жажда скорости

Где-то на задворках сознания роит мысль, что что-то не так. С самого утра не даёт покоя мысль, что может что-то случится. Плохое предчувствие? Наверное. Голова Чимина лежит на коленях Чонгука, они смотрят фильм, который хотели посмотреть давно, вот только у Чимина на этот самый фильм ноль внимания. Он не может перестать беспочвенно волноваться. Чонгук, кажется, замечает. — Да просто дыши, — бросает он, когда нагибается и целует Чимина в лоб. Просто дышать не получается. Чимин смотрит на немного сонного Чонгука и закусывает губу. Почему-то становится невыносимо. Даже думать невыносимо. Пак привстаёт и жмётся к тёплой вздымающейся груди Чона, ластится, обнимает и не хочет думать ни о чём. Просто потому что страшно. А дышать всё ещё не получается. Наутро Чонгук всё также под боком, тёплый и манящий. У Чимина отчего-то щемит в груди, и он охает. Всё же хорошо, вот, его пальчики переплетены с пальцами Чонгука, он дышит, он рядом, так какого чёрта всё ещё так тревожно? Чимин не понимает, но отчаянно цепляется, не хочет никуда идти. Ни в какую школу, вообще никуда. Он хочет рядом с Чонгуком и желательно навсегда. Но у Чона звонит будильник, и он просыпается, неосознанно жмётся к Чимину ближе и целует куда-то в скулу (а хотел в губы). Чимин криво улыбается и гладит своего парня по щеке. — Пора вставать, да? — сонно хрипит Чонгук, и у Чимина перехватывает дыхание, весь воздух в лёгких кончается. Он кивает чуть погодя и всё же нехотя выбирается из тёплых объятий. На часах половина восьмого, а уроки вообще-то начинаются в восемь. Пак говорит Чонгуку об этом, говорит «поторопись» и чмокает в нос, в самый кончик. И уходит на кухню, потому что заснул в форме. А ещё потому что знает, что на завтрак Чонгук любит тосты с джемом и кофе. Они почти опаздывают, но у Чона мотоцикл и бешеная скорость. В этот раз Чимин сжимает его пиджак сильнее. Плохое предчувствие. Чонгук заходит к нему на обеденной перемене и тянет в столовую. Он покупает Чимину клубничное молоко и какую-то булочку, утаскивает на крышу, чтобы не видел никто; обнимает со спины, когда Пак ему на колени садится, подбородок на плечо кладёт и просит отпить. — Почему себе не взял? — Чимин гладит его по голове свободной рукой, придерживая коробочку молока другой, и даёт после Гуку откусить булочки ¬– Чонгук благодарно кивает и говорит, когда дожёвывает: — Денег нет. И пожимает плечами. А Чимин краснеет, как школьница, понимая, что последние карманные Чон тратит на него. Приятно до дрожи в пальцах. Чон целует его затылок и выдыхает как-то грустно туда же, задумывается о чём-то, и они сидят в тишине, обнимаясь на крыше, вплоть до звонка. Перед железной дверью Чимин встаёт на носочки и целует Чонгука в уголок губ, касаясь его носа своим. Скучные уроки заканчиваются вместе с пришедшим сообщением: не жди меня, я заеду кое-куда А следом ещё одно: я люблю тебя И Чимину вновь становится страшно.

умоляю, будь осторожен

конечно Единственное, наверное, что в Чонгуке Чимину не нравится — его дикая жажда скорости. Он по-настоящему боится, что когда-нибудь Чон разобьётся, просит его не гнать так, что успеет, но, даже несмотря на все чонгуковы «я умею водить», у Чимина кислород в лёгких заканчивается. Он верит, хочет верить, вот только чёртово плохое предчувствие не даёт покоя. Чимин идёт домой в одиночестве и не может спать. А потом Чонгук звонит ему, и кто-то не его голосом говорит: — Чон Чонгук попал в аварию. Вы можете приехать? Чимин захлёбывается в рыданиях и едет в чёртову больницу посреди ночи, наплевав на всё. Хоть бы он был жив. Атмосфера в зале ожидания давит, а само ожидание заставляет умирать внутри каждый раз. Чонгук говорил «просто дыши», и Чимин надеется, что он сам сейчас дышит. Пожалуйстапожалуйстапожалуйста Спасите его. Когда из чонгуковой палаты выходит врач, Чимин кидается к нему и умоляет рассказать ему. Он не сдерживает слёз, когда мужчина говорит «он жив». Однако- — Он жив, но… Мне жаль это вам говорить, но у Чон Чонгука амнезия. Он может ничего не вспомнить. Из Чимина будто вырвали сердце, разорвали на клочки и растоптали, посыпав сверху грязью; будто выкачали весь кислород из лёгких. Просто дыши. Чимин заходит в чонгукову палату, кусая губы и вытирая красные от слёз глаза рукавом растянутого свитера. Чимин садится на стул рядом с больничной койкой, сжимает обеими руками ладонь Гука, и смотрит на его лицо, такое красивое даже со всеми этими ссадинами и ранами. Чимин сидит рядом с ним всю ночь и не смыкает глаз, просто потому, что не может. Он больше не плачет, потому что уже нечем. Чон открывает глаза, когда за окном сияет луна, он чувствует боль во всём теле, а ещё что-то тёплое на руке. Он переводит взгляд, но ничего не видит, не может сфокусироваться. Проходит около полминуты, прежде чем Гук замечает горько улыбающегося парня, сидящего рядом и сжимающего его руку. Шевелиться больно. — У тебя пара рёбер сломано, — говорит ему Чимин и интуитивно сжимает руку крепче. Словно так он сможет что-то сделать, что-то вернуть. У Чонгука во рту пересохло, но он всё равно выдавливает из себя хриплое (и бьющее в самое сердце) «ты кто?». Чимин отворачивается на пару секунд, кусает сильно-сильно свои губы, жмурится, а после поворачивается обратно к Чону и с ужасно грустной улыбкой шепчет: — Меня зовут Пак Чимин, и я люблю тебя. Давай попробуем снова?