Jeux d'enfants

В лимузине пахнет чем-то приторным и липким — женскими духами, пролитым на сидение шампанским, чужим потом и праздными беседами. Майкрофт чуть морщит нос, словно стремясь избавиться от навязчивой брезгливости, что тут же охватывает его. Возвращаться домой в чужой машине для него почти что высшая степень насилия над самим собой, и дело даже не в отсутствии должного комфорта или ощущения безопасности, такой поступок мнится ему беспечным и необдуманным, он не привык поддаваться обстоятельствам, всегда просчитывая наперед. Но сегодня особенный день — пять лет истекают в полночь. Пять мучительных, бесцветных, полных высушивающей тоски и сжирающего изнутри пламени, которому он не мог дать выхода, лет. «Je suis malade, сomplètement malade»*, — надрывно льется из радиоприемника. Несмотря на собранность и сосредоточенность, Майкрофт отвлекается на раздражитель так резко, словно до этого не замечал, что музыка противно режет перепонки. «Je verse mon sang dans ton corps, Et je suis comme un oiseau mort quand toi tu dors». Он не признается даже самому себе, что реагирует на слова — сентиментальность ему не свойственна, а потому приказывает водителю: — Выключите. Тот подчиняется, и до дома Майкрофт едет в спасительной тишине, что успокаивает его, но ненадолго. Он впервые за много лет высаживается у ворот, глядит в зрачок камеры, дожидаясь приветственного щелчка замка, и гравий подъездной дорожки мягко шуршит под ногами. Весь путь до парадного крыльца занимает не больше пары минут, но морось, что щедро сыплется на его непокрытую голову, заставляет Майкрофта ежиться весь путь до дома, напоминая о том, что его зонт таинственным образом исчез прямо из-под носа. Майкрофт давно не удивляется подобным странностям. Просто кое-кто считает такие игры забавными. Молоток на двери чуть сдвинут в сторону, от чего тут же щемит под левой лопаткой, ломит виски, а во рту появляется горький привкус, но Майкрофт решительно входит внутрь и стряхивает на пол мелкие капли с рукавов пальто, озирается и слушает. Дом молчит, словно все и без того малочисленные его обитатели вымерли. Предвкушение жжет и колет, как яд медленно расходится по телу, Майкрофт отчетливо ощущает частый ритм толчков уже насыщенной адреналином крови. Он не боится, разве только совсем чуть-чуть, но это страх другого толка: тот, что всегда неумолимо толкал его к пропасти и имел обличие — обольстительное, несносное и абсолютно безжалостное. У него даже есть имя… — Шерлок, — только и может выдохнуть Майкрофт — смертельно устало, до боли сжимая одеревеневшими пальцами ручку двери. Шерлок в его кресле с закинутыми на стол ногами смотрится изломанной прямой. Он согнут под максимально острым углом — не больше сорока пяти градусов; с ноутбуком, опасно балансирующим на коленях, они составляют визуальную абстракцию — разорванный треугольник — искусство, выходящее за рамки привычных законов геометрии. — Плохая погода, — сообщает Шерлок, не поднимая голову от экрана. — Служба безопасности рекомендует не покидать свои дома без веской причины: туман, минимальная видимость, на дорогах опасно, к тому же надвигается буря. Часы в холле бьют полночь. Шерлок откидывает голову, надавливая затылком на спинку кожаного кресла и только в этот момент смотрит в лицо Майкрофта. — Пять лет. Тот осторожно кивает, преодолевая желание попятиться и захлопнуть за собой дверь, чтобы не видеть пробирающего холода в светлых прищуренных глазах — испытывающих, внимательных, заново изучающих его сейчас. Как и желания сделать выпад, чтобы стряхнуть выжидательную наглость и насмешливую надменность с лица, на котором он, казалось бы, видел весь спектр человеческих эмоций. И нечеловеческих — тоже. — Как ты проник в дом? — Майкрофт и сам удивляется, что голос не подводит его. Он делает пару шагов вперёд, закладывает руки за спину, но взгляд неизменно выцепляет все тщательно проработанные расчётливым умом детали, вроде черной рубашки — той самой, на которой некогда рукав был безнадежно порван, или тонкой цепочки на шее, выглядывающей из нарочито небрежно расстегнутого ворота. — Охране было велено не впускать тебя, — все же откашливается Майкрофт и на мгновение отводит глаза. — У тебя отличный гараж, — Шерлок не трудится отвечать на прямой вопрос, продолжая блуждать взглядом по Майкрофту. — Машины класса люкс — быстрые, надежные, комфортные, — он кривит губы, словно говорит о чем-то неприятном. — Интересно, как ты их выбираешь себе, ведь ты никогда не сидишь за рулем? Твой водитель должен выбирать за тебя машину, как Антея выбирает сорт кофе, который ты сам никогда не пьешь. Шерлок снова устремляет взгляд в экран монитора. — Они успеют до бури, — сообщает он отстраненно, — твоя охрана, — поясняет он на немой вопрос Майкрофта. — В связи с непогодой и тем фактом, что сегодня вечером тебя дома не будет, весь персонал получил неожиданный выходной, — Шерлок водит пальцем по тачпаду, чуть улыбаясь тому, что видит на экране. — Они очень торопились, чтобы успеть до того, как стихия разыграется по-настоящему. — Мы одни, — заключает Майкрофт. Конечно, он сразу понял это — ещё на подходе к дому, что скалился ему темными и пустыми провалами окон, и — едва перешагнул порог, когда пустота угрожающе обступила его. Но Шерлоку всегда нужны зрители, а это значит лишь одно. — И кого мы ждём? — Майкрофту всегда хорошо удается беспристрастность, но в отличие от ровного голоса и неподвижного лица, его глаза жадно цепляются за эту гадко-беззаботную улыбку. — Мы не ждем, — Шерлок снова поднимает голову и смотрит на него с задором и радостью, однако Майкрофт слишком хорошо знает его, чтобы не заметить напряжение, почти истерику, причину которой пока не знает. — Они уже здесь, — Шерлок снимает ноутбук с колен, ставит на стол и разворачивает к Майкрофту экран монитора, где на черно-белых квадратах транслируется съемка с камер видео-наблюдения. Мутная и рябая из-за дождя, она фиксирует черные фигуры, что быстро проходят через никем не охраняемые сейчас ворота. — Три минуты, — объявляет Шерлок, когда фигуры начинают свое движение к дому. Он встречается взглядом с Майкрофтом и поднимает руку, чтобы неспешно расстегнуть третью пуговицу на рубашке. Ключ темнеет на бледной коже, и Шерлок первый начинает смеяться. Майкрофт пару секунд неверяще пялится на экран, делает прерывистый вдох-выдох и давится ответным смешком, что выскакивает из груди против его воли. Давление на виски становится просто нестерпимым, он нервно клацает зубами, но хохот душит его, заставляя дергать узел галстука и оттягивать ворот рубашки, чтобы глотнуть воздуха, отравленного неподдельным сумасшествием — его брат знает толк в безумствах. Майкрофт уверен, что Шерлок не блефует: в его глазах он находит отголоски собственного страха, что уже запульсировал раздражающим, зудящим комком в районе солнечного сплетения. Но больше там мстительного веселья, азарта и любопытства. Быть может, для Шерлока это не значимее, чем очередной эксперимент, пусть даже если подопытный — он сам и чувствует ту же опьяняющую боль, что и Майкрофт. Ту, что даёт чувствовать себя живым. Прямо сейчас Майкрофт снова, как это бывало раньше, видит себя на краю пропасти, где земля осыпается под ногами, вот только зажатой в руке маленькой ладошки, что неизменно удерживала его, он теперь не чувствует. Шерлок больше не заставляет его ходить по краю, а толкает вниз. И Майкрофт прикрывает глаза, чтобы ускорить неизбежное приземление. — Решил загнать меня, как зайца, — сквозь смех проговаривает он и замирает, переводя дыхание. — Вряд ли эта охота покажется тебе чем-то красивым. Майкрофт думает очень быстро — стрелки часов неумолимо отсчитывают последние секунды, но его, как и прежде, куда меньше волнует собственная жизнь. Он действует: подходит к столу, чуть сдвигает рамку с фото, где запечатлен — какая ирония — с самой королевой, пробегается пальцами по ряду письменных принадлежностей, наконец находит нужное — прокручивает, и внутри стола что-то щёлкает, открывая потайное отделение. Тревожная кнопка выглядит до пошлого просто, отчего Шерлок в отвращении кривится, но у Майкрофта совсем нет времени, чтобы действовать изящно. Он позволяет себе лишь одно касание — короткое, но прошивающее насквозь: он гладит острую щеку тыльной стороной ладони, после чего сдёргивает ключ с тонкой шеи. И только спрятав это сокровище в нагрудном кармане жилетки — поближе к сердцу, едва выговаривает: — Не слабо. Майкрофт жмёт на кнопку и вспархивает грузной птицей — перья из его крыльев давно выщипаны детской любопытной рукой, но он ещё может лететь. Майкрофт бежит, подталкиваемый в спину громким смехом и топотом с лестницы тех, кто пришел за ним.

