Не отпускай меня никогда.

Мы не виделись два года. А до этого еще несколько лет учились вместе. Тогда мы были еще детьми и называли друг друга друзьями. В действительности же я была в него влюблена, но боялась ему в этом признаться или спросить о его чувствах. Он провожал меня до дома и как-то не по-дружески смущался, если мы оставались наедине. Я молча улыбалась и опускала глаза, слушая его шутки, произнесенные ломающимся мальчишеским голосом, и совсем не понимала, что может означать его поведение. Шли годы учебы, мы становились старше, а мои чувства — сильнее. Но однажды произошло то, что надломило нас обоих. Это случилось в один день: он просто перестал меня замечать. Резко и безапелляционно. Я видела, чего ему это стоило, но не знала, почему он так со мной поступил, в чем я ошиблась и когда. И я боялась спрашивать об этом его, как, впрочем, и всегда. Больно было нам обоим. За полтора года молчания он утратил всю свою веселость и разговорчивость, замкнулся в себе. А я так и не смогла его разлюбить. Что я чувствовала — поймет лишь влюбленный безответно человек. Выпускной после девятого класса многое изменил. После праздника он, наконец, написал мне. Его письмо вызвало во мне столько эмоций, что они прорвались из моих глаз слезами. Он писал, что тогда, давно, он сам неожиданно понял, что чувствует ко мне, и настолько был уверен в безответности своих чувств, что решил напрочь прекратить общение со мной. Он извинялся и говорил, что сожалеет о том, что натворил, но так и не сказал, осталось ли что-то у него ко мне сейчас. Мы помирились. А потом я сменила школу. Два года мы достаточно оживленно переписывались, временами обрывая общение на несколько месяцев, а потом снова входя в контакт друг с другом. Я все еще была неравнодушна к нему, но заставляла себя думать, что давно уже ему не нужна и чудес не бывает. А когда закончились выпускные экзамены, он позвал меня гулять. Я была немало смущена, когда увидела его. Это был уже не тот мальчуган, с которым мы дружили прежде. Он сильно вытянулся, и его голос теперь звучал так по-взрослому. Но я с удовлетворением для себя услышала в нем знакомые веселые нотки и заметила, что к нему, пусть и не до конца, но верно возвращалось его обычное позитивное настроение. Мы долго гуляли, разговаривая об отвлеченном, и по-детски смущались, случайно касаясь друг друга плечами. Скоро мы, не сговариваясь, сели на одну скамью в парке. Нас это позабавило, и с минуту мы сидели, глядя друг на друга с улыбкой. Мы едва-едва качнулись навстречу друг другу, как вдруг он словно очнулся и опустил глаза. — Наверное, уже слишком поздно, чтобы пытаться что-то исправить… — вдруг тихо проговорил он. Я грустно улыбнулась, вспомнив о прошедшем, а потом сказала: — Вовсе нет… Сейчас самое время. Он как-то судорожно вздохнул и еле слышно, но твердо произнес: — Я люблю тебя. Почему эти слова отозвались во мне такой болью? Я крепко-крепко обняла его, чтобы он не видел моих слез. — Я тоже тебя люблю… Я почувствовала, как его руки осторожно и немножко неловко прижимают меня к нему, и попросила: — Не отпускай меня… Никогда. Мы просидели так, обнявшись, наверно, целую вечность. Я чувствовала, как бьется его сердце, ощущала тепло его рук, и никогда за последние несколько лет мне не было так хорошо и спокойно на душе.