Воздушный Змей

Я почти опоздала на свой рейс и буквально чудом успела на регистрацию. Когда я, растрепанная и запыхавшаяся, подскочила к стойке, сотрудница авиакомпании посмотрела недоброжелательно. — Знаю, знаю. Такси, пробки, муж, дети, — выпалила я в ответ на её немой укор и полезла за паспортом. Выражение ее лица смягчилось. — Сколько вашим? — чуть сдерживая улыбку, спросила она. — Четыре и семь, — машинально ответила я и тут же почувствовала, как сердце сжалось от воспоминаний о моих мальчишках. — А у меня дочка, два годика, — сотрудница протянула мой паспорт с вложенным между его страниц посадочным талоном. — Малышка какая! И вы уже вышли на работу? — Я не скрывала своего удивления. — Пришлось, — с грустью в глазах сказала она. Я сочувственно ей кивнула и, взглянув на часы, произнесла про себя пару проверенных годами матерных слов. Время! Его катастрофически не хватало. Мимо меня проходили разные люди — все куда-то спешили, уезжали, возвращались, встречались и расставались. Во всей этой привычной для аэропорта суматохе я обретала долгожданный душевный покой. Оставив, наконец, семейные дела и заботы, я могла, хоть и на несколько дней, но все же вернуться к себе. Погруженная в свои мысли, я протискивалась по узкому проходу салона. Наконец, дойдя почти до хвостового отсека, я нашла свое место. У окна уже сидел мой сегодняшний попутчик. Молодой худощавый мужчина с очень красивым лицом смотрел в экран мобильного телефона. Как фотограф я всегда отмечала про себя такие лица: тонкие, но не мелкие черты лица, большие выразительные глаза, чувственный рот — он был притягательно красив. Была в нем некая мягкость и хрупкость, не свойственная мужчинам. Видимо, ощутив на себе мой взгляд, он отвлекся и внимательно на меня посмотрел. — Здравствуйте, — отчего-то вкрадчиво поздоровалась я. Он лишь кивнул в ответ. Не все любят вести светские беседы. Ну и ладно. Посижу спокойно, послушаю музыку, спланирую фотосессию, просмотрю свои старые работы — вдохновлюсь, одним словом. Через некоторое время, когда все пассажиры заняли свои места, командир нашего авиалайнера сообщил, что мы готовы к взлету. Я глянула через окно иллюминатора на землю и заметила краем глаза, что мой попутчик сидит, вцепившись в ручки своего кресла. — Боитесь летать? — Все-таки не умею я держать язык за зубами. — Да, — чуть откашлявшись, ответил он. Совершенно бледный, с резко проявившимися темными кругами под глазами, он сидел недвижимой статуей. Казалось, его идеально отглаженный костюм тоже застыл — я не заметила ни единой складочки. Темные вихры волос добавляли моему попутчику киношного драматизма, и мне было очень любопытно узнать о нем хоть что-нибудь. — А вы? — спросил он, пока я воевала с ремнем безопасности, тщетно пытаясь затянуть его потуже. — Боюсь с детства, хоть и регулярно летаю, — ответила я и мягко улыбнулась. — Вы домой или наоборот? — Наоборот, — сухо ответил он и скрестил руки на груди. Взлет прошел гладко, и когда стюардесса обратилась с вопросом, не желаем ли мы чего-нибудь, я с радостью попросила вина. Мой сосед попросил себе виски. — Ваше здоровье, — произнес он и чуть приподнял пластиковый стаканчик. — Чин-Чин, — ответила я, сделав глоток. Вино оказалось на редкость кислым и гадким. — Замужем? — неожиданно спросил он. — Да, двое детей. Тринадцать лет в браке, — охотно ответила я, про себя поражаясь тому, как давно мы с мужем живем вместе. — А вы? — Вопрос прозвучал сам собой, но в ту же секунду я пожалела об этом. Мой собеседник посмотрел на меня затравленным взглядом и молча отвернулся к окну. Мне стало не по себе. — Простите, пожалуйста, что лезу не