I'm Just a Soul Whose Intentions are Good

И после Исландии, после Шотландии, снова была Америка. Тень и не думал возвращаться, но где-то между свистком поезда, несущегося через шотландские просторы, и беседой со Смитом, он понял что должен. Исландия была загадочна, Шотландия прекрасна, но Америка... Америка была домом. *** Пилот сообщил о посадке скучным и деревянным голосом, похожим на голос кладбищенского служащего. Тень потянулся на сидении, но даже не взглянул в окно чтобы увидеть Чикаго. Он думал о Шотландии, зеленой, серой, о ее туманах, укутывающих округу как будто в одеяло. Он прошел по аэропорту О'Хара, закинув за плечо сумку, тяжелую от двух комплектов одежды и запасной пары ботинок, купил стаканчик кофе в киоске у выхода. Девочка за прилавком передала ему сдачу и "спасибо", которое звучало так странно для него после Шотландии - не грубо, не резко, просто иначе. Такси было древним Шевроле Кэприс, желтым, почти что цвета школьного автобуса. Его водитель смотрел, как Тень забирается внутрь машины. Пасмурное лицо под козырьком кепки было смутно знакомым, и водитель улыбнулся Тени как будто тот его знал. — Добро пожаловать домой, — сказал он. У него был сильный восточноевропейский акцент, и Тень подумал о Чернобоге. — Я вас знаю? — Спросил Тень. — Нет, — сказал он. Потом повернулся обратно, съехал с обочины и глянул на Тень через зеркало, — но я знаю тебя. — Да неужели? — хмуро отозвался Тень. Водитель блеснул обесцвеченными зубами через зеркало заднего вида и стал выезжать с парковки аэропорта. — Ага, — сказал он. И пальцами, желтыми, как такси, щелкнул зажигалкой на приборной панели. — Мы тебя ждали. Тень молчал, выбивая пальцами стаккато по дорожной сумке. Машина свернула за угол, и Чикаго принял вид застроенного района, сереющие здания с сереющими окнами, перемежающиеся темными, загаженными тротуарами. — Я никогда не говорил, куда уезжаю, — наконец подал голос Тень. Он пялился в окно - они ехали мимо "Ace Appliances" с окнами и дверьми, забитыми разукрашенной фанерой.* У входа сидел человек с магазинной тележкой. На следующем светофоре водитель вновь повернулся к Тени и протянул руку над потрескавшийся кожей сидений. — Но я знаю, где ты был. Ты был у Утренней, Вечерней и Полуночной. — Зори? — Спросил Тень. — Мои дочери, — ответил он. Мягко зашипела потушенная им сигарета. — Я Даждьбог. Загорелся зеленый, и они, в молчании, тронулись. По радио передавали "Grand Funk Railroad", пробивающихся через помехи с со своим "We're An American Band". Даждьбог тихо подпевал, прерываясь чтобы затянуться сигаретой или покрыть матом других водителей. Тень уже начал клевать носом, когда Даждьбог со встряской остановил машину перед знакомым чернеющим домиком. — Почему вы не живете здесь? — Спросил Тень. — С дочерьми? — Это плохая страна для богов, — Сказал Даждьбог. — И худшая - для семей. Тень подумал о Лоре, и решил, что не может поспорить. Он заплатил Даждьбогу намного больше, чем показал счетчик, вернул сдачу и отказался от помощи с вещами. *** Заря Полуночная открыла дверь как только Тень постучал. На ней, с предыдущей встречи, была все та же тонкая белая сорочка, и комнаты все еще были прокуренные, пахнущие переваренной капустой и кошачьим туалетом. — Ты пришел в хорошее время. — сказала она. — В мое время. — улыбка Тени превратилась в зевок, и Заря рассмеялась. — Будешь спать в комнате Белобога. — Я думал, он сейчас здесь, — Сказал Тень, припоминая последнюю беседу с Чернобогом. — Он приходит и уходит, — ответила она, пожимая плечами. — Зависит от времени года. — Заря привела Тень в бедно обставленную комнату, где воздух был затхлый, как будто ее полгода не открывали. — Но сейчас с нами живет Чернобог. И он спит. Тень снова зевнул и поставил сумку на кровать - на ней было бежевое покрывало с черным узором как из дешевого мотеля и две подушки, выглядевшие еще хуже. — Хочешь кофе? — спросила Заря Полуночная. Она изучала Тень, прислонившись к дверному косяку. — Нет, спасибо, — ответил он. — Мне нужно поспать. — Тогда молока, — настаивала она. — С шоколадом. Теплого. И она повела его на кухню, сжав руку холодными ладонями. Заря погрела молоко на плите в маленькой, помятой кастрюльке, вываливая туда шоколад из безымянной жестяной коробочки, а потом поставила его перед Тенью в черной кружке с обколотыми краями. На ней была красная надпись "Great Lakes Packing" и, с другой стороны, рисунок мультяшной коровки.