звездное небо

Сжимая руль, я смотрю на Юлика, что кое-как садится на место рядом со мной и с трудом закрывает дверь. Мне уже глубоко наплевать на то, что он так сильно хлопнул ею, хотя обычно эта его привычка меня дико бесит. — Че ж ты так нажрался-то? — усмехаюсь я, заводя машину. — Лиза — шалава ебучая, — Онешко морщится, а после делает глоток из бутылки, что все это время была в его правой руке. — Блять, чувак, выкинь это! — теперь уже я морщусь от отвращения. Я не любитель спиртного. Максимум, что я могу терпеть — это энергетик, да пиво. Но в его руках водка, от запаха которой у меня мурашки по коже и тошнота. На мои слова Юлий никак не реагирует, лишь еще глоток делает. Кинув взгляд на парня, я вижу, что он уже не пьет, а одной рукой закрывает себе рот. Быстро заворачиваю в ближайшие дворы и, выйдя из машины, открываю дверь с его стороны. Его рвет прямо мне под ноги, да и бутылка падает рядом. — Ну, Онешко, твою мать, — жалобно говорю я, опускаясь на корточки. Смотря на состояние Юлика, мне самому становится хреново. — Зачем набухиваться-то так было! Юлик что-то неразборчиво мычит, пытается ответить, но его вновь тошнит. И так еще много раз. Я держу его за плечи, чтоб тот не упал с кресла в лужу своей же блевотины. Моя ладонь ложится ему на голову. Его волосы мягкие, и я невольно начинаю гладить Онешко по голове, на что тот опять что-то мычит. — Да не пизди уже ничего, воздухом дыши, идиот. В кармане вибрирует телефон. Раз за разом, вновь и вновь. Настя, наверное, беспокоится. Еще бы! После одного звонка Онешко, я, ничего не сказав, вскочил и уехал к нему, совсем ни о чем не думая в тот момент. Готов поспорить, что она, стоит мне вернуться домой, опять будет ебать мозг. Любя, конечно, но все же. Почему-то, несмотря на свое доброе сердце и дружелюбие, она не принимает Юлика, а, может, тупо ревнует. Я усмехаюсь своим мыслям. — Руслан, — жалобно хрипит Онешко. — Мне хуево. — Я вижу, — коротко киваю. — Проблевался? — Вроде. Помогаю ему нормально сесть, а потом пристегиваю его. Закрыв машину, бреду до ближайшей аптеки, чтобы купить воды и что-нибудь от тошноты. На обратном пути до машины звоню Насте и убеждаю ее, что все со мной хорошо. Она волнуется, уговаривает меня быстрей ехать домой. — Ты… ты куда ходил? — Онешко хмурится, когда я сажусь в машину и, несмотря на свое состояние, изображает какую-то строгость. — Я думал, ты меня кинул. Как все. — Оставь свой пьяный бред, — отдаю ему таблетки и бутылку воды. — Я тебя не кину. Выпив все по по-инструкции, что я читал вслух, Юлик откинулся на сидение. Я глянул на него с сомнением — думаю, стоит постоять еще пару минут, а то вдруг его вновь на тошноту пробьет. — Может, скажешь уже, с чего вдруг Лизка шалавой стала? К Лизе я отношусь вполне неплохо, что даже хорошо. Она не похожа на типичную шкуру, да и Юлий с ней аж весь светился. Конечно, второй факт вызывал у меня раздражение, как бы тупо это не звучало. — Она с Никитой спелась, блять, — он ударил ладонью по стеклу, но я не сказал ни слова на подобное действие. — Шкура тупая, мразота! — Эй, успокойся, Онешко, — я схватил его за запястья, на что тот стал брыкаться и злиться. — Тихо. Может, ты не так понял… — Что я мог не так, блять, понять в фразе «Я его люблю. Не хочу тебя обманывать, поэтому мы расстаемся»? Лиза все-таки не шкура, да и не мразь. По-моему, поступила она правильно, что честно призналась во всем и не стала его наебывать за