в свое дело, — искренне извинилась я. Он обернулся. Его взгляд удерживал мое внимание несколько секунд. Цепкие, светло-серые глаза словно пробирались под кожу. Я не выдержала и несколько раз моргнула. — А знаете, — понизив голос, начал он, — давайте я расскажу вам одну историю. Не в моих правилах вести душевные беседы с незнакомыми. Но… пусть сегодня будет так. Вы располагаете к откровенному разговору. Я кивнула и почти перестала дышать, боясь спугнуть его настрой. Он заказал себе еще виски. Поразмыслив, я тоже попросила вторую порцию вина. Лететь нам предстояло несколько часов. Я сняла балетки и вытянула ноги. Было видно, что мой попутчик собирается с мыслями. А когда он заговорил, его голос мягким баритоном окутал меня, погружая в историю. -- Я любил его как преданный пес. Мы учились на одном потоке. Он был невысокого роста, а в сравнении со мной казался еще меньше. Но при этом, в отличие от меня, был крепким и мускулистым. Что-то было в нем особенное, чувствовался сильный, волевой характер и, как говорит моя мама, чувство миссии. Я заметил его в первый же день учебы, когда нас всех собрали в аудитории, чтобы выдать зачетные книжки. Загорелый, невероятно обаятельный, он улыбался, обнажая белые зубы, и все девчонки наперебой щебетали вокруг него, стараясь привлечь внимание. Весь первый курс я провел в осознании и принятии того факта, что меня очень к нему влечет. На втором я уже медленно сходил с ума от любви. Где-то между двумя этими точками мы стали дружить. На самом деле это получилось случайно. На паре по физкультуре я подвернул ногу. Идти совсем не мог. В зале были другие парни с нашего потока, но они только смотрели на мои тщетные попытки подняться и обрести равновесие. А он запросто подошел ко мне и предложил помочь. Я тогда враз растерял остатки разума и смотрел на него снизу вверх, то открывая, то закрывая рот. — Ты идти-то можешь? — спросил он сочувственно. Я только отрицательно мотнул головой. Дальше все произошло настолько быстро, что я и пикнуть не успел. Он подхватил меня на руки и потащил куда-то. Парни, стоявшие за нашими спинами, заулюлюкали вслед. Но он никак не отреагировал, только сказал мне тихо: «Ты же воздушный. Совсем ничего не ешь, что ли?» До медпункта было буквально несколько шагов по коридору. Представляете, как мы смотрелись? Он нес меня очень бережно, а я не знал, куда деть свои руки. Не обхватить же его за шею? После этого случая он несколько раз подходил ко мне в институте, то между парами, то перед общими лекциями, и интересовался, как у меня дела. Спрашивал, лукаво улыбаясь: «Ну, что, Воздушный, летать можешь?» Я болезненно вжимался в стенку и всегда говорил, что всё у меня хорошо. Потом совершенно незаметно для меня мы стали больше общаться и через некоторое время сдружились. Он взял меня под свое крыло, стал своего рода защитником. Благодаря моей внешности, от парней на курсе не мог укрыться тот факт, что я гей, поэтому меня частенько подлавливали, оскорбляли, и даже пытались побить. Но всякий раз каким-то непостижимым образом он оказывался рядом. Я всегда думал, неужели он не боится, что поползут слухи? В его присутствии я становился полным идиотом. Шутил, балагурил и, кстати, начал курить. Как видно, желая произвести впечатление. Я перестал стричься и отрастил длинные волосы. Он говорил, что ему нравятся девушки с длинными волосами, и я старался хоть как-то этому соответствовать. Иногда на многочисленных студенческих вечеринках я ловил на себе его странный, абсолютно нечитаемый взгляд. Тогда мне казалось, что так он за мной присматривает, зная, что я постоянно попадаю в истории. Перед выпуском