Слабым — огонь

— Сеньор! Сеньор, скажите ей! — пухлая нянька Элены бежала через полсада, грудь тяжело вздымалась, глаза были испуганно распахнуты. — Умоляю, скажите вашей дочери! Дон Рафаэль Монтеро оторвался от книги, склонил голову набок и учтиво, но очень холодно осведомился: — Что сказать, Кармелита? Нянька замерла, как вкопанная — хозяйский гнев узнавался сразу. Грудь женщины заходила ходуном: Кармелита изо всех сил пыталась справиться с одышкой. Дон Рафаэль чуть смягчил тон: — Да что стряслось-то? Опять Элена начудила? Собственно, вопрос был излишен. Не ради же кошки Кармелита мчалась к хозяину, подобрав юбки! Но няньку небрежное прощение, прозвучавшее в голосе дона Рафаэля, изрядно подбодрило, и она зачастила: — Ой, начудила, сеньор, ой, накуролесила! Забралась на персиковое дерево — то самое, которое ещё дедушка ваш изволили посадить — а теперь слезать отказывается. Поговорите с ней, сеньор, пожалуйста, ну перед соседями ведь стыдно! — Перед соседями нам стыдиться нечего! — оборвал говорливую няньку дон Рафаэль. — Живём не хуже прочих. Ладно, пойду, поговорю. Элены почти не было видно в ветвях, лишь выглядывал из листьев носок тряпичного башмачка. Надо бы ей кожаные ботинки сделать, умилённо подумал дон Рафаэль, неудобно же в дамской обуви по ветвям скакать! — Дорогая, — начал он строгим голосом, — зачем ты полезла на персик в платье? У тебя ведь есть подходящая для этого одежда! И могла бы мне сказать, я бы подсадил. — Я хочу сама! — раздалось сверху. — А если я переоденусь, то Кармелита начнёт вопить, словно ей под юбки мышь забралась. Дон Рафаэль вздохнул: — Обещаю, она больше не станет вопить. Я ей запрещу. Слезай, пока платье не превратилось в лохмотья. — Ой, да оно уже, — беспечно отозвалась Элена. — Мы не настолько богаты, чтобы менять тебе платья каждый день, — на этот раз дон Рафаэль говорил без улыбки, и сверху послышался горестный вздох: — Извини, пап. Всё, уже слезаю. Одна из веток задёргалась, с неё посыпалась кора, листья и какие-то жучки, а Элена испуганно ойкнула. Дон Рафаэль подавил мгновенный порыв подставить руки, заставил себя стоять и ждать, пока дочь не повиснет на ветке. Пока сама не попросит о помощи. Если не попросит — значит, ушибётся. Умение рассчитать силы тоже являлось частью обучения. Как и умение вовремя осознать собственную слабость, призвав для решения проблемы очередного тупоголового — простите, конечно же, отважного — кабальеро. Всё-таки Элена — девица благородного происхождения, возле неё будут виться ухажёры. Обязательно будут: уже сейчас черты её лица поразительно походили на материнские, а Эсперанса по праву слыла первой красавицей Калифорнии. От отца — того, другого мужчины — в Элене не осталось почти ничего. Кроме несгибаемого характера, но как раз это дона Рафаэля, пожалуй, радовало. «Уж лучше пусть так, — бормотал он в редкие моменты, когда вообще задумывался об этом, — уж лучше пусть так...». Дон Рафаэль знал, что думают окрестные дворяне по поводу его манеры воспитывать дочь. И так же твёрдо знал другую непреложную истину: любой, кто осмелится упрекнуть его в неправильности отцовских наставлений, отправится в ад лизать чертям котлы. Элена не повторит ошибок матери. Элена вырастет сильной. Любовь всей жизни дона Рафаэля, красавица Эсперанса, в девичестве — Эсперанса де лос Кавас, была хорошей девушкой, слушалась родителей и не смела им перечить. Её воспитывали правильно, она не смела возвысить голоса, не смела дерзко взглянуть на заезжего кабальеро. Она не умела выбирать, во всём полагаясь вначале на волю родителей, а затем — на разумение супруга. И разумеется, она отказалась бежать с Рафаэлем Монтеро, небогатым дворянином, когда тот предложил ей тайно обвенчаться. Отказалась, хотя Рафаэль ей нравился и знал это. Они оба это знали. Точнее, знали все трое... Диего де ла Вега тоже видел, что Эсперанса не может выбрать между ним и Рафаэлем. Но Диего де ла Вега был богатым и родовитым, единственным наследником огромных владений в Испанской Калифорнии. Конечно, старик Мануэль де лос Кавас предпочёл его. А