... В которой я расскажу о том, как покойники начинают новую жизнь и два прославленных полководца своего времени образуют дружеский союз.
1.
Деревенская спета, построенная на средства Джулиана Сванна – лорда Каменного шлема и властелина земель Красного Дозора, была ладной. Сложенная умелыми строителями из прочных сосновых брёвен она не отличалась богатым внутренним убранством. Семь богов в ней были изображены на гладких, широких досках дешёвой краской из-за чего тридцатилетнему септону периодически приходилось обновлять изображения, так что со временем они утратили свой первозданный лоск и утончённость, превратившись в размытую мешанину из четырёх цветов: зелёного, красного, чёрного и белого. Годами краски смешивались, образовывая новые оттенки, и в конце концов превратились в неравномерный буро-коричневый фон, на котором септон из раза в раз рисовал в пылу пьяного вдохновения богов такими, какими он их себе на тот момент представлял. В один дождливый осенний вечер септон, грустно отметив очередное сокращение светлого времени суток, решил в честь отвратительной погоды, занесённой, как серая хворь, на континент северным ветром с штормящего Дорнского моря, выпить бочонок домашнего вина. Однако промозглая погода была лишь от части поводом для того чтобы выпить. Народные байки о том, что продолжительность лета с момента смерти последнего дракона значительно уменьшилась в противовес продолжительным и суровым зимам, уже не казались септону глупыми россказнями. Он помнил три года жестокой зимы, как и совсем недавнюю зиму 280-281 годов от Завоеваний Эйгона с ложной весной. И вот, после двух коротких летних сезонов и одного года зимы, снова, как тяжёлая рыцарская конница по ровному пшеничному полу, наступает осень. А за ней же и зима придёт… И ничто её остановит. Потому-то деревенский септон и решил выпить вина, чтобы прогнать осень хотя бы из своей души, пускай и не ненадолго. Пройдясь по септе с плошками краски и кистью в одной руке и вином в другой, септон остановился перед изображением Девы. Символами, идентифицирующими именно это божество, являлся ярко намалёванный цветок и тонкий женский силуэт. Вспомнив, с кого он этот силуэт рисовал, септон усмехнулся. Простояв, задумчиво покачиваясь с пятки на носок, перед неразборчиво нарисованным ликом Девы несколько томительных минут, септон не нашёл в себе сил внести коррективы в памятный образ и пошёл к следующему изображению. Отец – воплощение власти, справедливости и правосудия. Ну, стоит признать, что отличительны черты были соблюдены. На рисунке присутствовали: длинная белая борода, светло салатовые весы и красная корона. Признав, что критерий узнаваемости облика одного из Семи ещё недостаточно утрачен, септон уже было двинулся навестить следующего бога, но события, от него не зависящие, помешали ему в этом богоугодном деле. В септу ворвались непрошенные гости. Во всяком случае септону хотелось верить в эту формулировку событий больше, чем в то, что на самом деле увидели, без сомнения спьяну, его глаза. А увидели они, как в центре закрытого помещения, состоящего по сути только из шести стен и потолка-купола, из ниоткуда проявились, как проявляются дорожки воды на стене, если на них сдуть с ладони горсть песка, две странные фигуры. Один - среднего роста воин с длинным копьём в руках, облачённый в странного вида доспехи, собранные из некогда полированных стальных чешуек, сейчас испачканных грязью и бурой кровью, второй – краснокожий демон с занесённым высоко над рогатой головой чуть изогнутым мечом, чей хищный клинок, как показалось септону, был покрыт чёрными рисунками или же нечитаемыми буквами. Медленно, будто сражающиеся двигались в толще воды, меч с бритвенной заточкой, сияющей алым в свете свечей, горящих на семи подсвечниках, опускался на замешкавшегося копьеносца. Септон оказался настолько заворожён блеском готового пролить кровь в храме меча, что выпустил из рук и краски с кистью, и глиняный кувшинчик вина. В последний момент рыцарь подставил под хищное лезвие древко копья. Вспышка, последовавшая с секундной задержкой после этого, ослепила септона, которого дополнительно ударило мягкой волной в грудь, вышибая дух и снося к стене. Все звуки, от звон столкнувшегося оружия до хруста разбившегося кувшина, потонули в этом свете. Когда же посчитавший всё недавно