он устроил грандиозную попойку у себя на даче. К тому времени он уже встречался с одной из девушек. Я сразу ей не понравился, а она не понравилась мне. Мы скалились при виде друг друга, как два хищника. Но она ничего не могла поделать, потому что он четко обозначил свою позицию — я для него как брат. Она, конечно, заводилась с пол оборота, стоило мне появиться там же, где были они. А случалось это регулярно. На той вечеринке ее почему-то не было. И то ли от осознания этого факта, то ли от того, что нервное напряжение, в котором я жил последние годы, достигло своего пика, но я напился и все ему рассказал. Помню, мы стояли в саду под огромной яблоней. Народ веселился в доме и на веранде. Весна была в самом разгаре. Воздух был пропитан ароматами цветущих деревьев и первых цветов. И мы были хмельные и немного шальные оттого, что скоро начнется новая, совсем взрослая жизнь. Я сделал несколько затяжек и, глядя ему в глаза, произнес: — Я люблю тебя. С самого первого дня нашей встречи. Такие дела. Он молчал. Я только видел, как двигаются его желваки. Почему-то мне казалось, что сейчас он меня ударит. Повалит на землю и начнет избивать. Но он очень серьезно посмотрел на меня и сказал: — Ты мой друг. Прости, что не могу ответить на твои чувства. Правда, прости. Конечно, в тот момент я был благодарен ему за честность, вообще за его реакцию. Да и не сказать, чтобы я ожидал, что он броситься мне на шею и признается в ответной любви. Но, тем не менее, его слова меня сильно задели. Мне не хватало воздуха, и единственное, чего я хотел, это развернуться и уйти, чтобы побыть одному. Но тут он тронул меня за руку, и я дернулся, как от удара током. — Она беременна. — Его голос глухо звучал, и мне показалось, что он передо мной извиняется. — Уже четырнадцать недель. Ошеломленный и полностью сломленный, я стоял перед ним, пытаясь опереться о что-то рукой, ноги подкашивались, и я почувствовал, как начинаю медленно оседать на землю. — Значит, точно — всё, — произнес я тогда, осознавая всем своим существом, что шансов нет никаких. Он смотрел на меня долго и спросил потом: — А как иначе? Вопрос так и повис в воздухе, потому что к нам выбежали друзья. Они что-то кричали и смеялись. Его потащили в дом, а я остался в саду и еще долго смотрел на звездное небо. Учеба закончилась. Они поженились. Я был его шафером. Свадьбу не помню вообще — всё было как в тумане. Помню только, что все время улыбался и желал счастья молодоженам. И пил. Много. Чтобы только не чувствовать, как внутри всё выжигает кислотная ревность. Она родила ему девочку. Жизнь потекла своим чередом. Теперь мы виделись реже и все больше переписывались в социальных сетях. Дежурные фразы, вопросы о том, как дела, звучали скорее из вежливости… Я не перестал любить его, нет, скорее, смирился с ходом вещей. От родителей съехал, как только получил первый аванс. Мама всё ждала, что я приведу в дом невесту, а я тем временем водил на съемную квартиру парней. Порой мне хотелось во всём ей признаться, но я понимал, что она не сможет с этим смириться — ни с тем, какой я, ни с моим образом жизни. Время от времени наши общие друзья рассказывали мне, как он живет, где работает. Я всегда старался слушать слегка отстранённо, словно бы между делом, чтобы не выдать своей заинтересованности. Месяцы складывались в года и стройным караваном моей холостяцкой жизни выстраивались в череду бесконечных одиноких ночей. С момента последнего общения с ним незаметно прошло несколько лет. Чувство тоски по нему стало настолько привычным, что порой я даже не замечал его. Работал, встречался с кем попало, навещал родителей. Жил