Эсперанса... Эсперанса де лос Кавас, в замужестве Эсперанса де ла Вега, сгорела заживо. Сгорела, не сумев понять, к какому выходу ей бежать и где сейчас муж. Или ребёнок. Не сумев понять, что же ей делать, ведь там, в бушующем пламени, не было мужчины, который отдал бы ей приказ. Велел бы поступить единственно правильно. А сама она не умела... Дону Рафаэлю часто снились развалины дома де ла Веги. Снился Диего — страшный, со спутанными волосами, с синяком от кулака Рафаэля, рвавшийся из рук солдат туда, на пожарище, не верящий, что жена мертва. А затем Диего де ла Вега поверил, и из его уст вырвался звериный вой. Рафаэль стоял и слушал. Его подошвы прогорели дотла, и он обнаружил это лишь потом, на следующий день, когда не смог подняться с постели и подойти к плачущему ребёнку. В сердце Рафаэля Монтеро царил холод, и по жилам его тёк расплавленный лёд. — Убийца, будь ты проклят, убийца! — бушевал Диего и звал жену. — Да, — кивнул наконец Рафаэль, когда ему надоели безумные завывания вечного соперника, — да, я убил Эсперансу. Мы убили её вместе, Диего. Ты и я. И да, я проклят, успокойся уже. И Диего затих, неверяще глядя на врага. А потом снова закричал. Они и вправду убили Эсперансу сообща, убили так же верно, как если бы своими руками поднесли факел к её распущенным волосам, как если бы сами подожгли её белое платье. Убили, решая свои извечные мужские проблемы: кто сильнее, кто добудет больше славы, кому достанется победа в бою. А Эсперанса... она просто ждала одного из мужчин своей жизни дома. Так получилось, что в ту ночь в доме оказались оба. Ни один не сумел её спасти. Они ведь дрались, дрались яростно и отчаянно... как тут услышишь вопль умирающей слабой женщины? Родители Эсперансы выбрали неверно, предпочтя богатого соседа. Диего де ла Вега тоже принял решение, защищая в облике Зорро слабых и угнетённых, вместо того чтобы проводить ночи дома, с женой. Эсперанса приняла чужой выбор. С Эленой всё будет иначе. Она никому не позволит погубить себя. Даже Рафаэлю Монтеро. Свою первую шпагу Элена Монтеро получила в восемь лет. Сначала Рафаэль лично тренировал её, затем нанял одного из лучших учителей. Его девочке необходимо быть сильной. Ведь слабые слишком быстро сгорают. — Запомни, — учил дон Рафаэль беспокойно глядящую на него девочку-подростка, — любой, кто тебе угрожает, должен умереть. По крайней мере, быть обезврежен. Не смотри на собственные чувства к этому человеку, не смотри на других, советующих тебе всякие глупости. Помни лишь одно: тот, кто угрожает тебе — враг. Врагов необходимо уничтожать. Элена слушала серьёзно, затем, задумчиво прикусив губу, задала вопрос: — А если мне вдруг будешь угрожать ты? — Значит, я стал твоим врагом, дорогая, — дон Рафаэль пожал плечами. — Даже представить себе не могу такую ситуацию, веришь? Дочка с облегчением улыбнулась. — Тем не менее, — продолжал дон Рафаэль, — иногда подобные вещи всё же происходят. Люди... они, бывает, меняются со временем. Например, сходят с ума — вряд ли иначе я начну угрожать твоему благополучию. Но если я вдруг сойду с ума, значит, это буду уже не я, а злобное чудище в моём теле. А со злобными чудищами поступать следует соответствующим образом. Каким, Элена? — Уничтожать их, — со вздохом ответила дочь. — Именно. Обещай мне помнить об этом. Обещай сражаться с любым, кто тебе угрожает. Обещай забыть о чести и приличиях, лишь бы уничтожить мерзавца, посягнувшего на твою жизнь или здоровье! Обещай, Элена! — Да, папа. Обещаю. Даже если это будешь ты... хотя от души надеюсь, что такого никогда-никогда не случится! Дон Рафаэль ободряюще улыбнулся. Кажется, самое главное в жизни его дочь поняла. Возвращаться обратно в Калифорнию Рафаэль Монтеро не хотел. Но он состоял на службе у Короны, а в некоторых ситуациях Его Величество не спрашивает своих подданных о том, чего же они желают. Кроме того, в Калифорнии по-прежнему имелся неплохой шанс разбогатеть. Элене требовалось приданое, достойное её красоты. Такое, чтобы она могла сама выбрать себе подходящего супруга, пускай даже среди бедных дворян. Пускай даже