Sealed With A Kiss

Она такая. Сначала она любит тебя. Наблюдает за каждым движением, ее глаза блестят. Ты ничего не говоришь, но это обожание кожу на тебе подугливает. Ни один мужчина не смотрел на тебя, как это делает она. - Как тебе удается быть такой сильной и такой красивой? Потом она пытается проникнуть глубже. Она выряжается и ведет себя как самая послушная в мире девочка, которая заслужила свое кукольное платьице. Она ведет глазами и невзначай задает вопросы, от которых внутри шевелится, и приходится тоже отводить глаза и делать вид, что за окном что-то, кроме мрачной ночи в Готэме. Верхушки домов, на которых грабят и убивают сами себя. - Почему ты зависишь от того, кого могла бы легко убить? Ты хочешь объяснить ей, что не легко. Но ты давишь в себе желание ответить на провокацию, которая, кстати, повторяется. Она начинает искать другой подход. - Я обещаю, немного давления со стороны – и мы скоро будем править этой свалкой. Ты вроде и думаешь, какая прелестная дурочка, но она за тебя убивает точно так же, как ты за нее, не задумываясь. Под этой легкостью совсем другая история. Ты хочешь ее. Как эту куколку можно не хотеть? Только в ее присутствии ты можешь расслабиться. - Здесь ведь только мы, девочки. Смех, охлажденный в ведерке со льдом. Всю эту ночь вы трахаетесь, вылизываете раны, как коты. Как кошки. За тобой перекатывается детским мячиком верзила, готовый за тебя перерезать глотку. Хорошая работа, кто бы ты ни был. Его болевым триггером было слово «веселье». Тебе даже об этом подумать нельзя. - Ты когда-нибудь привяжешь меня к этой штуковине? Ты не можешь себе позволить. Она не понимает. Лилейные запястья, гладкая фигурка, вся эта отчаянная диковинка превращается в нежность на двух стройных ножках, стоит только сорвать все лепестки и обнажить бутон. Красотой любуются, разрушение – это не обоготворение. Это животность. – Убей его. Давай убьем его. Она права. Ты веришь ей, ведь тебе даже не нужно было произносить ни слова. Она и так все поняла, этими умными голубыми глазами, насквозь увидела. Такая красивая в этой белой норке. – Гордон его убьет. И когда ты спасаешь ее, держа до хруста в тонкой талии, руками хватая, как мягкую игрушку в детстве, посреди кошмара, ты не думаешь о том, что этот же верзила будет стоять за тобой и фыркать тебе в макушку, пока она… – Ты не понимаешь, так я никогда не буду контролировать все! – Я думала, мы? – зачем-то говоришь ты. Больно. Ты ведь никогда в жизни так не любила кого-то, кто не прилагался к тебе с рождения, и даже не был частью семьи. Мы. Скрепленные поцелуем. Что теперь от этого осталось? Разрыв, на кончике губ, которые произнесли «Я».