а потом сходятся вновь.

Машины сигналят, громко кричат, делая свой шум на отметку в максимально. Как бы они не сходили с ума, как бы не понижались друг в друга на скоростных поездах, как бы не заблуждались, терялись в лабиринтах чувств, разбитых бокалах и недопитых винах, Тэхен и Чонгук разошлись. Любовь так и осталась где-то на засахаренном дне в одной задрипанной кружке, насквозь пропахшей мелиссовым чаем. Тэхен шел по разбитой улице, не замечая прохожих, этот город перестал быть интересным, когда исчез Чонгук. Его стало слишком мало, но он все еще так внутри. И это безбожно делает больно до глубоких царапин. Ким слишком любит, он зависим от карих глаз с черными крапинками внутри, эта зависимость ломает, крошит в черную пыль, делает больно и невыносимо громко воет внутри. Он чувствует себя огромной кучей мусора, которую распинали по улице какие-то озорные и, возможно, невоспитанные детишки. И знаете что самое страшное? Ему это нравится. Понимание того, что слишком опасно становиться его объектом внимания, приходит как-то очень неожиданно и даже накрывает волной, окатывая холодной водицей с ног до головы. Даже если ты уйдешь, Тэхен будет провожать твою фигуру взглядом в толпе, а потом ждать, словно верный пес, твоего возвращения. Но ты не вернешься. Позже парень придет домой с тяжким чувством на душе, взглянет на вашу общую фотографию, и уберет в огромную коробку с названием «люди, которые меня бросили». Уходя, ты будешь думать, а может оно и к лучшему? Но нихуя. К лучшему будет только у тебя, а у остальных есть свое мнение на этот счет. Чонгук писал о Тэхене, слишком много упоминаний его имени было в собственном блоге. Слишком много, чтобы взять и удалить, стереть все к чертовой матери. Когда-то он задался целью подарить Тэхена миру через искусство, чтобы мир влюбился в него так же, как и Чон в него. Чонгуку следовало быть осторожным, когда он отложил затертую до дыр книжку классической литературы и решил, что Ким Тэхен лучше всех собраний сонетов Шекспира. Ему следовало… Но как же, как же можно убежать от своего источника вдохновения, от острых ключиц, родинок на теле и растрепанных родных волос? Вот и он не смог. В тоже время, Тэхен и Чонгук удивительно быстро сливались друг с другом в тягучих поцелуях, в томных вздохах под теплым одеялом. И Киму было не жалко гореть дотла, оттягивая волосы Чонгука на себя, бросая обоих в огонь. Не жалко было пинать опустошенные бутылки, делая вид, что нечаянно, хотя было пиздец как не нечаянно. А второму просто нравилось лезть на колени к нему, упираться в твердеющую промежность, ловя каждое предложения со словом 'Малыш' и запирая его внутри, чтобы потом всовывать наушники в уши, воспроизводить и повторять бесконечное множество эти самые слова. Слишком пиздато было ухмыляться Тэхену, пока сам стоял на коленях и обхватывал рукой плотный член, изрезанный венами вдоль и поперек. А дальше — видеть, как он сдержанно вздыхал, пытался скрыть свой восторг от простого обхвата губами вокруг головки. Райское удовольствие на земле. Чонгуку нужно было, чтобы его брали сзади, грубо ставили раком, но нежно шептали приятности. Было нужно, чтобы глаза ярко загорались и потухали по сотню раз, пока тонкие пальцы Кима обхватывают шею. Обоим нужно было отчаянно целоваться до ран на губах, делать парные толчки, раскачиваться туда-сюда, представляя будто они на качелях. Тэхену нужно было слышать высокие стоны, настолько высокие, чтобы вибрировал не только стол, но и стены. Им нужно было сломаться, дабы встать на ноги и начать все по новой. Иначе никак. Из крайности в крайность. Они бы оба стали художниками, оба стали бы поэтами, да и вообще, стали бы кем захотели. Киму и Чону бы летать над небом, пропускать сквозь руки и пальцы холодный, но одновременно теплый ветер, зарываться друг в друге, быть кем-то.

Но…

В какой-то момент все надоело, хотя так хотелось сделать правильный выбор с первого раза хотя бы раз в жизни, а не жалеть где-то внутри, переделывая каждую песню друг под друга. Хотелось правильно думать и с умом выбрать нужную дорогу, по окончанию которой встретишь нужное лицо с теми проклятыми глазами. Говорят, что все имеет свойство заканчиваться, а Чонгук был уверен, что стоило лишь начать. Ведь никогда не узнаешь наперед что случится, планы так быстро рушатся, а взамен них строятся новые, совершенно другие и крутые. Еще вчера они шли вместе, а сегодня разбежались в разные стороны, дав громкое обещание, что потом сойдутся, а то, что сейчас — глупый тайм-аут. Так ли нужен он был? И существует ли что-то такое, что будет связывать их обоих, позволит чувствовать друг друга на расстоянии в несколько километров? Тэхен уверен, что да. Они могли сходить с одной станции, переходить на другую, летать в другие города, пить кофе с чужими людьми, нечаянными знакомыми, что являются заядлыми курильщиками, сбиваться с первоначального маршрута, а потом строить новый, и так до бесконечности, но вот, что действительно было важно: оба знали, что в конце будут ждать друг друга. И неважно, где бы это было: в Сеуле, Париже или Сан-Франциско. Так и было этим летним днем. Они просто нечаянно пересеклись на совершенно пустой лестнице, и оба так вцепились друг в друга, что оставили следы в виде лиловых синяков, в виде белых звезд в глазах и громкого смеха. А потом сошлись вновь, как сходились всегда. Ведь это их традиция, нажитая годами.