Tsuyu

      Холодно. Эта мысль преследовала Чую, последние несколько часов упрямо не покидая голову. Он точно не помнил, сколько уже сидит в этом мерзком, мелком переулочке, обитателями которого, помимо самого мальчика, являлись разве что бездомные кошки. Зато помнил, сколько уже вот так бездумно шляется по Йокогаме, то и дело подворовывая и надеясь придумать хоть что-то, что вытащит его из... из всего этого, что словно дурной сон, навалилось на юного эспера.       Он хорошо знал, что его семья собирается переехать во Францию, и знал, что фокусы с гравитацией — в большинстве своем, неконтролируемые — его семье, мягко говоря, не по душе. Но и предположить не мог, что однажды вернувшись домой со школы, откуда, собственно, были забраны все документы по причине переезда, он узнает... что родители уехали без него, а квартира уже продана и только ждет новых владельцев. Пустота, непонимание внутри, а ноги несут вперед, куда-то вперед. Идти было просто некуда. Точнее, было куда, но загреметь в приют мальчишка не имел ни малейшего желания. По злой иронии судьбы, Чуя, до этого живший в одном из элитных районов Йокогамы, теперь уже больше двух недель, а точнее ровно девятнадцать дней, болтался по улицам, выживая как мог, к слову, найдя даже отличное убежище в виде пыльного чердака, но сегодня утром мальчика обнаружили и, мягко говоря, очень убедительно и доходчиво попросили покинуть вышеупомянутый чердак. И потому, сейчас Накахаре... холодно.       Сезон дождей, по идее, должен был уже закончиться, но, видимо, ему об этом никто не сказал, потому ливень, не прекращаясь, лил уже который час, а от куртки, которой мальчик накрылся, уже не было никакого толку — промокла до нитки, как и сам рыжий. Да и стоит ли пытаться укрыться от такого дождя, когда ты сидишь на каком-то деревянном ящике, в подворотне, среди котов. Последние, к слову, радовали тем, что парочка сидела прижавшись к Чуе, немного согревая. Сам мальчик же, поджав ноги, устроил подбородок на острых коленках, рассеянно гладя одну из кошек по голове, расфокусировано смотря в кирпичную стену напротив, в которой то и дело появлялись вмятины от обычного, маленького на первый взгляд, камушка, что витиевато летал вокруг Накахары, то и дело ударяясь о стену, оставляя вмятины. Гравитация забавная штука. Особенно, когда хорошо учил физику в школе и понимаешь, что прямо здесь и сейчас, нарушаешь ее глупые законы. Особенно, когда на то, чтобы улучшить контроль над способностью, у тебя есть почти три недели и спартанские условия выживания. Тут хочешь не хочешь, но сперва возненавидишь собственный дар, потом постепенно научишься контролировать, и в итоге хоть немного, но полюбишь, ибо воровать еду с ним, да и прочее, гораздо легче. К слову, о еде... Живот жалобно заурчал, от чего мальчик нахмурился, прижимая к себе коленки сильнее, сжимаясь всем тельцем, словно это могло бы помочь. Украденная утром слива к ночи лишь раздражает воображение воспоминаниями о себе.       Камушек ударился о стену с большей силой, неподконтрольно полетев в сторону улицы. И все бы ничего, в такое время прохожих уже не было, да и погода... Но именно в этот момент в поле зрения Чуи появился высокий силуэт в длинном черном плаще, под зонтом. И камень бы точно попал ему в лицо, если бы не... Мальчик дернулся, от чего куртка сползла с его головы на плечи, камушек чуть вспыхнул красным, резко останавливая свой полет и падая вниз, в лужу с тихим всплеском, потонувшим в шуме дождя. Мужчина замер, поворачиваясь к юному эсперу, и Чуе захотелось слиться со стеной, исчезнуть, раствориться в воздухе. Показывать свою способность было не лучшей идеей, а тут уж на случайность никак не спишешь. Незнакомец подошел ближе, сворачивая в переулок, склоняясь над продрогшим ребенком, накрывая его своим зонтом. Мальчик нервно поднял взгляд на лицо, довольно располагающее лицо темноволосого мужчины, на котором отражалась лишь спокойная задумчивость и заинтересованность. После же, он выпрямился, осматриваясь, отметив взглядом вмятины в стене, но не убирая зонта от мальчика, после вновь смотря на рыжего. "Ты один?" Этот вопрос вгоняет в некоторый ступор, и Накахара лишь кивает, удивленно, непонимающе смотря на мужчину, спустя минуту представившимся как Мори Огай. Чуя не знает, почему этот человек вызывает в нем доверие, быть может, потому, что под дождем действительно холодно, да и других, что предложат ему помощь, пусть и уведя неизвестно куда, здесь, в этом темном переулке, не наблюдается. Но немного дрожащие, тонкие пальцы, неуверенно цепляются за протянутую руку, что после приобнимет за плечо, чуть согревая, и они вдвоем покидают это мерзкое место, укрывшись под зонтом от немного ослабшего дождя.       