Другие.

С первых же секунд, когда Жеглов входит в свой кабинет и видит немного растерянный взгляд Шесть на девять, он понимает, что их новый сотрудник не подходит под общепринятые стандарты. Владимир Шарапов смотрит на мир холодными синими глазами и улыбается змеиной улыбкой, пожимая Глебу руку. Его фразы словно резкие взмахи саблей, будто стальные бабочки в телах врагов. Он абсолютно спокоен. «У вас есть стаж работы?» «Четыре года фронта». Белый шрам от мочки уха и до самой ключицы, которую видно в непозволительно широко расстёгнутом вороте формы. Небрежно падающие на лоб пряди каштановых волос. Усы. Начищенные до блеска сапоги и обманчиво расслабленная поза. Он садится настолько элегантно, что Жеглов пытается вспомнить, когда в последний раз видел подобную грацию у девушек. Когда Шарапов кладёт ногу на ногу и смотрит Глебу прямо в глаза, Глеб понимает, что молчит уже несколько минут. «В чём проблема? Просто расстреляйте их. Они преступники и должны понести заслуженное наказание». Команда недоумевает вместе с Глебом, отчаянно пытающимся вспомнить рекомендации, которыми в иступлённой радости тряс перед ним начальник. Он говорил что-то про лучшего бойца роты. Тактик и добрый, честный человек. Но то, как Шарапов привык вести дела, шокирует даже многое повидавшего Жеглова. И он уверен, что это никак не связано с войной. Они уже на «ты». «Где ты живёшь? Мне дали квартиру недалеко. Можешь зайти, и даже с ночёвкой». Как только они выходят из МУРа, глаза Шарапова сменяют холодную отстранённость на маслянистый уверенный блеск, и Жеглов не совсем понимает, чем это вызвано. Но он не дурак отказываться от близкого ночлега, да и уже полночь. Квартира Шарапова – настоящие хоромы, но у Глеба не возникает ни малейшего подозрения в том, что здесь хоть что-то не заработано усердным трудом. Шарапов проходит до кровати и начинает медленно, пуговицу за пуговицей, расстёгивать мундир, а потом снимает рубашку, следом сапоги, и ложится в довольно провокационную позу, смотря на Жеглова так насмешливо, что мужчина напоминает себе, что не является восьмиклассницей. Его дыхание уже давно не сбивается от одного взгляда. «Ну и много смертей ты видел?» «Много, конечно, сам же убивал раньше. Это война. И нет, это не было зверски. Они просто убегали, а я стрелял». При виде пистолета голубые глаза будто стекленеют, и Шарапов берёт оружие в руки, взвешивая и оценивая его настолько умело, что Жеглову становится страшно за этого двадцатипятилетнего парня. Сколько десятков людей он убил? Откуда этот шрам? Что произошло с ним, изменив так сильно? Почему после работы он становится другим? Первые облавы проходят просто идеально, и Шарапов демонстрирует не только чудеса захвата и скорости, но и открывает другим очередную грань жестокости в себе. Но Жеглов уже почти привык. «Этот паскуда не хочет отвечать!» «Он молчит? Может, мне поговорить с ним? После того, как я говорил с пленными, они всегда рассказывали всё. Некоторые даже выживали». И никто не может понять, как велика здесь доля шутки. Шарапову приходится объяснять морали невоенного времени, и парень недоумённо хмурит брови, сдувая с глаз чёлку. Жеглов не может понять его принципы. Они невообразимы. Когда Шарапова запускают в камеру к Груздеву, он выходит оттуда с нужной информацией буквально через пятнадцать минут, а нерадивый муж потом трясётся ещё три дня, пугаясь любого шороха. Шарапов на все вопросы по-змеиному улыбается и уверяет, что даже не применял силы. «Кто оставил его тебе?» «Шрам? Результат того, что не продал Родину при первой возможности. За всё нужно платить». Шарапов проводит пальцами по белой полоске шрама, и Жеглова ведёт. Он никогда не был увлечён кем-то настолько ярко и горько. Болезненно. С полным осознанием всей безответности. А потом Шарапов ломает посмевшему замахнуться на Глеба преступнику пальцы, и Жеглов видит у парня абсолютно новое выражение глаз. Синева пылает странным огнём, и мужчина пока боится думать о том, что, возможно, просто выдаёт желаемое за действительное. Но после первого поцелуя все его сомнения развеиваются. «Ты никуда не идёшь! Я сказал. Это слишком опасно». «Ну нет. К этим мразным чёрным кошкам поеду я. Если что – готовьте понятых на посмертное опознание». Его небрежная стать завораживает. Царапины на лице придают Шарапову ещё более дикий вид, и Жеглов ужасно боится того, что парень не вернётся. Что они не успеют. Не спасут. Но за сутки тот успевает не только привести банду в нужное место, но и самолично обезвредить их всех, пинками доведя до машин, окружённых солдатами. И когда Шарапов обнимает его, Жеглов впервые видит искреннюю улыбку на бледном лице. Володя выхватывает пистолет у Жеглова и стреляет на поражение сам, не целясь вообще – просто вскидывает руку и жмёт на курок. Бегущая фигура падает лицом в снег, и Жеглов приказывает себе не думать о том, сколько живых мишеней было в практике Шарапова. И так ясно, что много. «Пошли домой. Ты, наверное, ужасно устал. Твои круги под глазами абсолютно не радуют меня». И ему единственному из всего отдела уже неважно то, насколько Шарапов жесток. Это самый бескомпромиссный и увлечённый честным делом человек, которого мужчина встречал за всю свою жизнь. Надёжный товарищ. Жеглов уверен – за него Володя перегрызёт горло любому. И ему всё больше и больше нравится это.