* * *

— Псих! Урод! Фрик! Удары сыплются один за другим, пока он не валится на землю. Теперь кулаки сменяются тычками носов ботинок, но это не больно — они не хотят покалечить, только унизить. — Придурок! Финальный болезненный пинок, и сверху начинают сыпаться вещи — ручки, листы, тетради, учебники — все содержимое рюкзака вываливается, выплескивается на него, подобно неудержимому потоку, от которого не закрыться руками. Последним на него обрушивается самое тяжелое — томик Стивенсона. Он падает корешком вверх, рассекает острым углом переплета висок и, вскрывая кожу до крови, отлетает в соседнюю лужу. Слышится топот ног, и через мгновение становится тихо. Шерлок открывает глаза и смотрит вверх, где уже собрались серые тучи. Они крутятся над ним, складываясь в фантасмагорические фигуры полузверей, полувещей, меняющиеся и пугающие. Они живут своей жизнью, равнодушные к тому, что творится в нижнем мире, и к Шерлоку. Он поднимается с первыми каплями и собирает вещи, уже основательно вымокнув. До ужина еще далеко. Проходя через сад, он замечает свет в комнате брата: чтобы родители не задавали лишних вопросов, надо скрыть все следы только что случившегося инцидента; чтобы перестать трястись от бессильной истерики, нужно увидеть кого-то, кто не станет обзывать придурком. — Майкрофт? Тот стоит у книжного шкафа с выражением крайней сосредоточенности. Его глаза бегают по цветным корешкам, словно выискивая закономерность, так что он даже не поворачивает головы, когда Шерлок входит. Впрочем, тот знает, что его шаги Майкрофт различил ещё издалека. Шерлок швыряет мокрый портфель в угол, а сам запрыгивает на кровать в своих заляпанных грязью брюках и измочаленной в драке рубашке. Он смотрит на Майкрофта выжидательно, ему хочется проболтаться, вывалить все, что на уме, но он знает, что брат терпеть не может, когда озвучивают очевидное. Пока тот молчит, Шерлок внимательно оглядывает его — они видятся нечасто, потому что Майкрофт в отличие от него учится в школе-пансионате и приезжает домой лишь на выходные и праздники. И в каждый такой приезд в его облике что-то меняется: пытливому уму Шерлока интересно наблюдать за этими метаморфозами, отслеживать их, вести мысленный дневник, где вместо цифр и показателей — яркие образы-маркеры — мельчайшие изменения походки, ширины плеч или глубины голоса. В четырнадцать большинство подростков выглядят нелепыми, даже безобразными — непропорциональные черты лица, несоразмерные росту и комплекции конечности, быстро пачкающиеся волосы и проблемная кожа. Майкрофт, напротив, с приходом пубертата похорошел: его детская одутловатость исчезла буквально за полгода​, превратив неуклюжего полного мальчика в статного худосочного юношу, ещё нескладного, но уже элегантного, как того требовало обучение в элитной школе. — Прежде чем я обработаю твою рану, верни книгу на место, — не поворачивая головы и так и не коснувшись ни одной полки, без укора или превосходства говорит Майкрофт. — Ты поменял суперобложки, — констатирует факт он несколько нарочито важным и строгим тоном для подростка. Шерлок сразу весь подбирается, закрывается от него, смотрит исподлобья, злится и упрямится. Ничего он не сделает! Точно не сейчас, когда кровь свертывается в противную корочку, что тянет кожу и уже разносит по лицу раздражающий зуд, от которого так и подмывает избавиться, содрав ее ногтями и возобновив поток горячей жидкости. Шерлок морщится, вместо этого сколупывает засохшую грязную каплю с брюк и измельчает в пальцах пыль, чтобы стряхнуть ее на идеально-чистый пол Майкрофта. — Мне не защититься от них, — сообщает он, глядя в пространство. — И не убежать. Пока что. Майкрофт молчит, но резко мечется по комнате и подходит к кровати уже с обеззараживающим средством и ватными тампонами. Его мутит от вида крови, но у него всегда есть все необходимое: Шерлока часто лупят, а ещё он очень любит эксперименты любого рода. Однажды он, будучи ещё совсем маленьким, даже полоснул ножом по ладони, чтобы оценить свой болевой порог. Тогда Майкрофт едва не грохнулся в обморок, но все же перебинтовал его руку. Шерлок отвлекается на едва заметный шрам, что тянется вдоль всей линии жизни, пока Майкрофт садится напротив и мягко отводит его пружинящие кудряшки от лица. Шерлок шипит и кривится, потому что маленькие волоски прилипли к коже, а прикосновения шершавого бинта к ране щиплят до слез. Но вот Майкрофт наклоняется к его лицу и дует, щекоча кожу, но успокаивая боль. — Ну, и что ты вытворил сегодня? — наконец спрашивает он, уже наверняка обо всем догадавшись — намеренно заводит беседу, чтобы отвлечь Шерлока. — Лягушки, — Шерлок