как на вокзале в зале ожидания. Всё казалось, что настоящая жизнь начнется с понедельника. А она неслась мимо меня, превышая скорость звука. -- Помню, в тот вечер я допоздна задержался на работе. Потом не спеша брёл от автобусной остановки, докуривая последнюю сигарету в пачке. — Все куришь, — услышал я знакомый голос и замер. Он стоял возле подъезда так, будто всегда встречал меня здесь после работы. Всё такой же молодой и, конечно же, самый красивый. В ногах грудой были навалены пакеты с продуктами из ближайшего магазина. Я не мог произнести ни слова и только удивленно приподнял бровь. — Это нам к ужину, — сказал он, махнув рукой на пакеты. Нам… Нам?! — Что-то случилось? — прочистив горло, произнес я, делая над собой колоссальное усилие, чтобы не броситься к нему и не стиснуть в объятиях. — Пойдем, поболтаем, — ответил он и потянул меня за собой. Невыносимо долго я не мог попасть ключом в замочную скважину, потому что мои руки предательски дрожали. Он стоял за спиной, и я слышал его дыхание. Мне до темноты в глазах хотелось сделать шаг назад и прижаться к нему, чтобы он дышал мне в шею, обжигая своими губами кожу возле мочки уха. В тревожном молчании мы сняли верхнюю одежду, разулись и прошли на кухню. Он поставил пакеты на стол и по-свойски начал разбирать продукты, словно всегда это делал, словно мы много лет прожили вместе. Я стоял у стены и следил за каждым его движением, за поворотом головы, за тем, как он забавно морщил нос, когда сосредоточенно открывал дверцы шкафов в поисках чего-то. — Зачем ты приехал? — спросил я и сам поразился тому, каким чужим прозвучал мой голос. Он обернулся и замер. — Ты прости меня, — сказал он, отводя глаза. — За что? — Я даже растерялся от такого начала. — Да за все… Давай только выпьем сначала, а? Мы сели за стол и разлили виски по бокалам. Только тут я заметил, что в уголках его глаз появились тонкие стрелы морщин. Кожа на руках огрубела, лицо покрывала щетина. Он выглядел уставшим и одиноким. — Тогда на даче, — начал он, залпом осушив стакан, — ты сказал… ну сказал то, что сказал… — Что люблю тебя, — буднично произнес я. Он посмотрел на меня, вспыхнув на мгновение, а потом отвернулся и весь как будто уменьшился — так поникли его плечи. — Да, именно. Я тогда повел себя как кретин. Но ты пойми, она ждали ребенка. — Я все понимаю, — тихо ответил я. Мне так не хотелось возвращаться мысленно в ту ночь. Я сделал вид, что увлечен наполнением наших бокалов. — Мы разводимся, — на выдохе произнес он. В который раз за вечер я замер, не зная, как реагировать и что говорить. Мысли бомбардировали мой воспаленный мозг. Он пришел ко мне как к другу, чтобы выговориться, или у нас есть шанс? У меня есть шанс? — Мне очень жаль, — наконец выдавил я из себя. Мы еще выпили, и я заметил, как он смягчился. Я же по-прежнему был напряжен, словно ожидал удара под дых. Он рассказал мне о том, как жил всё это время. О том, как потерял себя в браке. Как перестал быть тем, кем был всегда. Сказал, что в институте рядом со мной он чувствовал себя нужным, значимым. Что ему нравилось приглядывать за мной и вытаскивать из передряг. Я не верил своим ушам и тщетно пытался понять: наш разговор уже перешел от дружеской беседы к чему-то большему? — У тебя кто-то есть? — неожиданно спросил он. — Нет, — я мотнул головой, — никого постоянного. Редкие контакты. — Угу, — кивнул он и выдохнул, как мне показалось, с облегчением. Вечер тем временем плавно перетекал в ночь. Я предложил ему остаться, и когда он согласился, в моей голове воцарился белый шум. С одной стороны, я был счастлив, а с другой, с ужасом думал, как я смогу спать, зная, что