободолюбивый волчонок. До безумия. До сумасшествия. До скрежета зубов. Ты мой. Ведь так, Хо? - Джин все прижимал к себе не понимающего такого наплыва эмоций парня и продолжал шептать, словно больной местной психиатрички, выцеловывая каждое слово на дурманящей коже.