спиной. Только говорить об этом я, конечно, пока что не буду. Пусть отрезвеет, а потом уж я ему и вправлю мозги. — Успокойся, истеричка, — я все так же держу его запястье. Правда, Онешко перестает психовать, но отпускать его руки я не хочу. Повисает молчание. Неловкое, долгое. Юлик жмурится и дышит так быстро, а я все смотрю на его лицо. Смотрю и думаю о том, что, блять, я согласен держать его запястья так хуевы века. Как же сопливо это звучит! Нужно срочно выкинуть этот бред из головы. — Руслан. — Че? — Спасибо. За все, — на секунду Юлий замолкает и продолжает только открыв глаза. Он смотрит на меня. Какого хера мое сердце стучит так быстро?! — Ты меня не кинул. Я…блин, чувак, похоже что ты единственный близкий мне человек… — Это так по-гейски, Онешко, — усмехаюсь я, наконец отпуская его руки. Нужно срочно везти его домой, а то с такими темпами я засорю свои мысли всякой сопливой поеботой. Какого-то хрена меня прет на такое именно сегодня, именно сейчас, именно с Юлием Онешко. Почему я не могу так же думать о Насте, что сейчас не спит, несмотря на время, ждет меня и волнуется, почему мое сердце рядом с ней, сука, спокойно? — Тебе проспаться надо. — Ты ахуенный, Руслан. — Онешко, ты меня пугаешь своей бухой нежностью, — я тихо смеюсь, улыбаюсь, как идиот и, заводя машину, чувствую себя кретином или, что еще лучше, тупым первоклассником, что первый раз чувствовать начал. Я не педик, нет. На мужиков меня явно не тянет, да, признаться, и на баб-то тоже не очень. Я думал, что люблю Настю. Думал. Мне хотелось (и сейчас хочется), чтоб она перестала реветь из-за хуйни, чтобы ее никто не трогал, не обижал, не ранил, ведь ее очень легко ранить. Но при поцелуе я не чувствую ровным счетом ничего, а стоит Юлику как-то слишком по-пидорски коснуться меня — и пиздец. Я не гей. Нет. Не был им никогда. До появления Юлика. — Бля, Руслан, я тебя почти люблю, — я усмехаюсь на его ласковый тон. Его холодная внешняя сторона ладони гладит мою щеку. Когда так делает Настя, я дергаюсь и отодвигаюсь. — Бухарик, — хмыкаю я, старательно следя за дорогой. — Не подъебывай. — Не начинал еще. Юлик продолжает гладить мою щеку. Я продолжаю изображать равнодушие. Он сейчас бухой в хлам и нихера не соображает. Что толку-то от него? Его кинула телка, объявив о своей любви к его лучшему другу — что еще можно от него ждать? Я почти рад, что все так. Если быть честным, хотя бы с самим собой, я рад, что Лиза полюбила Гридина — это двух зайцев одним выстрелом. Я ревновал к ним Юлика, а теперь он мой. — Я тебя тоже практически люблю, — срывается у меня прежде, чем я подумал. — Что? — Юлик заметно оживляется, убирает руку от меня, но боковым зрением я замечаю его улыбку от уха до уха. — Что ты сказал? — Бля, ты слышал. — Это так по-гейски, Тушенцов, — передразнивая меня, проговорил Юлий и засмеялся. — Иди нахуй. Остальная дорога была в тишине. Остановившись у его подъезда, я самостоятельно отстегиваю Юлика. Он ворчит что-то очень тихо и непонятно. — Сам до квартиры дойдешь? — А? Да. Юлик смотрит на меня, я смотрю на него — искра, буря, безумие, блять! Медленно, он приближается ко мне и наши губы соприкасаются. Его руки зарываются в мои волосы, а я все кусаю его губы, отвечаю на его поцелуй и беру лидерство в нем на себя. — Это так… — говорю я, как только мы отстраняемся друг от друга, но Онешко меня перебивает: — По-пидорски? — Не. Ахуенно. Два часа ночи. На небе сегодня звезд необычно много.