Chesterfield

      Дым завитками поднимается к небу, застеленному тёмным покрывалом с крошками звёзд. Горло наполняется горечью, яд медленно опускается на лёгкие, но Тайга будто не чувствует того, как маленькими шажочками приближает себя к краю с каждой сигаретой. Кожа пропиталась запахом никотина, он вплелся в волосы, в одежду, в нервы. Рыжий огонёк последний раз мигает в длинных пальцах и грустно летит с балкона. Кагами провожает его взглядом, словно гостя, выходящего за порог квартиры. Хотя, нет. Он почти так же провожал глазами широкую сильную спину, обтянутую белой тканью футболки. В ушах звенит раздраженный хлопок двери, отдавая пульсаций в висках.       Во рту уже привычных горький привкус перекатывается на языке, точно такой же отдушек у него в душе после Дайки. Передергивая плечами от порыва ветра, парень заходит в квартиру, оставляя дверь балкона открытой, чтобы холодные потоки воздуха стелились по полу. От стен отдает напряжённым молчанием и тоской. Рыжий морщится, когда чашки громко звенят друг о друга, ставит чайник, совершенно не зная, чем себя занять. В душе не пусто, нет. Там просто всё заполнено разочарованием и горечью, оттягивая его вниз, к земле. Лечь бы и лежать так, пока он не раскрошится полностью, теряясь среди пыли.       Планировать что-то с Аомине было самым глупым решением в его жизни, Кагами с самого начала подозревал, что ничего хорошего из этого не выйдет. У Тайги не железное терпение, а у Дайки железная уверенность в своей правоте, и это было лишь вопросом времени, когда же вся эта «идиллия» полетит в пучину. Они никогда не могли нормально, всегда, каждый божий день были какие-то придирки, склоки, иногда доходило до драк, но в этом были все они. А теперь этого греющего «Мы», и так слишком шаткого, больше нет совсем. Не то, чтобы Кагами не ожидал такого, но внутри неприятно щипало, раздражая раньше неведомые закоулки души. Аомине Дайки было слишком много в его жизни, и полнейшее отсутствие оного сейчас словно тяжелый груз по голове — ошарашивало и совершенно сбивало с толку. Всё, что напоминало о любовнике — начатая пачка Честерфилда, которую Кагами судорожно пытался закончить, может, тогда станет легче. Но именно эти сигареты и именно сейчас жгут глотку изнутри больше, чем что-либо. Или это скопившаяся в нём самом горечь?       Холод волнами исходит от бетонных стен, обдавая Тайгу тоскливым одиночеством осени. С Аомине было как-то… Иначе, что ли. Этот остолоп за короткий промежуток времени принёс с собой в эту квартиру больше жизни, чем Тайга за все свои годы. И плевать, что весомая масса — это скандалы. Хорошего было достаточно для того, чтобы вытерпеть остальное.       Пол балкона резал босые стопы холодом. Недавно, видимо, прошёл дождь, раз к холоду прибавилась неприятная сырость. Запах мокрого асфальта переплетался с никотиновым смогом, Кагами уже просто не чувствовал не то, что запаха — он самого себя не чувствовал. Не хотелось ни бить посуду, ни кидаться за Аомине с просьбами и надеждами, которых не было с самого начала. Тайга был готов. Поэтому он просто чиркает зажигалкой, кончик последней сигареты загорается рыжеватым. И после этого всё. Всё как раньше, Мальборо или Винстон, чай, а не противный кофе по утрам. Возможно, он заболеет и возьмет больничный, но это последнее, чего Кагами хочет.       С последней тягой с балкона не полетят воспоминания, которыми пропитан каждый угол чертовой квартиры. Он не девчонка, капитальный ремонт делать не будет и переезжать тоже. Просто перетерпит, не так велика потеря. Последняя тяга обжигает лёгкие и окурок утопает в луже одновременно с вырывающимся изо рта дымом. Тайга вертит пустую пачку в руках, бездумно вчитываясь в предупреждения о раке. В ушах заложило, звук пролетающего самолёта не может добраться до парня.       Длинные мозолистые пальцы с силой сжимают тонкий картон, прежде чем медленно разжаться. Пачка летит к окурку, тяжелея в воде. Фонари уже давно зажглись и прохожих практически нет. Потому что нет идиотов, которые в октябре попрутся ночью куда глаза глядят.       