Перестрелялся

      Ноги подкосились и он свалился на колени, раздирая светлую кожу в прорезях матовой джинсовой ткани до крови. Алое чернеющей кляксой растеклось по голени. Сдавленно прошипев сквозь зубы нечленораздельные ругательства, парень глубоко вдохнул до головокружения и, вслушиваясь в многоголосье за спиной, окрашенное шипящим акцентом, рванул в сторону небольшой перекошенной постройки, отдалённо напоминающей склад для садового инвентаря из старшей школы. Послышались выстрелы, и он вскинул кисть, пробивая первой пулей из М9 чью-то руку, а второй разнося в багровое месиво чужой череп. После пустил еще одну не глядя и скрылся за прогнившим косяком ветхого строения, с небольшой флуоресцентной лампой над потрескавшимся порогом.       В помещении, среди битого стекла и отсыревших бумаг стоял длинный металлический стол, заваленный непонятным пестрым хламом. Блондин нырнул за стойку и хрипло взвыл, зажимая простреленное плечо. Голос, искаженный войсчейнжером, казался абсурдно веселым, и он истерически рассмеялся.       — Хэй, ты как?       От пульсирующего ощущения вытекающей крови, струящейся между тонких пальцев, кружилась голова. Алые капли, мгновенно впитывающиеся в рваный рукав чёрной толстовки, кажется пахли металлом невероятно сильно, и блондин запрокинул голову, прежде чем собрался с мыслями для ответа.       — Все, — он вдохнул и задрал маску повыше, — все заебись, чел.       На том конце послышался грохот и приглушенная автомобильная сигнализация. Холлоуэй навязчиво висел на линии, и Ренч не удержался, чтоб не глянуть его местоположение, прикидывая, насколько далеко находится тот от территории банд. И тут же пожалел об этом — в мониторе появилась зияющая дыра, а бедро обожгло резкой болью, растекающейся вниз по костям до пятки горячей резью.       Оставляя пробитый нетбук на полу, он прижался к стене и нажал на курок. Бледно-серая стена окрасилась красными ошмётками некогда рыжего затылка, и бездыханное тело свалилось возле хакера, пачкая брызгами пыльные кеды с развязанными шнурками. Учащенное сердцебиение нещадно било в кончиках фаланг, руки, испещрённые черной краской, мелко подрагивали, а боль глушила все окружающие звуки, сужая мир до распластавшегося трупа с темной лужей под пробитым черепом. Сквозь осколки разбитой кости ритмично сокращалась непонятное месиво из плоти, бордовой слизи и кудряшек цвета металлической ржавчины.       Ренч закрыл рот рукавом и судорожно сглотнул приторно сладкую слюну, ставшую вязкой от кровавого привкуса на кончике языка.       — Знаешь, Ситара решила обновить тво… — слова сливались в единый поток бессвязного белого шума, от мягкого звучания знакомого голоса внутри что-то оборвалось и рухнуло, прорываясь сквозь пелену ноющих ощущений, — …слову, эй, Ренч?       Парень не сразу осознал, что беспокойный возглас обращен к нему. Секунду спустя кто-то промелькнул пятном мимо и, сдавленно простонав, блондин притянул к себе колени. Одежда на бедре слиплась, на краях раны скаталась полужидкая кровь вперемешку с грязью. Подняв крепко сжимаемый пистолет, и, едва не зажмурившись, Ренч наобум пустил несколько пуль подряд. Усмехнулся и только сейчас понял, что на линии повисло напряженное молчание.       — Все превосходно, Маркус, только…       — Где ты, блять? — связь исказилась помехами, придавая устрашающие нотки и без того яростному предложению. — Можешь не говорить, я вижу тебя на карте, — он замолчал, вслушиваясь в прерывистое дыхание и копошения, — ты ранен?       Ренч расстегнул защелку маски на затылке, сжал ее, впиваясь острыми серебристыми шипами в ладони и запястьем растер подтеки крови на пиксельном эмоциональном табло. Платиновый блонд волос отливал темно-серым в полумраке затхлого помещения. Внезапно захотелось разодрать зудящую от боли руку, откинуться, закрыть масляные глаза.       Отголосками чистого сознания он почувствовал накатывающую тошноту и, мазанув по ране на бедре кистью, понял, что все онемело, а вокруг натекло немало бордовой мути с противными желтоватыми разводами лимфы.       — Совсем немного, — воздух со свистом вырвался из легких.       Удивительно, его мутит от собственной крови.       Ренч выудил из кармана наушники и, вздохнув по излюбленной технике, пережал ногу чуть выше склизких краев пореза, туго затягивая шнур. Керамическое покрытие вакуумок забавно брякало, ударяясь об алюминиевую заклепку на поясе.       — Маркус, меня так кроет, чел, — улыбка в едва ощутимом лиловом свете выглядела, словно оскал, — пиздец, захвати мне стаканчик американо, глаза слипаются.       — Только попробуй заснуть или сбросить вызов, — Холлоуэй звонко материт кого-то, но шершавая связь терзает фразы, разбивая их на буквы и скрежещущий шелест.       Шипение голоса в ответ сильнее раззадорило смазанное сознание, отдаляющегося с пульсацией в ноге. Ренч затравленно ржет, сдавливая прострел.