увиденное пьяным сном септон открыл глаза и огляделся вокруг, он пожалел о том, что остававшееся вино превратилось в лужу на полу. Два волшебным образом появившихся из воздуха существа всё ещё были тут, не торопясь истаять, как морок или мираж. Они даже не исчезли с глаз долой, когда оперативно трезвеющий септон вдумчиво прочитал пару молитв, перемежая их крепкими ругательствами. К большому сожалению служителя культа в ответ на его искреннюю и жаркую молитву рыцарь, скрючившийся у ног Воина, завозился, предпринимая попытки встать на четвереньки. Настороженно следя за этими потугами, септон хорошо рассмотрел воина, от чего ему стало ещё горше. Рыцарь был молод, его голову обхватывала неширокая лента синей ткани с какой-то надписью. Доспехи, как выяснилось при более тщательном изучении, прикрывали только плечи, спину и грудь, чешуйчатая же «юбка» с четырьмя разрезами едва доходила воину длинной до колен. Наручи и поножи были выполнены в том-же стиле вывернутой наизнанку бригантины, что и весь доспех. Грязный серый плащ, ранее не замеченный септоном, сбился на груди воина в причудливый объёмный кулёк. «Ну, хоть волосы не белые», - проскользнула в ещё не проветрившемся от алкогольных паров мозгу дурацкая мысль, когда септон, разглядел на голове воина шикарный, пусть и растрёпанный, хвост из чёрных волос. Как только он об этом подумал, как шум с той части септы, которая была выделенная под изображение Девы, заставил кровь в его теле заледенеть, прокатив по телу волну смертельного холода. Демон, который выпал из его поля зрения, уже стоял на ногах, тряся рогатой головой, будто ему в правое ухо попала вода. Чертя светлую полосу острым кончиком волочащегося по полу за ним меча, красный демон побрёл в сторону слепо шарящего рукой в поисках копья рыцаря. Септон несколько раз видел подобные ситуации на турнирах – ещё стоящий на ногах воин должен приставит клинок к горлу оппонента, чтобы выудить его сдаться. Вот только рыцарские турниры в септе не проводятся, да и вряд ли мечник, представься такая возможность, не прирежет рыцаря. «Боги, не допустите кровопролития», - попросил о такой малости септон и стал отползать поближе к выходу из септы. Он трезво оценивал свои силы и, не питая спонтанной привязанности ни к одному из незнакомцев, появившихся в храме, задался целью привести для их выдворения из святого места деревенских жителей. Демон внезапно остановился, будто натолкнувшись на невидимое препятствие, и, медленно поворачивая уродливой головой с жутким оскалом на месте рта и чёрными дырами маленьких глаз, заозирался. Септон, внимательно следивший за ним, покрылся холодным потом, когда взгляд нечеловеческих глаз мазнул по нему, а потом вернулся для более детального изучения. «Что смотришь, поглоти тебя седьмое пекло!», - не смея отвести взгляд выругался септон, продолжая спиной пятится к двери. Внезапная боль в руке заставила служителя удивлённо моргнуть и, бессознательно скосив взгляд за спину, увидеть уголками глаз древко копья, судя по расположению которого, под его рукой сейчас как раз должно было находиться острое навершие. «Он ведь демон, может их породу разрешено убивать в септе», - зашептал на ухо септону гаденький голос. Не отвлекаясь на боль в пораненной руке, человек замер на месте, ожидая каких-нибудь действий со стороны жителя пекла. Красный прямоугольный нарост на плече шевельнулся, когда демон поднял левую руку и, пригвождающее ткнув в сторону септона чёрным пальцем, возобновил продвижение к поднимающемуся рыцарю. Опираясь одной рукой на доску с изображением «олицетворения храбрости и верности долгу», а второй зачем-то придерживая тряпичный комок из плаща, воин в светлых доспехах дождался, когда демон подойдёт поближе и с удивительной для очевидно плохого состояния его здоровья резвостью бросился на противника. Скрежетнул металл по металлу – налетевший плечом на демона рыцарь оказался то ли сильнее, то ли напористей, так что два тела сначала накренились, а потом и вовсе с шумом завалились на пол. «Седьмое пекло», - в очередной раз молча помянул резиденцию всех тёмных тварей септон и, больше не глядя на возню на полу, вскочил на ноги и кинулся к двери. Но это ему не удалось – на третьем шаге ноги перестали его слушаться, подогнулись и заставили грохнуться на колени. Плюя на предательство собственного тела