Одинокая бутылка виски

Обыскав практически весь отель, я нашёл его на крыше. Он сидел на самом краю, свесив ноги, и смотрел на город. Уже вечерело, поэтому Москва постепенно начинала загораться тысячами огоньков. Видимо, он сидел здесь достаточно долго, потому что было видно, что на его плечах растаяла не одна снежинка. А рядом с ним сидел его вечный спутник – открытая бутылка виски. Отпито было совсем немного, а лежащая рядом пробка была их третьей собеседницей в этом немом разговоре. Всех вместе я их уже не видел давно, эти двое вернулись после того, о чём в отеле если и вспоминают, то только очень тихим шёпотом. Он сидел ко мне спиной, но наверняка слышал, как я зашёл, хотя никак и не отреагировал. Прежде чем окликнуть его, я поднял голову вверх, чтобы взглянуть на кружащийся снег. Красиво. - Павел Аркадьевич, вас там ищут, - негромко сказал я, посмотрев на начальника, который продолжал неподвижно сидеть, будто заледенелая статуя. - Пусть ищут. А я здесь, - отмахнулся он, а голос потухший-потухший. Я сделал пару шагов вперёд, но молчал. Знал, что сейчас он сам заговорит. - Хотя лучше б не было, - по звукам показалось, что он невесело как-то усмехнулся, качнув при этом головой.- Вообще. - Зачем же? – аккуратно спросил я. Ему нужно выговориться, видно же, что тяжело человеку. Тяжело, тут и отрицать нечего. Кто бы что ни говорил из отеля, видя его с Софией. Мужик просто пытается заглушить резкую боль, дурацкую обиду, разъедающее чувство вины, что все разом плещутся у него внутри. Только делает он это так, как умеет. И в Софии он нашёл лишь палочку-выручалочку, которая поддержит, как эта самая палочка, и выручит, вытянет из этой трясины. Ну или хотя бы попытается. Забудьте про чувства, ребята, их тут нет. Потому что они в другом месте, там же, где и сердце, а сердце у другой. И я больше, чем уверен, что он и сам всё это понимает. Просто сделать пока ничего не может. Растерян. - А так лучше было бы. И не исключаю, что всем. - А как же ваша тётя? - Справится. - Это эгоистично, Павел Аркадьевич, - нет, утешать не надо, тут это не поможет. - А я, видимо, эгоист до мозга костей. Обидел любимую девушку, потому что эгоист. И обидел – мягко сказано. Сделал больно. С кучерявым этим на дуэли сцепился, потому что эгоист. Увидел их вместе, и такое «бум», - движение руками, изображающее взрыв, - где-то переклинило, не то в эго, не то в мозгу, не то в сердце. А может, во всём сразу. – Он на некоторое время замолкает, а потом снова начинает говорить, только, как мне кажется, обращается по большей части к себе самому. – А я ведь её люблю. Очень. И ведь не сказал об этом ни разу. Не сказал. Зато взял и отпустил. И теперь большой вопрос, получится ли вернуть. - А вы попытайтесь. - Думаешь, получится? – конечно, сомневается. Ну, Павел Аркадьевич, за ошибки, конечно надо платить, но всё-таки важнее их исправлять. Однако ответ на его вопрос у меня совсем другой: - Знаете, Павел Аркадьевич, у меня есть друг, и у него с женой история похлеще вашей будет, - его голова совершает пол-оборота, чтобы глаза недоверчиво и недоуменно могли посмотреть на меня. – Да, не удивляйтесь. Сначала они встречались, ну ругались-мирились – дело обычное. Но он ей изменил. Они расстались. Только вот потом опять сошлись. Она смогла простить. Потом поженились. А он опять изменил, причём с той же самой девушкой. Дело дошло до развода, только вот к тому моменту жена была беременна. Но они всё-таки развелись. А сейчас живут вместе и воспитывают прекрасную дочурку, которая не знает, что это такое – мама и папа поссорились. Она снова простила, понимаете. Мой друг, конечно, непутёвый, и даже очень. Но знаете, за что я его больше всего уважаю? За то, что он хоть и наступает на одни и те же грабли десять раз, но не сдаётся. Делает всё, чтобы исправить ошибки, которые наворотил. А сейчас я задам вам вопрос, Павел Аркадьевич, но мне вы можете не отвечать. Просто ответьте себе. Если одна женщина смогла дважды простить измену, сможет ли другая женщина простить куда меньшую ошибку? При условии, что обе женщины любят того, кого прощают или собираются простить. Несколько секунд он всё еще смотрит на меня, а потом медленно поднимается, подходит ко мне и протягивает руку. - Спасибо тебе, Костя, - отвечаю на жест, а он кивает головой и направляется к выходу с крыши. Я смотрю ему в спину, а потом перевожу взгляд на вновь оставшуюся в одиночестве бутылку пригубленного виски. Подхожу ближе, закручиваю крышку, а затем покидаю крышу вслед за начальником. Работа.