***

      Маркус с разгона влетает в хлипкое витьеватое ограждение, снося вымазанную черным преграду с мясом из утоптанного каменистого грунта, по пестрому капоту с хрустом прокатывается кулем мощное тело, лбом проходясь по усыпанному паутиной трещин лобовому стеклу. Прозрачное дребезжит, нити сколов расползаются в стороны, окрашиваясь бордовым. Отрывистая пальба сквозь ватную пелену эхом отскакивает от густого воздуха, слышится режущий треск и лиловая вывеска валится, осыпанная серебристо-зеленым снопом мерцающих искр. Они скачут по траве, окрашивая округу яркими отблесками и кривыми, слепя зудящие глаза сквозь сжатые веки.       Ренч кашляет, легко улыбается и сдавленно хэкает от резкого рывка. Ноги подкашиваются, спутываются в слетающих тряпичных кедах и цепляют стоптанной резиной запыленные заусенчатые ящики грязно-охристого цвета с торчащими пальцами-гвоздиками. Холлоуэй подтягивает сползающего парня на себя, сипит сквозь зубы приторным ругательством и мечется из одной стороны в другую сторону. Его одежда пахнет сладковатым табаком. Блондин путается в окружающем его, плавающем и перемазанном цветами, пространстве, чувствует горячее, стекающее вдоль по спине, обжигающее кожу прямо на пояснице и думает, думает, думает.       — Ты — конченный придурок, — Ренча нехило встряхивает сверху вниз, отчего в животе болезненным спазмом скручивает кишки, и округа пляшет на остатках целостных предложений в звенящем мозгу.       Внезапно перед глазами появляется сереющее полотно потолка с желто-белой исполосованной алюминием лампочкой. Кровь начинает пахнуть свежей резиной и освежителем воздуха со вкусом соснового бора из автозаправки на одной улице со старбаксом. Потрепанная бледная елочка болтается под потолком, стянутая поблескивающей золотом ленточкой. В заднем стекле мельтешат огни желтоватых фар аварийки.       — Осторожнее…       Шепот горячим дыханием обжигает ухо, и тонкие пальцы цепко впиваются в чужое запястье. Щелчок затягиваемого жгута с темно-синим тянущимся шнуром из автоаптечки троится и неестественно звякает. От перекатывающейся боли мутит. Обувь стягивают с ног, мягко и едва ощутимо касаясь перенапряженной голени массирующими движениями.       — О, чувак, — хакер чувствует, как липко и паршиво под ним, мажет локтем по заляпанной обивке и едва различает алые следы, местами становящиеся коричнево-красными в желтую крапинку бликов, — я тебе кресло перекрасил, — Маркус закидывает ноги парня на узорчатое изголовье, обитое чем-то искусственным, переползает через пассажирское сиденье, отзывающееся скрипом и шарканием, и в движение поворачивает ключ зажигания.       Брелок в виде тюленя смешно клацает по панельке и звук тонет в непонятном гуле.       Ренч дышит через рот, обветренными сухими губами ловя воздух и со свистом выталкивая его из легких, прилагая немалые усилия. Холлоуэй за рулем без умолку трещит, отбивая пальцами ритм непонятной песни по плетеному покрытию руля, и весь этот гам свешивается в единую разношерстую какофонию от которой ребра тянет разгорающимся очагом ноющей боли. Он бьет лодыжкой в стекло на бездорожье, оставляя красное полупрозрачное рваное пятно, сквозь которое неспешно течет свет; лучи фильтруются, перекрашиваясь в едкий оттенок бронзы. Словно наждачной прослойкой по черепу изнутри проходятся мелькающие в окнах пейзаж с кляксами фонарей, и внезапно все погружается в ночной сумрак, но чувства лишь обостряются, становясь беспросветной неразделимой мутью.       Реджинальда вновь перетряхивает до склизкой тошноты, шершавые джинсы стягивают липким холодом ноги, что-то громыхает, трескается, сыпется и рвется. От Маркуса не исходит будоражащих звуков и бесконечного муторного монолога.       Больно.       — Ренч?       Блондин не в состоянии пошевелиться и хотя бы клацнуть застежками блестящих браслетов в ответ. Ему холодно, что аж трясет изнутри.       — Чел, в его плече ебанная сквозная дыра… — голос меркнет, пищит и жжется.       Все путается, восприятие дребезжит под натиском свинцового воздуха.       Хакер разлепляет глаза и совершено теряется в неоновой обстановке, мыльно растекающийся вокруг. Рука зудит, как пчелиный рой под кожей. Конечности мягко обволакиваются колким теплом пушистого шерстяного пледа в ромбическом узоре. Тихое сиплое дыхание под боком вводит в замешательство, и Ренч пытается перевернуться, попутно оторопело оглядываясь и приходя в сносное состояние. Мир плывет вдоль и поперек.       — Ха, Боже, — знакомый голос перетряхивает сознание, — ты очухался.       Ренча обхватывает кольцо из рук с синеватыми манжетами. Он рассеянно фокусируется на возникшем перед ним очертании лица, шепчет, медленно моргает. Едва контуры обретают форму, блондин тянет уголки пересохших губ вверх, криво улыбаясь. Маркус сонно склоняется ближе, перехватывая улыбку губами в тягучем поцелуе. Во рту горько и солоно, но парень порывисто отвечает, вжимаясь ближе. Внутри трепещет и плавится.       — Ты конченный, — Холлоуэй дышит в шею, целует кожу и возвращается к губам, — придурок настоящий, сам бы убил, — противоречаще переплетает пальцы под пледом.       — Спасибо, что живой, навеки твой, мудак, — Ренч хрипуче смеется в чужую скулу и млеет в жарких объятиях.