Огромный особняк находился в незнакомом Чуе районе, но судя по дороге, по которой они шли, направление... Порт? Район, о котором часто мальчишки судачили в школе, район, целиком и полностью подконтрольный мафией. Значит, этот мужчина... На немного испуганный взгляд голубых глаз, в которых застыл немой вопрос, Мори лишь мягко улыбается, открывая дверь, пропуская мальчика внутрь особняка. Включается свет, становится ощутимо теплее, где-то у лестницы на второй этаж, осматриваясь, Накахара успевает заметить какое-то движение, — еще одному ребенку в этом доме не спалось и он решил узнать, кого это привел его наставник, на ночь глядя — но, списав это на игры уставшего разума, следует за Огаем. "Теперь это твой дом" — эти слова звучат на столько нереально, что Чуя всерьез задумывается о том, что уснул в той подворотне и все это: особняк, мафия и мужчина в белом халате, обрабатывающий его ссадины, давший таблетку от простуды и чай с лимоном, ему снится. И это все еще кажется нелепой игрой сознания, когда, поужинав и отмывшись под горячей водой, Чуя засыпает в кровати, теперь уже, его комнаты. Бред какой-то.       Но этот бред продолжается и наутро, когда после завтрака Мори отправляет его погулять в саду, пока он переговорит с кое-кем, его будущим наставником. И когда Накахара выходит в сад, где трава все еще мокрая от ночного дождя, виднеются лужи, но на небе ни облачка и голубые глаза щурятся от яркого, теплого солнца, осматривая все это цветущее великолепие, в душе появляется какое-то спокойствие и умиротворенность. Кажется, сезон дождей все же...       Все мысли прерывает треск ветки, и Чуя бросается к дереву еще раньше, чем заметил самого падающего — темноволосого мальчика, кажется, своего ровесника, и пытается предотвратить его падение, успев подбежать, дотронуться кончиками пальцев, от чего незнакомец зависает на секунду в полуметре от влажной земли, после все же приземляясь на нее. На многое способности Накахары пока не хватает, да и столь спонтанное её применение было в новинку, но об этом он подумает позже.       — Эй... Ты чего? — немного растерянно произносит Чуя, чуть отшатываясь назад (мало ли что?) рассматривая темноволосого, отмечая обилие бинтов и пластырей. Кажется, подобный полет для него не в новинку, можно было и не беспокоиться. Упавший не торопится обращать свое внимание на своего спасителя, что-то ворчит, потирая плечо, садится, и только после поднимает карие глаза на незнакомца.       И взгляды встречаются. Оба вздрагивают, пораженно смотря друг на друга, внутри все наполняется необъяснимым, неконтролируемым восторгом и радостью, что теплыми волнами проходит по всему телу, и Осаму уже не больно. Запястья обжигает огнем, и юные мафиози синхронно опускают взгляд на появившуюся надпись. Угловатые, мелкие черные буквы на запястье Дазая выводят до щемячего родное, кажется, всю жизнь знакомое, имя —Накахара Чуя.       Дазай Осаму — гласят округлые, немного прыгающие буковки на руке Чуи, после пропадая, оставляя после себя чистую кожу и что-то неуловимое, что красной нитью связало двух мальчишек, что изумленно, взволновано смотрели друг на друга, все еще не до конца осознав происходящее. Словно всю жизнь ты был лишь половиной чего-то, и сейчас стал целым, словно душа излечилась, став полноценной, словно они знали друг друга так давно, были потеряны, и вот, наконец-то, нашли друг друга. Представляться не имеет смысла, имена друг друга выжжены на их душах навечно.       — Ну... Привет, Чуя, — первым опомнился Дазай, чуть улыбаясь. Накахара все еще шокировано смотрит, но все же мягко, неуверенно улыбается в ответ, слыша свое имя, что должно было бы звучать странно, неправильно от совершенно незнакомого... нет, такого родного человека. Все правильно, так и должно быть.       — Привет... Осаму, — карие глаза зажигаются янтарем, со смешинкой смотря на соулмейта.

Сезон дождей кончился. Для них обоих.