Если это не касается отсутствия сигарет в доме. Спать не хочется и Кагами опускает голову на руки, сосредотачиваясь на том, как ветер пробирается под домашнюю футболку и ласкает кожу. Первое время всегда непросто, но он же сильный, завтра ему уже будет плевать, где и что Аомине, что был он, что его не было. А пока одиннадцать ночи, ещё не завтра.       Как же странно осознавать, что человек, который пришёл в твою жизнь простым развлечением, ушёл из неё чем-то гораздо большим.       Когда балконная дверь открывается и рядом обдаёт теплом, Тайга начинает думать, что с этими размышлениями у него начались галлюцинации. Но галлюцинации не постучат по голове пачкой.       Возможно, он распрямляется слишком резко, возможно, смотрит слишком широко и неверяще, возможно, нужно быть сдержаннее.       — Соскучился? — Аомине усмехается как-то тяжело и не ехидно, даже слегка виновато. Как-то не по аоминевски.       — Тебе правду или как?       — Можно вообще никак, — и протягивает полупустую пачку Честера, молча и непринуждённо, будто и вовсе не он несколько часов назад собрал самое необходимое и хлопнул дверью. Сука.       — Сука, — озвучивает Кагами.       — Пожалуй, кобель.       И они стоят и курят, смотря на окна дома напротив. Вон девушка танцует, плавно покачивая бедрами, а вон там целая орава людей с кучей мелких кровопийц. А в этом окне шторы таинственно задёрнуты, отгораживая зрелище от чужих глаз. У каждого своя жизнь и история, и у Аомине с Кагами своя, совсем не про принцев и принцесс. Скорее, про злых драконов, которые пытаются сделать что-то невозможное. Они оба любят бросать вызов судьбе.       — Ну и какого хера ты приперся? — не мог не спросить Кагами.       — А ты против?       — Я просто не понимаю, нахуя? Меня бесят эти твои блядки туда-сюда, — парень хмурит свои уникальные брови и отмахивается от мысли, что ведёт себя как истеричка. И от растягивающейся улыбки Аомине тоже отмахивается.       — Ревнуешь? — Аомине залихватски заламывает бровь, улыбаясь уже явно легче, без злобы и раздражения. А вот Тайгу это всё бесит.       — Хер тебе. Просто определись уже, как баба, — вырывает пачку из рук Аомине и яростно подкуривает вторую сигарету.       — Я могу остаться навсегда.       — Как благородно! Можешь больше не возвращаться, — буквально рычит рыжий, который не в состоянии сдержать рвущиеся за края эмоции.       — Единственная баба тут сейчас — ты, — отбил подачу Аомине. Какая-то невменяемая часть Тайги подметила, как кожа на сильных смуглых руках покрылась мурашками от холода. А ведь он так и выбежал в одной футболке.       — Пошёл нахуй, — почти рычит остальная часть Кагами.       Он. Не. Грёбанная. Истеричка.       Просто Дайки — придурок. И плевать, насколько легче дышится, когда он рядом.       — Ты ужасен, — хмыкает ему в губы Аомине, когда приближается вплотную к чужому лицу. Он видит синяки под глазами, редеющие бледные веснушки на носу — как остатки просыпанного лета. И всё это такое родное, аж страшно.       — Ублюдок, — Тайга хватает парня за ворот футболки, трещащей от его хватки, и сантиметры испаряются.       Они целуются долго, растягивая такое долгожданное удовольствие. После громкой ссоры это особенно захватывающее — чувствовать на языке привкус не своих сигарет и ненавистного горького кофе, крепкого, как сам Аомине. Дайки усмиряет разбушевавшегося тигра своей ленью и спокойствием, отдавая часть себя через прикосновение холодных пальцев к чужой бледной шее. Рука Кагами всё так же сжимает футболку, будто ослабь хватку — и этот идиот всё же окажется галлюцинацией.       Аомине с силой сжимает чужое плечо и толкает Кагами в комнату, от чего тот едва не падает. В карминовых глазах злость вспыхивает как от спички, а Дайки только рад. Укрощать дикого зверя — его любимое занятие. Он опрокидывает Тайгу на диван, нависая черной тенью сверху. Комнату освещает только полоска света с улицы, но этого хватит, чтобы разглядеть всего Кагами до мельчайших деталей, которые заучились как-то сами собой. И когда началось это безумие?       — В следующий раз свалишь — я тебя хер пущу, — Тайга обвивает его шею руками, прижимаясь к чужому телу.       — Ты же сам сделал мне ключ, идиот, — смеется Аомине куда-то в чужие ключицы, тут же запечатывая дыхание на коже укусом.       Если эта сказка про двух драконов затянулась, то принцессам придется подождать. Скорее всего, они не дождутся.