хитро улыбается, — по одной в каждом кармане рюкзака. Не все любят рептилий и земноводных. Они говорят, что я умничаю, — он смотрит на Майкрофта вопросительно, замолкая на полуслове, но точно зная, что тот понимает и слышит все. — Не стоило производить вскрытие прямо в классе, — после короткого молчания резонно замечает Майкрофт, заканчивая обрабатывать рану. Он приподнимает голову Шерлока за подбородок, поворачивает на свет, чтобы лучше разглядеть степень повреждения — крови уже нет, рана неглубокая, поэтому он аккуратно клеит поверх нее пластырь. — Тем более — на уроке литературы. — Они жалеют лягушек, но не меня, — Шерлок смотрит прямо в глаза, требовательно и решительно, но вместе с тем грустно. — Почему? — Потому что они заурядны, а ты особенный, — Майкрофт, не мигая, смотрит в ответ — вид его доброжелательный и честный, но Шерлок все ещё помнит про книгу. — Меня тоже били, — признается вдруг Майкрофт, чуть склоняя голову и с брезгливостью оглядывая испачканное покрывало на кровати. — Тебе нужно стать хитрее. — Мои знания не помогают против их кулаков, камней, не помогают против большинства, — Шерлок сглатывает. Внешне он спокоен, даже сердит, но Майкрофт знает: еще немного и на глазах появятся слезы. — У меня есть кое-что для тебя, — вдруг решается он и достает из-под рубашки цепочку, ключ на которой блестит и переливается тщательно отполированными гранями. — Это настоящее сокровище. Ключ от всех дверей, — торжественно сообщает он, мгновенно превращаясь из развитого не по годам подростка в обычного ребенка, чей глаз горит от интересной истории, в которую он искренне верит. — Наш дедушка подарил мне его, прежде чем умер. Если найти ту дверь, что он отпирает, то ты сможешь открыть им любой замок, — протянутая рука вздрагивает, когда Шерлок беззастенчиво хватает вещицу и подносит к глазам, но Майкрофт все же выпускает цепочку из пальцев. — Ты нашел эту дверь? — тут же спрашивает Шерлок, во все глаза рассматривая ключ. Он уже забыл про своих обидчиков, все его внимание сосредоточено на новой истории. — Нет, — вздыхает Майкрофт с неподдельным расстройством, смотрит на ключ так, словно расстается с чем-то действительно важным, — но, может, у тебя получится? Замерев, он внимательно следит за каждым жестом Шерлока и пытается вести себя, как взрослый, но когда тот крепко сжимает ключ в ладони, словно желая спрятать от его глаз, Майкрофт не выдерживает и выпаливает: — Ты будешь иногда давать его мне? — Только подарил и тут же хочешь забрать обратно?! — возмущается Шерлок, и его глаза сужаются. Он злится, смотрит на Майкрофта, как на предателя. — Ключ — сокровище, я не отдам его просто так! — неожиданно заявляет он. Майкрофт поджимает губы, стараясь выглядеть безразличным, но едва заметно трепещущие крылья носа выдают его. — Ну и ладно, все равно я соврал, эта дурацкая безделушка мне не нужна, — выпаливает он, снова становясь строгим старшим братом, который больше не играет с Шерлоком, а лишь поучает. — Но «Остров сокровищ» ты вернёшь на место. — Если хочешь получить ключ и книгу, пройди по коньку крыши, как будто по рее на корабле! — выдает Шерлок, поддаваясь азартному порыву. — Как Джим Хокинс! Слабо? Он знает, что Майкрофт боится высоты, и ему наверняка «слабо», но от этого только веселее, ведь Шерлок не хочет отдавать ни книгу, ни ключ. — Это глупо, — обрубает Майкрофт, резко поднимаясь. Он взбешен и обижен его непослушанием, Шерлок слишком хорошо знает брата, чтобы не заметить этого, хотя с каждым приездом, с каждым добавляющимся «маркером», понимать его все труднее. Однако ключ завладевает всем его вниманием, Шерлок намеревается исследовать все двери в доме прямо сейчас. Он носит его на шее не снимая и отчего-то не упускает случая подразнить Майкрофта, демонстрируя «сокровище» при каждом удобном случае. Когда тот приезжает домой на следующие выходные, Шерлок встречает его выкриком с лестницы: — Да это же Джим Хокинс, черт меня подери! Зашел в гости, а? Это становится последней каплей. — Не слабо, — решительно заявляет Майкрофт и тащит Шерлока на чердак за ворот рубашки, едва родители оставляют их вдвоем — это чуть больно и стыдно, словно он сносит это за какую-то провинность, но любопытство заглушает все другие чувства. — Не слабо, — повторяет Майкрофт бескровными губами, когда ступает на крышу. Он неуклюже карабкается по грязной черепице, обдирая холеные ладони, рвет штанину, зацепившись за гвоздь, опасно балансирует в узких форменных туфлях, но выпрямляется, оборачивается на Шерлока с победным выражением на нездорово-бледном лице. Через пару шагов он оскальзывается и кубарем летит вниз.

