***
Дазай уставился на пустое пространство рядом с ним спустя долгое время после ухода Чуи. Дверь вновь открылась, оповещая о прибытии еще одного человека. — Так и думал, что найду тебя здесь. На лице брюнета появилась грустная улыбка, как только он столкнулся с собеседником. — Одасаку… Более высокий мужчина приблизился и осторожно положил руку на его плечо. — Тебе следовало что-нибудь ему сказать, пока все не закончилось подобным образом, Дазай. Горький смех соскользнул с его губ. — Как я мог, когда он выглядит таким счастливым. Я был не в силах это сделать. Как я мог поступить так сейчас, в день его свадьбы, Одасаку. Рука взъерошила его мягкие волосы в немом понимании, не в состоянии сделать что-либо, но даря другу успокоение. — Мы опаздываем, Дазай. Брюнет опустил губы от теплого прикосновения и кивнул в ответ. — Иди вперед. Я собираюсь немного полюбоваться видом, догоню тебя позже. Изумрудные глаза смотрели на невыразимое лицо напротив еще пару мгновений перед тем, как уйти, дабы оставить Дазая наедине со своими мыслями. Один лепесток цветка упал на пол, поскольку Дазай слегка наклонил голову. Взглянув на падающий малиновый лепесток, он полез в карман брюк и вытащил блестящее серебряное кольцо. Несколько раз вертя металлическую ленту между пальцами, Дазай наблюдал, как свет отражается от сверкающего металла. Повернув кольцо, он пристально посмотрел на маленькую гравюру на внутренней стороне металлической ленты и наклонился, чтобы поднять лепесток. С тяжелым сердцем Дазай отложил кольцо на подоконник, бросил на него последний взгляд и вышел из комнаты.***
Взоры обратились к нему, ибо Дазай сел за пианино и мягко положил руки на клавиши цвета слоновой кости. Похожая на меланхоличную, песня наполнила воздух, а его бледные пальцы изящно танцевали по клавишам. Глаза Чуи тускло засияли от знакомой мелодии. Это был сладостно-горький тон, несмотря на его обманчивый титул. Это был тот Дазай, какой часто играл в те дни, которые они проводили вместе во времена брюнета в Портовой мафии, и когда его спросили, почему он, по всей видимости, играл только сей вальс, Чуя получил очень простой ответ вместе с ярким смехом. «Потому что, Чуя, причина не важна…» Она напоминает мне о тебе. Янтарные глаза Дазая ни на секунду не оставляли клавиши, он элегантно опустил руки на последние несколько нот и поднял голову вверх, позволив звукам резонировать в приемной. Шум громовых аплодисментов контрастировал тихим нотам, гости перешептывались между собой о таланте брюнета, неведанным до сих пор. Чуя, погрузившись в раздумье, предался воспоминаниям о прошедших днях, когда чья-то рука застенчиво проскользнула в его собственную. — Чуя, почему ты плачешь? — беспокойство омрачило красивое лицо невесты, но в то же время она говорила восторженным голосом, похожим на колокольчики. Только после ее слов рыжеволосый заметил непрерывно льющиеся по щекам слезы. Он нежно заключил ее тонкую руку в свою и ярко улыбнулся. — Я так счастлив. Она улыбнулась в ответ, радость искрилась в ее ирисковых глазах. Чуя снова покинул настоящее, он посмотрел в глаза своей невесте. Они обладали поистине прекрасным оттенком коричневого цвета… просто не совсем правильным. Будь они светлее, могли бы идеально сочетаться с Даз… Он покачал головой, достаточно сдержанно, чтобы стоящая рядом с ним женщина не обратила внимания или, по крайней мере, сделала вид, что не видела этого. Ее голос эхом раздался в ушах. — Я тоже счастлива.***
Как только Дазай вернулся на свое место, священник начал свадебную церемонию Отвлекшись от длительного введения, Чуя взглянул на витраж на противоположной стороне. Оттенки бледно-голубого и лилового рассеялись по полу, а солнечный свет просочился сквозь изображение гортензий. Где-то неподалеку Дазай также наблюдал мерцание цветов на полу зала, в то время, как священник продолжал свадебную речь. Его голова слабо подергивалась, когда характерные признаки обмена свадебными фразами доносились до ушей. Янтарные глаза опущены в пол, однако после получения легкого удара по бедру, тут же быстро подняты с целью посмотреть процесс. Откинув голову, Дазай одарил Оду недовольным взглядом лишь для того, чтобы получить от спутника спокойное, непроницаемое лицо с глазами, полными понимания. Неохотно вздохнув, брюнет сосредоточил свое внимание на Чуе. Проникающий солнечный свет все еще обрамлял его рыжие волосы, резко контрастирующие по сравнению с черным костюмом, который носил невысокий мужчина. Его характерные черные перчатки были сняты для церемонии, и Дазай уставился на гладкие пальцы, где скоро будет надето кольцо. Его тошнило, он хотел повернуть время вспять, чтобы исправить свои ошибки, но также желал принять то, что являлось счастьем, обеспечивающем Чуе нормальную жизнь. Было странно и не в его духе думать о счастье другого человека прежде своего собственного, но на данный момент он не до конца уверен, был ли один из двух бывших партнеров абсолютно счастлив. Лишь надеялся, что Чуя, по меньшей мере. В противном случае он не будет честен с собой, полагая, что рыжеволосый оставил личные сожаления. Погрузившись в размышления, Дазай осознал, что пропустил бо́льшую часть обмена кольцами и очнулся только когда священник обратился к Чуе. — Накахара Чуя, берешь ли ты эту женщину в законные жены, чтобы любить и заботиться о ней с нынешнего дня, и в горе и радости, в болезни и здравии, в богатстве и бедности? В голосе Чуи послышалось едва уловимое колебание, а сапфировые глаза оглянулись в том направлении, где Дазай внимательно наблюдал за разворачивающейся перед ним сценой; ореховые глаза не дают и намека на то, о чем думает он. Он взглянул на свою невесту, что улыбалась сквозь слезы, которые катились по ее щекам и на великолепный красный букет, расположившийся между ее бледными руками. Улыбаясь в ответ, Чуя проговорил: — Беру.