** — Хорошо, — сказала она, — теперь ты вернулся домой. Она тоже села за стол, но не взяла какао. Ее волосы казались белыми в лунном свете, лившемся из окна. — Разве? — спросил Тень. Какао был слишком густым, и по вкусу казалось, что порошок выдохся. — Домой? — Да, — сказала она. Заря протянула руку над столом и мягко похлопала Тень по плечу. — У тебя осталась моя монета? — Нет, — признался Тень. — Я оставил ее отцу. — Среде? — Нет. Его... — Тень замолк и неопределенно махнул рукой. Заря Полуночная задумалась и склонила голову набок. Тень подумал, стоит ли говорить, что он видел ее отца. — Хорошо, — сказала она наконец, и снова похлопала Тень по плечу. *** Тень уснул, и попал на войну. Ему снились мужчины в мехах и кожах, с мечами и самодельными копьями, что на драконоглавых ладьях штурмовали каменистые берега белых песков. Ему снились разоренные дома и сожженные монастыри, ему снился украденный скот и похищенные женщины, возвращавшиеся на родину льда и снега. Это была рыбацкая деревушка, такая же, как остальные, усеивающие побережье. Маленькая и бедно застроенная, с соломенными крышами крошечных хибарок по обе стороны от грязной тропы, что вела к разрушенному причалу. По одну сторону находилось подобие церквушки, она стояла низко, была грубой, неотесанной, и сейчас - горела. Горело все. Дома были в руинах, превращенные в груды дымящихся булыжников. Языки пламени трещали, вскормленные соломой и деревом, в воздухе завис тяжелый, густой дым, что смешивался с криками и мольбами раненых. Священник в тишине истекал кровью, убитый копьем, прошедшим через его бок, и сейчас распятый на церковных вратах. Захватчики никогда не читали Священных Писаний, но слышали рассказы. Драконоглавые ладьи были заполнены всем, что можно было взять. Награбленное сложили в тяжелые брезентовые мешки, на борт вкатили бочки с рыбой. Взяли и овец и коз, и горстку женщин, что были женами и дочерьми жителей деревни. Женщина шла по тропе, и люди вокруг нее убирали обломки. Она была высока и бледна, и прекрасна почти что неземной красотой. На ней было незапятнанное белое платье, без следа крови, пепла и грязи, и даже если люди видели ее, то не обращали внимания. Она высматривала тела среди обломков и останавливалась у каждого, а потом, ко лбам некоторых, прикасалась своей небольшой ладонью. Люди, которых она касалась, вставали и следовали за ней, пока она продолжала свою работу. На холме неподалеку стоял мужчина, наблюдавший за зрелищем у подножия. Он был укрыт плащом, лица не было видно под широкополой шляпой, и в одной руке он держал тяжелую трость. Когда ладьи были спущены на воду, викинги стали петь песни о силе Тора и красоте Фрейи. Они воспевали отвагу Одина в бою и молились Ньёрду, чтобы тот даровал им ветер и волны, которые принесут их обратно к родным берегам. *** Тень проснулся от жажды. Его горло пересохло и язык казался распухшим, ватным. Было поздно; в окно виднелось чернильное небо и тяжелая, серебряная луна, почти что полная. Он налил стакан воды из маленькой ванной в коридоре. Вода была холодной, но с металлическим привкусом, так что Тень все еще хотел пить. Когда он шел обратно к себе, то мог услышать, как Заря Полуночная возится с чем-то на кухне. Тень застыл в дверях. Среда сидел рядом с его кроватью, на стуле, которого, как Тень думал, не было там когда он ложился спать. Среда выглядел как всегда, но вовсе не так, как в тот, последний раз. Он был одет в широкие брюки и вязаный жилет, и его седая, местами все еще рыжая борода была коротко обстрижена. Он выглядел бледным, сильно уставшим, но все же был настоящим, цельным. — Ты умер, — сказал Тень. — Да, — Согласился Среда. В его голосе звучало самодовольство. — Ты должен был оставаться мертвым, — Тень приблизился к кровати по другую сторону от Среды