среди простолюдинов, хотя дона Рафаэля коробила сама мысль о чём-то подобном. Но решать должна Элена. Не он. За Элену не смеет решать никто. Именно поэтому дон Рафаэль поначалу весьма неприязненно относился к капитану Харрисону Лаву. При всей своей кошмарности мерзавец был недурён собой, харизматичен и нравился юным неискушённым девицам. Какое дело прекрасным сеньоритам до того, что Лав за свою карьеру сменил четыре армии, причём после первых двух его разыскивали как грабителя, каннибала и убийцу собственного командира! Насчёт каннибализма губернатор Монтеро сомневался, но относительно грабежей и убийств был твёрд: виновен, ваша честь, и на кой чёрт мне доказательства, вы поглядите на эту физиономию! Но сеньоритам это всё без надобности, им подавай танцы и серенады под окнами. Серенадами Харрисон, правда, брезговал и вообще предпочитал шлюх девицам из хороших семейств, но вслух об этом не распространялся, так что многие девушки не теряли надежды. — Харрисон Лав? — изумлённо спросила Элена, когда дон Рафаэль осторожно завёл с дочерью разговор. — Папа, ты что, всерьёз рассматриваешь Лава в качестве будущего зятя? По-моему, ты сходишь с ума. Он же самый настоящий монстр из детских сказок! Дон Рафаэль чуточку смущённо рассмеялся, и больше эта тема у них с дочерью не поднималась. А Харрисон Лав получил полный доступ в губернаторский дворец. Раз Элена видит подлую сущность этого человека, стало быть, бояться нечего. Пользу же Лав приносил огромную. — Такие люди нужны губернаторам, — однажды объяснил Рафаэль Монтеро Элене, пришедшей с рынка пересказать отцу жалобы каких-то глупых крестьян. — После Лава любой маньяк кажется воплощением отеческой доброты, а твой отец, дорогая, вовсе не чудовище. По крайней мере, я на это надеюсь. Настанет время — и я велю казнить сеньора Лава, но не сейчас. Элена смеялась, убеждала отца, что тот вовсе не маньяк (ну разве что самую капельку), и явно старалась не слушать то, чего не хотела слышать. Тоже позиция, подумал дон Рафаэль. Вполне осознанный моральный выбор, хотя и неизвестно, насколько взвешенный. Впрочем, если бы дочь потребовала повесить Харрисона Лава немедленно, Рафаэль Монтеро, скорее всего, исполнил бы её просьбу. — Ты совсем под каблуком у Элены ходишь, — сказал как-то Рафаэлю старый приятель. — Стоит ей глазами хлопнуть, как ты в кашу-размазню превращаешься. Приятель из разряда «старинных» моментально перешёл в «бывшие», но суть он увидал верно: Элена стала слабостью Рафаэля, и тот умилялся своей слабости, холил её, берёг... Вёл себя, как полный и абсолютный идиот, забыв, что слабые рано или поздно сгорают. Возникший из ниоткуда Диего де ла Вега напомнил Рафаэлю Монтеро эту старую недобрую истину. Словно и не прошла пара десятков лет. Рафаэль и Диего вновь, как и в давние времена, яростно сражались, выясняя, кто же на самом деле сильнее, кто добудет больше славы... Кто победит в бою. А слабаки, стоящие у них на пути, должны были умереть. Но дон Рафаэль хорошо воспитал свою дочь. Дочь Эсперансы и Диего. И в последней битве, прикрываясь Эленой, как живым щитом, угрожая ей, Рафаэль Монтеро внезапно осознал: он больше не хочет. Не хочет убивать Эсперансу. Пускай Диего, если тому так уж необходимо. Но без Рафаэля. Он — не будет. Ибо не желает. Достаточно. — Почему ты так плохо меня слушала? — пробормотал он в висок дочери, опустив локоть слишком низко. — Почему нарушаешь обещания? Сработало: Элена ударила именно так, как учил её Рафаэль, и в тот миг, когда она заставила себя отпустить, когда вывернулась из смертоносного захвата, дон Рафаэль ощутил законную отцовскую гордость. Да. Элена выживет. В следующий миг шпага Зорро — шпага Диего де ла Веги — вошла в тело Рафаэля, и он попытался улыбнуться. Пускай Элена запомнит его злодеем, презревшим все законы ради спасения собственной шкуры, точно так, как он учил её саму. Пускай. Ей будет легче жить. А Диего — странный тип. Неужели он и вправду думал, что Рафаэль сумеет убить свою дочь? Когда прозвучали первые взрывы, дон Рафаэль Монтеро ещё дышал. Гореть оказалось совсем не страшно.