wipedout!

у тэхена в руке билет — белоснежный, г(л)адкий, с четко очерченными буквами и цифрами, до конечной, в одну сторону — невозврата. тэхену думается, что такие билеты наверняка разрушают чьи-то жизни — бездушные и бескомпромиссные, они удивительно правильно ложатся в ладонь и выжигают ее изнутри. не оставляя выбора. времени. возможности. у тэхена — полчаса до отправки и полсигареты. небольшая ручная кладь в виде рюкзака, черная кожанка, пропахшая дымом и станциями, холодное американо и сердце. тэхену нечего терять, у тэхена ни(че\ко)го и не было. ледяная корка, ледяные руки и растаявший лед в стакане, где вишневый сироп на донышке кажется мерзкими кровавыми сгустками. они напоминают ему себя же — раздробленного, поделенного на ноль. три месяца в сеуле пролетели незаметно. тэхен по обмену приехал изучать историю искусств, а научился ломать души, сгорать и о, обязательно падать — на самое дно, разбиваясь. тэхену так-то даже некуда возвращаться, ему и не было. существует себе неизученной и неопределенной переменной, швыряется туда-сюда, притирается и разбивается. совсем отчаявшийся. на дисплее мигает смазанное фото. широкие плечи, черная худи с безразмерной джинсовкой поверх, барабанные палочки в зажатых в пис пальцах и прозрачные очки без диоптрий — контрольный. эмодзи «полсердца» с подписью причина, по которой я все еще просыпаюсь беззвучная вибрация. очнулся, блять. несколько секунд тэхен тупо пялится на экран со сложным лицом, раскрошится ли? и мажет пальцем по бегущей зеленой строке. шум колес, поездов, проезжающих мимо машин, какофония из голосов и ультра-модных треков, мендон, и твердым басом: «где ты?». где он? — на вокзале, — выдыхает тихо и устало. — и какого хуя ты там делаешь? тэхен не вправе злиться. он привык, что чонгук — приходящее. то самое, которое ни привязать, ни удержать. только согревать и согреваться, а потом срываться в пропасть и тонуть без страховки и дальнейшей первой медицинской. утопать — разом и насовсем. — уебываю, как ты и хотел. — я не этого хотел. тэхен прикрывает глаза и успокаивает дыхание, сердце уже только выбросить. у него дрожат руки и ресницы, в глазах — крошенное стекло, оттаявшие глыбы айсбергов, влага. он — на ошметки и куски с разодранными коленками и душой, с синяками на тонких запястьях и песочных бедрах. изломанный и перманентно неправильный. — тэхен? скулит. про себя, конечно, но больно до жути. и нахрена только поднял трубку. теперь уж точно ни подлатать, ни подлечить, попусту. скрипучим механическим голосом: «объявляется посадка на междугородний рейс сеул-тэгу», и тэхен распахивает мокрые глаза. — слушай, мне пора, — быстро говорит он и тщетно пытается не рассыпаться битой крошкой прямо здесь возле станции. у чонгука там помехи — что-то рычит и шипит, он громко чертыхается, и тэхен понимает — наверняка от неожиданности разбил что-то. и нелепо волнуется, хоть бы не порезался, дурак. — тэгу? — переспрашивает опешивший чонгук, и тэхен слышит, как его половинит, слишком хорошо изучил, возможно, зря. — блять, тэхен, не дури, прошу. боже, какой мрак. — чонгук, я… — не уезжай, не садись! — отчаянно и ломко, так, будто не все равно. будто действительно не хочет отпускать. — пожалуйста, не садись… тэхену очень хочется не. не быть, жить, существовать, чувствовать, дышать, любить. только окончательно увязнуть в муле и сдохнуть блять — вот чего хочется. на голос не остается сил. «до окончания посадки на междугородний рейс сеул-тэгу пять минут» горячо и солено во рту и грудине. тэхен чувствует будто здесь и сейчас оставляет кусок себя — огромный кровавый обрубок, и сжимает увлажнившимися пальцами телефон. «тэхен, не садись...» его неожиданно подталкивают в плечо, и он отмирает, растерянно оглядываясь по сторонам. — извините, вы заходите? — интересуется миловидная девчушка в кружевном платьице позади и любопытно скользит по нему взглядом. тэхен поднимает голову и смотрит сквозь нее. из динамика слышится взволнованное «тэхен, пожалуйста», будто в полубреду, а с неба накрапывает мелкая морось. коктейль из антикислорода дерет воспаленную глотку. он заходит?