Шесть кадров

      Однажды в руки Дину Гордону попадает старый фотоаппарат, и весь окружающий мир становится для него огромной съемочной площадкой.       Дин любит пейзажи. Целую неделю он снимает все что видит: горы, деревья, облысевшие, но не сдавшиеся, пыльные магистрали с растрескавшимся асфальтом, ржавые заправки на обочинах заброшенных дорог…       Дину нравятся вывески, особенно сияющие неоновой подсветкой, и он щелкает несколько для владельца фотоаппарата, но потом быстро забывает про них. Но особенной его любовью становится озеро Мид. В ясную погоду и в дождь. Утром и на закате. Дину нравится, как падает свет из низких облаков, как блестит вода в перекрестье объектива, а не прицела.       — Посмотри, Аркейд, какая красота, — с благоговением говорит Дин и, кажется, забывает дышать. Аркейд сидит на берегу, вытянув ноги и прикрыв глаза, наблюдает за Дином и в целом согласен с ним.       А потом остается всего шесть кадров, и Дин становится очень тихим.       — Не хочу истратить всю пленку впустую, — говорит он. Закатное солнце удлинило тени, и Дин рассматривает свою, причудливо изогнувшуюся на пыльной дороге. — Мы ведь вряд ли найдем новую?       Это даже не вопрос, а, скорее, утверждение, и Аркейд пожимает плечами. Он мог бы сказать, что они постараются и поищут, что где-нибудь в чьем-нибудь неразграбленном подвале или на чердаке вполне вероятно сохранилась еще пленка, и не одна, но шанс так мал, и Аркейд молчит. Врать Дину ему не хочется.       — Мир такой прекрасный и огромный, а кадров так мало… Это несправедливо, — продолжает Дин, театрально заламывая руки, но быстро смиряется. — Ладно, раз так — фотографировать слоунский карьер мы не будем. Все равно, после того как там закончились Когти Смерти, он стал скучным и самым обычным, — заявляет он и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, бодро шагает обратно к слоунской гостинице.       В Новаке льет как из ведра, и Дин Гордон вместе с Аркейдом остаются в номере. Номер полутемный и неуютный по сравнению с люксом мистера Хауса. Дин мается от безделья, листает журналы, чистит оружие, бросает, снова берется за журналы.       Оставленный без внимания фотоаппарат стоит на столе под лампой, и Аркейд иногда поглядывает на него, отрываясь от чтения. Ему интересно, сколько продержится Дин без своего нового пленочного друга.       Дин выдерживает до обеда. Закончив с оружием и отложив журналы подальше, он снова берет фотоаппарат: вертит его в руках, будто не может расстаться, наглядеться, чистит объектив от пыли, проверяет зум. Наблюдать за ним, настолько поглощенным какой-то идеей, забавно и как-то странно умилительно, но слишком не продуктивно, и Аркейд все же пытается читать. А вскоре Дин куда-то сбегает, оставив и рюкзак, и все свои пушки, но прихватив фотоаппарат.       Вечером дождь заканчивается. На улице ветрено и зябко, и среди низких темных облаков виден красный тревожный круг. Аркейд выходит из номера, и солнечный свет кажется ему ослепительно ярким. Он снимает очки, устало трет глаза и слышит над ухом щелчок спущенного фотозатвора.       — Дин? Ты же хотел не тратить кадры впустую.       — Да, но сейчас такой свет…– как будто немного оправдывается Дин. — Не важно.       — Ну ладно. И что ты снимал?       — Не важно, — повторяет Дин и, стоит Аркейду нацепить очки, поспешно уходит в номер.       Они возвращаются на Стрип, и внимания Дина Гордона, вооруженного фотоаппаратом, с лихвой перепадает всем спутникам.       Кэсс фотографироваться отказывается наотрез.       — Прости, Гордон, я не получаюсь на фото, любуйся вживую.       — Я и любуюсь, Кэсс, каждый день, но как же потомки? Они достойны узреть твой прекрасный образ.       — Нет уж. Сними кого-нибудь другого, более подходящего. Повесишь у себя в комнате на стену и будешь любоваться долгими одинокими ночами.       Дин Гордон фыркает.       — Ох, Кэсс, ты как всегда очаровательна, — говорит он, — но раз ты не хочешь…       — Не хочу, Дин, все это глупости, — грустно усмехается Кэсс, и Дин уходит.       Веронике достаются два кадра: за себя и за Кэсс. На первом фото она в элегантном платье, короткие волосы уложены в прическу, она смотрит в кадр и улыбается.       — Какая красотка, — с гордостью говорит Дин, и Вероника соглашается, напоминая, сколько времени они с Дином провели перед зеркалом, готовясь к этому фото.       — Но вторая все равно лучше, — говорит она. На фотографии Вероника только что обернулась, застигнутая врасплох каким-то неожиданным вопросом или окликом, на лице удивление, а неоновая вывеска Школы Королей бросает цветные блики на волосы.       — Ну что, настала твоя очередь, Аркейд Геннон.       — Звучит угрожающе.       — О, не волнуйся, я сделаю все красиво и быстро, — обещает Дин и вскидывает фотоаппарат. Аркейд прочищает горло.       — И что мне делать?       — Для начала не хмурься. У тебя красивые глаза и улыбка.       — Что?       — А что? Это правда! — заявляет Дин, важно задрав подбородок, и делает снимок.       Неожиданная вспышка ослепляет Аркейда, он моргает, а когда зрение вновь возвращается к нему, Дин уже спускается с холма.       — Упс! Кажется, я запорол этот кадр, извини, — говорит Гордон на ходу и улыбается. Аркейду как никогда сильно хочется сделать какую-нибудь глупость.       Степь, ночь и небо, сплошь усеянное звездами; суровый и решительный Бун на таком фоне смотрится почти поэтично.       — Зачем мне его фото? — удивленно спрашивает Кэсс, но пальцы цепко держат карточку и не собираются отпускать.       — Не знаю, — пожимает плечами Дин, — на память, просто так или повесишь на стену…       — Дин Гордон, лучше заткнись, — смеется Кэссиди и прячет фотографию в карман старой куртки.       Последний кадр — Рауля, но он знает, как настроить таймер, и они делят фото на всех. Даже непримиримую Кэсс удается затащить на диван и впихнуть между Вероникой и Раулем.       — Улыбнитесь, сейчас вылетит птичка! — командует Дин, сидящий на подлокотнике.       Все замирают, тягостно тянутся секунды, лица у всех сосредоточенные, улыбки слегка натянутые, но Дин все равно доволен. Он знает, что это фото станет его любимым, и он обязательно оставит его себе.       Старый фотоаппарат щелкает, завершая обратный отсчет, и делает последний снимок.       Пленка закончилась.       Дин в Форлорн-Хоуп, скучает в палатке в ожидании доктора Ричардса. Чтобы чем-то себя занять, он раскладывает на кровати снимки, которые оставил себе. Ему нужно сосредоточиться и с объективностью самого придирчивого критика вынести вердикт собственному фотоискусству.       Дин стоит и задумчиво смотрит на фотокарточки.       Озеро Мид на закате. Немного смещена линия горизонта, но в целом неплохо.       Аркейд, смотрящий куда-то вдаль. Хороший ракурс: легкий поворот головы, тень от очков на лице… Интересно, о чем он думает?       Каньон Ред-Рок: палатки Ханов, синее небо и красные скалы. Палатки не в фокусе, но композиция выстроена удачно.       Хидден-Вэлли. И Аркейд. Пацифист и пацифика на фоне стены военного бункера. Вышло со смыслом.       Койоты. Они милые, только кадр наполовину засвечен.       Аркейд. На этот раз улыбается. Определенно хороший снимок.       Снова озеро Мид.       Снова Аркейд.       Дино. Джейкобстаун, вид сверху. Кладбище Форлорн-Хоуп. И Аркейд, Аркейд, Аркейд…       Черт.       Дин озадачен, и его способность к фотоискусству тут ни при чем.       Шаги у входа в палатку заставляют его вздрогнуть. Он сгребает фотографии в кучу, засовывает обратно в конверт и отправляет во внутренний карман рюкзака.       Дин не любит быть озадаченным. А пока они в рюкзаке, можно о них забыть и расслабиться.       — Привет, док!       Дин улыбается, и его жизнь возвращается в привычную колею.