Into The Black

Это всегда тяжело. Было и, наверное, будет. Хотя кто говорил, что это легко? Сириус это просто ненавидел, но его никто не спрашивал. А Лунатика тем более. Это не его выбор, в отличие от Блэка, но почему-то именно он должен за это расплачиваться. Каждый месяц. Иногда это проходит не так тяжело. Но иногда просто невыносимо. Сириусу просто невыносимо сидеть по ту сторону двери и слушать, как ему плохо. Но уйти он тоже не может. Блэк не бросит его. Никогда! А особенно в эту неделю, в эту ночь. Это невыносимо слушать, хотя он храбрится и пытается с ним разговаривать. Иногда помогает, но не слишком часто. Да и нервы то и дело сдают, ведь ты сидишь, словно на пороховой бочке, которая готова взорваться с минуты на минуту. Наваливаешься на дверь всем своим весом, но этого не достаточно. Да и куда там, тягаться с оборотнем, который пытается вынести дверь своей головой. Где-то на середине ночи, когда выносить рычание, скулёж и завывания, которые леденят душу, Сириус уже не может, он натягивает наушники, врубает что-нибудь потяжелее и орёт вместе с вокалистом замогильным голосом. Только бы не слышать как мучается Ремус. Обычно за такую ночь Блэк выкуривает по две пачки сигарет, а потом через день, когда Люпин более-менее приходит в себя, выслушивает, что эти грёбанные две пачки его погубят. — Не раньше, чем ты меня. — отвечает Бродяга с грустной улыбкой. — Не надо, не говори так. Ты же знаешь, что я себе это никогда не прощу. — Ремус инстинктивно пятится назад, чтобы ненароком не нанести вред тому, без которого он уже и не уверен, что справился бы вчера, как и последние пару лет. — Ты никогда, слышишь, НИКОГДА этого не сделаешь! — Ты не можешь быть так в этом уверен. Я ведь себя совсем не контролирую! — Люпина уже начинает потряхивать. Чёртовы отголоски полнолуния! — Тише, успокойся! — Блэк подходит ближе, как к раненому зверю, протягивает руки, сгребает его в охапку и не отпускает до тех пор, пока плечи Лунатика не расслабляются, и он не обмякает в его объятиях. — Прости, я не хотел. Ты же знаешь, что я идиот. И слушать меня надо через раз. И в конце-то концов, это Я утяну тебя на дно, не ты! Ведь я чёртов Сириус Блэк. — теперь начинает трясти уже его. Так они проводят весь остаток дня и всю ночь. В объятьях друг друга. Дальше день за днём Ремусу легчает и он уверен, что если бы не Бродяга, он давно бы сошел с ума. Без него эта пытка стала бы совсем невыносимой. Возможно, он бы даже убил кого-нибудь. Скорее всего, не раз… Но благодаря Блэку, который сидит за дверью и дымит, как паровоз, Люпин хочет разорвать только его. Того вся эта ситуация устраивает, иначе бы он не смеялся, как психбольной каждый раз, когда Ремус сдирает ногти о дверь и брызжет слюной, представляя, как за тяжелой дубовой дверью бьется его сердце. Сердце того, кого Лунатик боится больше всего потерять. Без него он не сможет, просто умрет. После пары тяжелых дней, они возвращаются обратно в дом к Джеймсу. Тот как обычно позвал их к себе на летние каникулы. Родители Поттера уже привыкли, когда эта странная парочка исчезает и возвращается обратно, вся помятая и уж слишком подозрительная. Люпин как всегда смущенно улыбается своей самой неизмученной улыбкой, на которую способен, а Сириусу откровенно плевать. Они завтракаю вместе с Поттерами, а потом, сославшись на недомогание со стороны Ремуса и готовность Блэка ему помочь, поднимаются в комнату. Через неделю, когда молодая луна снова появляется на чёрном небе в свите звезд, Сириус застаёт Ремуса, который смотрит на небосвод с тоской, на балконе. — Я так устал зависеть от неё! — печально вздыхает Лунатик. — Ты зависишь только от меня, милый.- ехидно улыбается Блэк. — Ах, вот как! А я думал, что моё душевное состояние, да и всё прочее зависит от этой ярко светящей блямбе на небе. — Я самая яркая звезда в этой вселенной! И поэтому заткнись, и не смей обижать мое самолюбие! — после этих слов, Бродяга прикусывает его мочку уха и толкает в сторону кровати. На утро Блэк проснулся раньше Люпина. Стоя на балконе, он курил и вспоминал прошлую ночь. То как они сминали простыни, кусали подушки, чтобы сильно не шуметь. Он вспоминал, как ярко светились глаза Ремуса, как он жадно хватал воздух и царапал его спину. Сириус готов поспорить, что его плечи украшали небольшие бордово-лиловые розы, которые обычно распускались после таких ночей с Лунатиком, как эта. Он докуривал вторую сигарету и смотрел на мирно спящего парня. ЕГО парня, который не заслужил всей той херни, что с ним происходит. Но в одном Бродяга был уверен точно, он не бросит его. НИКОГДА! — Смотрите кто проснулся. — Хэй, это моя фраза Блэк! — Чёрта с два! Все фразы, которые я говорю мои, Люпин, не мечтай. — Ты завтракал? — Ремус подошел к Сириусу и вдохнул его запах. Запах гвоздики и кофе. — Ещё нет. — Ждал, пока я проснусь? — Нет. Просто мне вниз идти стыдно. Ты ведь вчера ТАК шумно дышал, всех в доме перебудил.- Блэк делает затяжку и выдыхает дым прямо в лицо Люпину. — Иди к черту! Сам был не лучше. И прекрати дышать этой гадостью на меня! — Лунатик давится дымом и строит обиженное лицо.- Сигареты тебя погубят! — Как и ты.-Сириус улыбается счастливой улыбкой. — Давай есть пойдем. Я с голоду умираю. — Не боишься осуждающих взглядов Поттеров? Мне кажется или мать Джеймса действительно стала что-то подозревать? — серьёзным тоном спросил Блэк. — Не думаю. Да и к тому же, по-моему, мы не вызываем подозрений. — Как раз ты их и вызываешь, сладкий. — Это ещё почему? — Может потому, что твоя рука до сих пор на моей заднице?!