и сел, не отводя от него взгляда. — Я остановил твою войну. — Да, — сказал Среда. Его зажим для галстука был прикреплен к воротнику жилета, и дерево поблескивало в лунном свете. Тень затих, протирая глаза. Среда все еще был там, когда он их открыл. — Как ты вернулся? — Ты привез меня обратно, мальчик мой, — сказал Среда, и Тень медленно закачал головой. Среда полез в карман, а потом протянул руку вперед. На ладони его лежала монета Зари Полуночной. — Я не давал тебе ее, — сказал Тень. — Я отдал ее ему... — добавил он, и Среда улыбнулся. — Он - не ты. — Но я - это он, — просто сказал Среда. — Забавно это работает, — он подбросил монетку, и она блеснула, закрутившись. — Моя кровь еще медлительна, и я все еще голоден, но я жив. — Я спал, — сказал Тень, — и мне снилась война. — он вдруг понял, что очень устал. Он откинулся на подушки и закрыл глаза. — Ты был там. Или он. Смотрел с верхушки холма. — Фрейя никогда не давала мне посмотреть поближе, — объяснил Среда, — она думала, что я сжульничаю. — Ты бы так и сделал... — пробормотал Тень, его веки сами собой смыкались. — Конечно, я бы так и сделал, — Сказал Среда, — кратчайший путь к победе. — Среда вздохнул, и Тень услышал, как скрипнул стул, когда он подвинулся. — Засыпай, мальчик мой. Это был длинный день, и тебя не было слишком долго. — Но мне приснится война, — заспорил Тень. — Конечно, приснится, — сказал Среда. — Она у тебя в крови. *** Тень спал, потом проснулся, и понял, что замерзает. Промозглый ветер гулял по комнате. Тень попытался открыть глаза - он не помнил, чтоб открывал окно, и почему смог уснуть поверх одеяла, и куда пропала рубашка. Тень почувствовал на себе руки, большие и грубые, с угловатыми пальцами, они гладили грудь, очерчивая линии ребер. К его коже они казались холодными, и Тень задрожал, и плечи покрылись мурашками. Ему слышался какой-то шум, что-то вроде напева или заклятия. Шум был ритмичным и монотонным, но еще, кроме этого, в нем были слова, хоть Тень и не мог их понять. Пальцы опустились еще ниже, подцепив резинку белья - Тень против воли приподнялся, позволяя его стянуть. Затем руки поднялись по его бедрам и животу, и он снова открыл глаза, но было слишком темно чтобы остановить взгляд хотя бы на чем-нибудь. Он попытался заговорить, но вышло только неразборчивое, сонное бормотание. — Ты здесь, мальчик мой? Тень всего встряхнуло от того, как знаком был этот голос, но это не помогло, он снова отвечал путано. — Проснись, — рука опустилась ниже, медленно двигаясь между его ног. Тень мог услышать собственное сердцебиение. — Я должен сделать то, что должен. Это погоды не сделает, но я хочу, чтобы ты был со мной. Тень почувствовал на шее дыхание, тяжелое и влажное, а потом губы, мягкие движения губ вместе с царапающей, жесткой щетиной. Рука скользнула по его члену, и он стал тверже, и Тень изогнулся на постели, чувствуя чужие пальцы там. — Что ты делаешь? — Спросил Тень, наконец заставив себя говорить. — Думал, это вполне очевидно, — поцелуи теперь были на его подбородке, затем язык - попробовать на вкус. — Почему? — глаза его были широко открыты, но все еще было слишком темно чтоб разглядеть хоть что-то. Усмешка, и потом, на мгновение, язык у уголка его губ. — Я никогда не платил тебе за вопросы. Поцелуи были непривычными, странными - быстрые, влажные касания губ и языка и колючее трение щетины о подбородок. Ладонь, сжатая на члене Тени начала ласкать его, заскользила вверх, большой палец прижат к головке, и Тень тихо застонал, и жар свился в клубок внизу его живота, растекся по коже. — Ты делал это раньше? — Среда спрашивал настороженно, и Тень подумал, который ответ будет неверным. — Нет, — сказал он, и это была правда. — Хорошо, — Среда помолчал, а потом - облегченно вздохнул? — Может быть больно. Пальцы почему-то были скользкими, горячими, а потом один был внутри. Это было больно, терпимо, но затем Тень расслабился, чувствуя как ласкают его член. За одним пальцем был еще, они двигались внутри его тела, и Тени вдруг понравилось, он стал подаваться вперед бедрами. — Ты еще со мной? — Ага, — сказал Тень. — Так куда мы