септон, цепляясь дрожащими руками за доски пола и кое как отталкиваясь ступнями, остервенело пополз к спасительному выходу. За его спиной громко загрохотало – это катающиеся по полу вояки снесли своими телами сначала подсвечник, а потом и доску с изображением Неведомого. Наконец рыцарь сумел на недолгое время занять лидирующую позицию и, недолго думая, он сунул всё ещё горящую свечу в глаза противнику. От попадания горячего воска на лицо демон совсем по-человечески вскрикнул и с силой дёрнулся, вырываясь из недружественных объятий. Выбегающий из храма септон в последние секунды успел увидеть, как рыцарь кинулся к валяющемуся на полу мечу, а бесящийся демон опрокинул ещё один подсвечник прямо на лужу вина. Дверь хлопнула, плотно закрываясь. «Двери септы всегда открыты для страждущих приобщиться к истинной вере», - не вовремя всплыла из тумана памяти служителя божьего сточка чьей-то проникновенной проповеди. Оскальзываясь в грязи, септон привалился к двери спиной, силясь отдышаться и прийти в себя. Над ним в небе горевали о смерти лета плакальщицы, укатанные в чёрные балахоны дождевых туч. К септону со всех сторон подбиралась ночная тьма, которой на равных противостоял только резкий ветер, режущий лезвиями-порывами сплошную дождевую пелену. Прислушавшемуся к никак не желающему засыпать миру мужчине показалось, что его гулко бухающее в области горла сердце стремится обогнать сплошной шелест разбивающихся о землю капель дождя. Из отупелого спокойствия септона вывело уже знакомое ощущение, которое он испытал во время вспышки после столкновения оружия рыцаря и демона. На этот раз поглощающего всё и вся света не было, но всё равно пришёл в себя септону сидя на земли у двери. Ухватившись за последнюю соломинку здравого смысла в паническом бреде, забившем голову, человек со всех ног кинулся в сторону деревенских домов.2.
Он шёл к свету и теплу. Он наконец-то возвращался домой, к своей семье, которую ценил и любил более всего на свете. Он задавался вопросами: как его встретит уважаемый отец, который так и не дожил до того момент, когда он стал воином; как его поприветствуют верные боевые товарищи и высоко ценимые за мужество враги, сложившие голову на полях битв раньше него; что принесёт ему посмертное воссоединение со всеми ними. Он шёл к свету и теплу. Поэтому, когда при рефлекторном вдохе нуждающегося в воздухе организма ледяная вода обожгла нёбо и морским ежом скользнула в лёгкие, он совершено не был готов к такому развитию ситуации. Сознание, как выразился бы современный человек, мигнуло как лампочка в момент секундного отключения света. И, несмотря на то, что нашему герою данная аналогия была бы не ясна, его сознание, как и вновь питаемая эклектическим током лампочка, ожило. Сначала появились рефлексы – из тела, лежащего животом на чьём-то колене, начала через рот выливаться вода. Когда пальцы надавили на корень языка, неудавшегося ихтиандра вырвало морской водой. Лёгкие с недовольным бурчанием сократились, выталкивая из себя пузырящуюся смесь из крох воздуха, воды и слизи. Утопленник закашлял и начал приходить в себя. Каждый вдох кружил человеку голову, раздирал горло, булькал в грудной клетке закипающим чайником и сменялся быстрым, судорожным выдохом. - Ровнее, дыши ровнее, - раздался совсем рядом бодрый юношеский голос. – Вот, вот… вдохни-ка поглубже. Только вернувшийся к жизни человек честно попытался глубоко вдохнуть. Живот свело резкой режущей болью, будто в него воткнули горящую стрелу. Боль поднялась по напряжённому телу до головы - человека опять вырвало. Тогда он и понял, почему ему советовали вдохнуть поглубже. Кислород снова начал заканчиваться, а широко открытый рот просто не мог сделать ни выдох, ни вдох. До этого момента зажмуренные глаза открылись, глядя через пелену слёз на серый камень. - Выдыхай, - приказал звучащий всё глуше и тише с каждой буквой голос. Тьма на мгновенье вернулась, чтобы тут же уйти вместе обречённым ожиданием очередного приступа боли. В груди человека продолжало булькать, но он, лёжа на холодных камнях, был невообразимо счастлив. Он жив! Он жив. Он жив? - Не спать! А ну вставай! Околеешь лежать мокрым на камнях, - злая сила потянула тело с удобного ложа, подняла на ноги и влепила сильную пощёчину, да так, что щёлкнули зубы. – Э, болезный, да ты холоднее мертвеца! На, разотрись. В