он лежит где-то рядом. Такой реальный. Такой родной. Постелив себе на диване и заправив ему кровать новым постельным бельем, я ждал, когда он выйдет из ванной комнаты, чтобы предложить пижамы и майки. Я не знал, в чем обычно он спит, поэтому достал несколько комплектов на выбор. На столе горел ночник, я сидел на краю дивана, нервно сжимая пальцы. Он вышел абсолютно голый и, замерев в дверном проеме, со смесью паники и надежды посмотрел на меня. А я только помню, что сумел на ватных ногах подойти к нему и крепко прижать к себе. Он был влажный после душа и напряженный до такой степени, что мышцы на руках были каменными на ощупь. — Я такой дурак, — шепнул он мне, — такой кретин. Он часто дышал, а когда обнял меня в ответ, я, впервые за прошедшие годы, наконец-то расслабился. У него были тонкие и сухие губы, а язык горячий и влажный. И целовался он именно так, как я ожидал — нежно и напористо. Его руки с силой сжимали меня и властно вели за собой. Я дрожал и стонал. А он лишь произносил мое имя, коротко втягивая воздух сквозь сомкнутые зубы. Я с радостью принимал его, отдаваясь полностью. А он двигался плавно и мягко, словно боялся меня сломать. Потом мы лежали, держась за руки, и я всё никак не мог поверить своему нежданному счастью. Мне хотелось спросить, имеет ли произошедшее для него значение. Хотя бы немного. Кем я был для него всё это время? Кем стал сейчас? Но я так боялся услышать ответ, что просто молча смотрел на него. Он улыбнулся мне и, закрыв глаза, спокойно уснул. -- Я вдруг осознала, что давно сижу в одной позе и ноги уже изрядно затекли. Мой попутчик отвернулся и смотрел теперь на чернеющее небо. Я вдруг испугалась, что он передумал рассказывать дальше, и в нетерпении спросила: — Что же было потом? Он остался с вами? Развелся? — Не совсем. — Его голос звучал приглушенно, и я чуть наклонилась к нему, чтобы лучше слышать. — Утром он уехал и не вернулся. — Как же так? — опешила я. — Я не задавал вопросов, а он не торопился давать ответы. Через трое суток он написал мне, что уезжает в другой город, что ему предложили работу, и он согласился. Добавил, что для него это возможность начать все с нуля. Не быть там же, где и его бывшая. Он попросил писать — хотя бы соцсети, — и сказал, что хочет сменить номер телефона. — А как же вы? — Моё возмущение не имело границ. — Как же он мог? — Для него это был первый опыт таких отношений, — с какой-то отстраненной мудростью в голосе произнес мой собеседник. — И что? — не унималась я. — Неужели он не понимал, что для вас значила та ночь? Как он мог это сделать? Так поступить? — Для него та ночь значила не меньше… — Но он уехал, оставил вас! Он думал только о себе! — Меня душили слезы отчаяния. — Да, я был раздавлен. Признаюсь, что тогда я совершенно не мог понять его поступка. Он продолжил рассказ через несколько мучительно долгих минут. Теперь он говорил чуть быстрее, и я заметила, как подрагивают уголки его губ. — Не знаю, откуда во мне появилась вся эта гордость, но я держался как кремень. Не выходил в соцсеть, не проверял, есть ли от него сообщения. И только по ночам скулил как раненная собака, уткнувшись лицом в подушку и пытаясь вынюхать его запах. Но тщетно. Он растворился в воздухе, словно и не было ничего. Порой мне начинало казаться, что я сам придумал его приезд и нашу единственную ночь. Если бы только я знал… Через месяц ранним утром мне позвонила его жена. Её голос звучал, словно со дна колодца. Я почти не слышал её и сначала не мог разобрать, о чём она говорит. И только потом я понял, что она с трудом удерживается от слёз. За одну секунду смысл сказанных ею слов