едем? — Не время для шуток, мой мальчик, — пальцы выскользнули с мягким, влажным звуком, и Тень понял что хочет их назад. — Это очень серьезное дело. Очень серьезное. Давление, все медленно начинает гореть, а потом он внутри, долго и много и почти что слишком... Рука на его члене прибавила скорости, грубо двигаясь, крепко сжимая пальцы. И потом был долгий, медлительный толчок, задевший что-то, что разожгло под кожей у Тени жидкий огонь, и он выгнулся на кровати, и толкнулся навстречу ласкающей его руке. — Боже. При свете луны, Среда улыбнулся словно клинок. — Да, это я. *** Солнечный свет лился сквозь окна, золотистый, теплый и, вообще-то, чересчур яркий. Тень попытался зажмурить от света глаза, но это не помогло. Тогда он открыл их, и позволил себе страшно широко зевнуть. — Он жив. Тень оглянулся. Среда снова сидел на стуле неизвестного происхождения, одетый в те же широкие брюки и вязаный жилет. Он был все еще цельным, и все еще настоящим, но теперь выглядел заметно лучше. — Ты умер, — сказал Тень. В его сонную голову не пришло ничего другого. — Мы это вчера проходили, — весело ответил Среда. В комнатах пахло едой, маслом и незнакомыми пряностями. Тень был таким же уставшим, каким лег спать вчера, и, под ужасным бежевым покрывалом, голым. Он чувствовал, что тело покрыто высохшим потом, зудящим и грязным, а когда двинулся, понял что все болит. Тень застыл, вспомнив грубые ладони на своем теле и неприятное трение щетины о кожу. — Да, — сказал Среда, отвечая прежде, чем Тень спросит. — Как? — Шестнадцатое заклятие, — сказал Среда. — Если я нуждаюсь в любви, то моими будут сердце и разум любой женщины. — Я не женщина, — Тень сел, не обращая внимания на боль, и стал осматриваться в поисках рубашки. — Мне позволено чуть художественной вольности, — с улыбкой сказал Среда. — Как и тебе, конечно. Ты был смирен с самой идеей, но мог и сказать "нет". — Среда встал и расправил на себе брюки. — Ради тебя, я мог бы даже послушать. — А не думаешь, что мы для такого слишком близкие родственники? — Тень под подушкой нашел свою рубашку, и натянул ее через голову. — Напомни на днях показать фамильное древо, — ответил Среда. — У тебя есть несколько братьев, которые к тому же дяди, и сестра, о которой я даже говорить не хочу. — Но зачем? — Тень все еще искал нижнее белье, но все равно откинул одеяла. При таком раскладе это уже не было важно. — Ты не делал этого раньше, — сказал Среда, как будто это все объясняло. Он прошел к двери, и ладонь его застыла над круглой ручкой. — И?.. — белье Тени оказалось под кроватью. Он вытащил его ногой и надел. — Сколько мощи есть в жертвовании сыном, — сказал Среда. Он был весь окутан светом, ярко мерцал на солнце стеклянный глаз, — столько и в жертве, которую сын принес. — И вот ты здесь. — Как новенький. Среда открыл дверь перед Зарей Вечерней. Она смерила его подозрительным взглядом, а потом улыбнулась Тени. — Ты проснулся, — сказала она, кивая сама себе, а потом широко развела руками. — Мы думали, ты проспишь весь день. Завтрак готов, и для тебя - бесплатно. — Потом она повернулась к Среде и нахмурилась. — Для тебя - десять долларов. — Три. — Девять. — Пять. — Семь. — Шесть. — Семь, — сказала Заря, поворачиваясь чтобы уйти. — Ладно. — Поторопись, — сказал Среда, как только она вышла. — Нам нужно начать пораньше. — И куда это я собираюсь? — спросил Тень. Его джинсы были жутко измятыми, и он встряхнул их прежде чем надеть. Среда улыбнулся: — У нас назначена встреча по поводу скрипки. — Нет. — Да. — Нет. — Я брошу монетку, — предложил Среда. — Орел или решка? — Орел, — сказал Тень. Он сунул руку в карман, но Среда оказался проворнее. Монета Зари Полуночной закрутилась в воздухе, блеснув серебром в солнечном свете. Среда кашлянул, и она упала на ковер ребром. — Ты сжульничал. — Как всегда, мальчик мой, — согласился Среда. — Как всегда, — он вышел в коридор и оглянулся на Тень. — Ты идешь? Это плохая страна для богов. И худшая - для семей. Монетка опрокинулась, тихо звякнув о ковер. Тень положил ее в карман, не взглянув, какой стороной она упала. — Да, — сказал он. — Я сейчас.