руки человека сунули сложенный кусок грубой ткани, в развёрнутом состоянии оказавшимся халатом с широкими рукавами. Занятый растиранием, мужчина привёл в порядок свои разбегающиеся, как водомерки по поверхности пруда, мысли. Прилив радости от спасения схлынул, как волна на песчаном пляже, оставив после себя на песке многочисленные вопросы. - Ты случайно не умирал? – вопрос, на первый взгляд полностью бредовый, прозвучал со стороны спасителя, заставив начинающего согреваться человека повернуться в его сторону. Это был высокий мужчина, с голосом беззаботного юноши и внимательными глазами добродушного, но опасного зверя. Открытое лицо с жёсткой линией губ, которые кажется всегда улыбались уголками, показывая злую усмешку. Глядя на неё любому захотелось бы в ответ заискивающе улыбнуться и выполнить любую просьбу этого человека вплоть до самоубийства. Одет о был в чёрные стёганные штаны на вате, украшенные богатой золотой и алой вышивкой, такое же верхнее длинное платье с узкими рукавами. На широком, украшенном небольшими кусочками нефрита поясе, опоясывающем нижнюю часть туловища, присутствовали простые ножны с прямым кинжалом и кожаный мешочек для бытовых мелочей. - Вот, полюбуйся ещё, - без обиды отреагировал на не очень вежливое пристальное разглядывание мужчина и достал из-под полы платья тяжёлый золотой обруч, криво водрузив его на голову. – Всё это – погребальное облачение. И я точно помню, что умер и оставался смирным покойником до того момента, как очутился на этих камнях посреди моря. Так что ответь мне – ты умирал? - Да, умирал. Хлопнув себя по ноге, коронованный золотым обручем живой мертвец счастливо засмеялся. Закутавшийся в халат человек тоже позволил себе улыбку и расслабленно выдохнул. - Как там в конфуцианстве? Одна душа идёт на небо, а вторая в преисподнюю? – проявил осведомлённость всё ещё посмеивающийся «покойник». - И это точно не небо, - согласно кивнул в ответ второй «усопший». На небольшом необитаемом острове посреди холодного Закатного моря, стояли и задумчиво смотрели в непроглядный туман два живых человека, точно помнящих что они мертвы и пришедших к выводу, что из Поднебесной они попали в преисподнюю. Стояли и молчали, не зная, что делать дальше. Жить? - Я могу узнать имя своего спасителя? - Безусловно. Я – Гань Нин. Думаю, для этого места этого достаточно, - открыто сообщил он о своём нежелании раскрывать первому встречному историю своей жизни. - Понимаю. Меня ты можешь звать Сунь Цэ. Я благодарю тебя, Гань Нин, за моё спасение. Поверь, я этого не забуду. Поклонившись в ответ на благодарность, Гань Нин в свою очередь принялся рассматривать товарища по загробной жизни. Закутанный в халат, пытающий выжать воду из прядей чёрных волос – даже таким Сунь Цэ не походил на простого деревенского парня. Без сомнения красивое лицо с печатью некой внутренней силы, которая способна по настоящему влюблять в себя людей различных сословий и общественного положения. Гордо смотрящие на мир взглядом завоевателя глаза и прямая осанка. «Так вот ты какой, «Маленький богатырь» семьи Сунь, - подумал Гань Нин, оставшись довольным первым впечатлением от встречи с знаменитым героем. – Если ты столь же амбициозен, мудр и силён, как твой младший брат…» - Гань Нин, там, за туманом, точно есть что-то, - заговорил продолжающий смотреть в даль Сунь Цэ. - Я не собираюсь оставаться на этом камне посреди моря навечно. Мне хотелось бы найти дорогих мне людей, где бы они сейчас не находились. Я сказал тебе чистую правду – я никогда не забуду того, что ты сегодня сделал для меня. У меня нет ничего, чем бы я мог сейчас тебе отплатить за твою помощь и никакие мои обещания не имеют приличествующий твоему поступку цены. Поэтому я прошу тебя принять мою добрую дружбу и объединить усилия для того, чтобы отправиться на поиски других людей, находящихся тут, в мире под землёй. Что ты скажешь? «Видимо мне на роду написано служить потомкам великого Сунь Цзы», - решил для себя Гань Нин, ответно низко поклонившись на щедрое предложение. - С большой радостью. И, раз главной задачей на данный момент является пересечение водного пространства, хочу признаться, что являюсь неплохим моряком. - Прекрасно, - поощрил откровенность своего товарища Сунь Цэ и заразительно улыбнулся, подводя очевидный итог. – Нам осталось найти плавательное средство.