* * *

Майкрофт ломает лишь ногу и пару ребер, хотя по теории вероятности шансы свернуть шею были гораздо выше. Но теперь он проводит дома все свое время, и Шерлок сидит у его постели. Он гипнотизирует заветный ключ, что перекочевал на грудь, перемотанную бинтами, и на вытянутой руке держит «Остров сокровищ». Майкрофт хрипло, с тихим свистом втягивая воздух, зачитывает текст, Шерлок почти выплевывает по памяти, но получается даже складно. «Я задумался над судьбой бедного Джима Хокинса. И вдруг в лесу раздался чей-то крик. — Нас кто-то окликает, — сказал Хантер, стоявший на часах. — Доктор! Сквайр! Капитан! Эй, Хантер, это ты? — услышали мы чей-то голос. Я бросился к дверям и увидел Джима Хокинса. Целый и невредимый, он перелезал через наш частокол».

***

— Я хочу назад свой ключ! — заявляет Шерлок спустя неделю, когда от скуки и жажды действий уже невозможно скрыться за страницами книг или опытов с земноводными. Он толкает загипсованную ногу Майкрофта, что покоится на пирамиде из подушек, и выжидательно смотрит на брата. — Пока ты здесь лежишь, ключ простаивает, а я буду открывать им все двери и найду нужную! — уверенно кивает он. — Дедушка наверняка отдал его, так как знал, что у нас получится, значит, надо лишь пробовать! Майкрофт закатывает глаза и выдает с отчетливой насмешкой в голосе: — Ты болван, я ведь говорил, что это всего-навсего дурацкая байка. Универсального ключа не существует, запомни это раз и навсегда. — Ты бы не прошелся по рее, не будь он так важен, — фыркает Шерлок, будучи уверенным в своих догадках. — Волшебство ключа не сказки, и ты знаешь это! Отдай его мне! — требует он, поджимая губы. Майкрофт вдруг усмехается точь-в-точь, как это умеет сам Шерлок, — с самоуверенностью и заносчивостью победителя. — Я не отдам его просто так, — возвращает он обратно сказанные не так давно слова и демонстративно потирает ключ, спрятанный под пижамной курткой. — Хочешь получить его, докажи, что ты взрослый. Сожги глупую книжку про пиратов! Слабо? Шерлок вздрагивает, распахивает глаза, пялится на Майкрофта сперва неверяще, а потом злобно, словно маленький зверек, загнанный крупным хищником — пойманный, но еще не съеденный. — Я знаю ее наизусть! — сердито выкрикивает он, сжимая кулаки. — Не слабо! Он застывает, понимая, что пообещал сделать, и с ужасом наблюдает, как на лице брата расплывается издевательская улыбка. Шерлок убегает из комнаты, предварительно скинув с прикроватной тумбочки все нужные Майкрофту вещи — воду, книги, газеты и пульт от телевизора. Вечером мамочка жалуется старшему сыну, что задняя стена дома испорчена копотью и Шерлок не признается, какой эксперимент проводил в этот раз. Когда он приходит навестить Майкрофта на следующее утро, тот еще спит. Ключ лежит на тумбочке поверх свежей газеты.