сложился в одно страшное осознание — его больше нет. Я помню, как, надрывая связки, кричал ей в трубку: «Ты уверена? Ты точно уверена?» А она выла в ответ. Я до сих пор слышу в ушах этот вой. Я машинально смахнула слезу. — Салфетку? — спросил он, протягивая белый треугольник с логотипом авиалиний. — Как же так? Как… так? — растерянно бормотала я. — Автомобильная авария. Не по его вине. Я молча кивнула. — Помню, как пошел на кухню, достал бутылку водки и выпил всю почти залпом. Не знаю, как я сам не подох. Было бы легче, если бы меня не стало. Очнулся я на следующий день, и меня как будто ударило током — ведь я ни разу не проверил сообщения в соцсети. Я открыл ноутбук, набрал логин и пароль от своего аккаунта. Непрочитанных сообщений от него было больше ста. Онемев и сотрясаясь от дрожи, я начал читать. Он писал, что еще во время учебы очень испугался своих чувств ко мне. Писал о том, что не знал, каково это — быть геем. Каково это жить такой жизнью. Он видел, через что я прохожу из-за своей ориентации и не понимал, как можно так жить. Писал о том, что сейчас понимает, как был не прав, что хотел бы вернуть всё обратно и всё исправить. Писал о том, как ужасно и подло обошелся со мной. Что в ту ночь, в нашу первую ночь, он наконец-то позволил себе быть самим собой. Но потом снова сбежал, испугавших тех чувств, которые с новой силой нахлынули на него. Он писал, что любит меня. Что хочет вернуться. Что хочет вернуть меня. Не знаю, как я выдержал и дочитал до конца. Сердце словно сдавило тисками. Последнее его сообщение было о том, что он купил билеты и вылетает ко мне. По дороге в аэропорт он попал в аварию… По громкой связи объявили, что самолет идёт на посадку. Прозвучала просьба пристегнуть ремни безопасности. Я задыхалась. Я не могла произнести ни единого слова. Мой собеседник сидел, скрестив на груди руки и покачивая головой в такт только ему ведомым мыслям. Я дотянулась до него и робко коснулась плеча. — Мои соболезнования, — сдавленно произнесла я, стараясь не разреветься. В ответ он молча кивнул. Только тут я заметила на тыльной стороне его ладони небольшое тату в виде воздушного змея. Кожа вокруг была немного воспалена. — Красиво, — кивнула я на рисунок. — Сделал пару дней назад. Это он. Теперь вот так. Теперь мы всегда вместе. Я вопросительно посмотрела, не понимая, что он имеет в виду. — У него была кличка — Змей… — сказал мой попутчик и прикрыл глаза, словно ему стало очень больно. — А он звал вас Воздушный, — тихо дополнила я, когда сложила в голове всю картину. Я не знала, что говорить и как вести себя. Осознание трагедии, случившейся в жизни этого незнакомого мне мужчины, обрушилось на меня и придавило всей своей тяжестью. Остаток полета мы провели в полном молчании, а после посадки разошлись в разные стороны. Я долго смотрела вслед своему случайному попутчику, и сердце мое нескончаемо ныло. В чужом городе, наплевав на важные встречи, первым делом я поехала в ближайший детский магазин. В каком-то тумане я брела между полками с многочисленными игрушками и, обнаружив, наконец, то, что искала, быстро направилась к кассам. В местном парке было немноголюдно. Я распаковала и собрала разноцветного воздушного змея и пустила его по ветру. Яркой стрелой он взмыл высоко в небо. Заворожённая этой картиной, я стояла, запрокинув голову и пытаясь разглядеть его очертания. Он поднимался всё выше, и, незаметно для себя, я отпустила тонкую ниточку, удерживающую его полет. Подхваченный воздушным потоком, змей устремился ввысь — легкий, красивый, свободный. Я закрыла глаза. А когда открыла, его уже не было видно. И небо мне показалось пустым...