jewish girl

Шелли, Шелли, Шел. У нее красивые выразительные глаза. Глубоко посаженные; даже сейчас они выглядят также, как когда она была ребенком. Шелли обмолвилась, из ее рта вылетело меньше полуслова. Шелли мать, она никогда не вываливала свои проблемы на детей. Умница Сара может догадаться; Али будет с Морой, потому что по ее мнению только Море нужна поддержка; малыш Джоши загулял, начал носить бесформенные толстовки и засиживаться в казино. — Когда я была ребенком, — она говорит резко, слышит в собственном голосе обиду, почти детскую обиду, — когда я была ребенком кое-что произошло. Она окидывает свою семью чуть ли не торжествующим взглядом; они ждут продолжения ее истории. — После этого я навсегда перестала быть собой. Шелли поднимается с насиженного места, упираясь рукой в пол. Ей нужно сделать макияж и прическу, нужно еще переодеться. — Я жду вас в семь. Но лучше приходите без пятнадцати, чтобы успеть сесть. Она выходит из комнаты, не закрывает за собой дверь. Ей в спину летит вопрос Моры: — Гей, который прилагается к комнате? Девочки объясняют ей, что это только на ее этаже. Шелли проходит в лифт, едет на свой этаж. В номере с вежливой улыбкой ее встречает Тревор. Он протягивает ей платье, оно усыпано блестками и даже при дневном освещении номера оно ярко переливается. У Тревора словно две пары рук — он успел распечатать ноты, договориться с визажистом и осветителями. А еще на небольшую сцену прямо сейчас доставляют пианино, на котором ему предстоит аккомпанировать. — Как прошел ваш разговор с семьей? — осторожно интересуется Тревор, протягивая ей бокал с водой. Шелли делает несколько глотков. — Они решили устроить Пасхальный Седер [1], — отвечает она. Тревор кивает, берет в руки неизвестно откуда взявшийся планшет с бумагами и сверяется с планом. — Я слышал, что это еврейская традиция, — как бы между делом говорит он. Шелли с отсутствующим видом кивает. Ее взгляд устремлен на окно, за пределами которого купаются и отдыхают у бассейна люди. Шелли Липкин, ангельский голос, мистер Робинсон, кабинет психиатра, гнетущее напоминание о Холокосте. Базз, шоу одной женщины, ложь-ложь-ложь о якобы мертвой жене, круиз, семья и гей, который прилагается к комнате. Сжатую в кулак ладонь она подносит к груди, ногти впиваются в кожу. Пугающе давно она не пела на публику. — Шелли? — зовет ее Тревор. На одну руку он накинул платье, другой вот-вот откроет дверь. — Нам пора. Шелли словно просыпается ото сна; торопливо кивает и разжимает ладонь. Тревор открывает дверь и вместе они идут готовиться к выступлению.