***
Эл посадили рядом мной. Новое соседство смущало. Не знаю, то ли мне не хватало смелости познакомиться с ней, то ли Эл тщательно избегала всяческого контакта с людьми... Но я так и не заговорил с ней. Ни через месяц, ни через два. А ещё она часто не появлялась в школе. Каждую неделю по вторникам и пятницам. Подметил я это сразу, но учителя, кажется, и вовсе не замечали ее пропусков. Через некоторое время класс потерял к ней всякий интерес, посчитав, что Эл выскочка с завышенной самооценкой, да ещё и видная прогульщица, каких ещё повидать надо. "Одна ее помада чего стоит", осуждали они. Вопросов было много, но ответов все не было. Как и ее самой.***
Настал май. Последний месяц весны радовал теплой погодой и обилием солнечного света. В школе Эл так и не появлялась. Тогда я твердо решил для себя, во что бы то ни было, но я встречусь с ней. И я не знаю, зачем мне это.***
В этот день я встал раньше обычного. Странная мысль, что неплохо бы прогуляться перед школой, в том тихом севере, что за набережной. Добрался я туда за несколько минут; под любимую песню в наушниках, с чувством невесомости и внезапным порывом благодарности за все это. Нежный ветер ласкал волосы, подгоняя старый, ещё отцовских годов, велосипед. Я ехал, нет, я летел на крыльях свободы. Солнце беспощадно слепило глаза, а безлюдная улица, обычно нагонявшая на меня тоску, приобрела новые черты. Я проехал к скверу и остановился у беседки. Слез с велосипеда и пристроил его неподалеку. Присел на лавочку, осмотрелся. И только тогда я наконец заметил ее. Эл сидела среди густой травы и ромашек, с книгой в руках и в большом- большом светлом свитере. Она выглядела совсем по взрослому. Высокая, с непослушными волосами, с такими ясными глазами, что хочется в них утонуть. Они бездонные, правда, я вижу в них целый мир, вселенную, неподвластную мне. Даже сейчас, несмотря на то, что я застал ее врасплох, она подобна льду: сказочно красива и притягивает своей отчужденностью. Стоило посмотреть на Эл в школе, она буквально исчезала, тая в прожигающем свете чужих взглядов, и тогда я начал бояться, что она исчезнет. И все равно продолжал желать ее увидеть. Сейчас все совершенно иначе. Эл поднимается со своего места и, улыбаясь, направляется ко мне. Так тихо, и так громко, что я чувствую биение собственного сердца. Она подходит ко мне. И улыбается. Подумать только, я впервые увидел, как она улыбается! Боже, кажется, она озаряет весь мир одной своей улыбкой. Похлопав по форзацу книги, она вкладывает ее мне в руки. И идет дальше, будто ничего и не произошло. Я, должно быть, совсем растерялся и хотел было окликнуть ее, чтобы поговорить. Но разве смог бы я передать всю радость нашей встречи жалкими словами? Я смотрю ей вслед и глупо улыбаюсь. Эл не увидит моего смущения, но мне хочется думать, что она знает об этом.***
Уже в школе я открыл книгу и пролистал жёлтые, от старости, страницы. А из нее выпал небольшой листок, скорее, огрызок из какого-то журнала. Сквозь разноцветные буквы об искусстве моды, я проглядел написанные и ее рукой слова. "Список хосписов"; В первом, на улице Эдинбург, просто ужасно кормят, по словам "временных" проживальцев. Я хотела бы попасть во второй, но...»***
Кто-то спросил: все ли нормально? Я ответил, конечно же, да. Жаль, что это на словах все формально, и оно остаётся таким навсегда.