Часть 1
6 июня 2017 г. в 03:25
Эгону казалось, что он скоро оглохнет от этого молящего «Прошу, только мою Аишу пощадите». Лидеру, наверное, тоже осточертело слушать этого жалкого мальчишку, вот он и сплавил уже по большей мере ненужный балласт на своего… Не то чтобы заместителя, но точно не последнего в плане оказываемого доверия человека в команде. Ленард Решё вообще не имел привычки выделять среди своих людей хоть кого-нибудь — прошлого лидера именно выделение любимчиков и сгубило, потому новый не спешил повторять его ошибки — однако Эгон всё-таки сумел доказать, что ему можно поручать задания чуть более ответственные, чем всем остальным. Вот только сопровождение этого заходящегося в мольбах мальчишки точно таковым назвать было нельзя. Инце ещё ехидно комментировал, что, кажется, Ленард Решё наконец-то понял, что от подлиз, вечно старающихся показать себя в лучшем свете и прыгнуть выше головы, рано или поздно можно получить нож в спину.
Не то чтобы Инце был абсолютно не прав, но всё же Эгон смещать лидера не планировал ещё лет пять-шесть, нужно было хоть как-то зарекомендовать себя при нём и на его фоне.
— Пожалуйста, — вновь взмолился мальчишка, выдержав в тишине от силы пару минут, и то лишь из-за того, что ему влепили хороший подзатыльник, — позвольте мне войти и забрать Аишу. Мы никого не будем будить, просто тихо уйдём, и всё.
— Заткнись! — раздражённо прошипел Эгон. — Ты ещё не довёл нас до места, так что и просить пока ничего не имеешь права.
— Мы почти пришли, почти пришли, — залепетали в ответ. — За поворотом будет предупреждающий знак: за ним и начинается территория нашего лагеря.
Мальчишку, притащенного ушедшим на разведку Шемьеном, звали как-то по-дурацкому. То ли Мэрит, то ли Морис, то ли… Чёрт с ним, Эгон и не задавался целью запоминать имя будущего мертвеца. Даже если по прибытии на место Ленард Решё обнадёжит обещанием отпустить пацана с его сестрой, это обещание он всё равно не сдержит, а над возможной доверчивостью ещё и посмеётся в спину перед выстрелом. Хотя нет, вряд ли на пару подростков станут тратить драгоценные патроны — им просто перережут глотки, причём пацану вторым, чтобы он полюбовался на смерть своей драгоценной Аиши.
Неужели, в мире вообще ещё остались такие наивные люди, как этот — как же там его? — Морис, Мэрит… А, точно, Марик! Как этот самый Марик, разбазаривший группе мародёров всё, что только знал о своём лагере, в обмен на обещание пощадить его и сестру.
…Шёл двадцать девятый год с тех пор, как мир изменился навсегда, лишившись, как в каком-то глупом сериале про конец света, электричества, правительства, служб безопасности и вообще всего, что делало его законопорядочным, а людей — хоть сколько-то человечными. Быть может, кто-то из высокопоставленных шишек и знал, что случилось, но простым жителям приходилось просто мириться с новой действительностью, в которой обычные батарейки, обезболивающее и патроны стоили больше жизни. Отец в то время ещё восьмилетнего Ленарда Решё держал оружейный магазин, а таковые подверглись нападкам мародёров в числе первых, Эгон же в свои четырнадцать бродяжничал и подворовывал в супермаркетах. Инце, если верить его собственным словам, метил в профессиональные пловцы, даже пару медалей выиграл на региональных соревнованиях — и где-то через полгода после конца света обменял их на две буханки хлеба и банку безвкусного компота.
Они крались по заросшему спальному району, по указке наивного мальчишки — чёрт подери, ему и двадцати не было, он родился и вырос в новом мире, а ведёт себя так глупо, что даже смеяться над ним грешно — обходили какие-то конкретные дома десятой дорогой, поскольку там вроде как стояли дозорные. По крайней мере, должны были стоять, хотя чаще они просто спали на посту, ибо… Да какой идиот полезет в спальный район всего лет пять назад считаемого опасным из-за чего-то вроде радиации города? В нём даже краска со всех домов послезла — или что там с ней случилось? — так что возвышающиеся где-то впереди высотки, некогда показатель высокотехнологичности и современности, выглядели как огромные белые надгробия над многокилометровой могилой человечества.
— Это на каком языке накарябано? — За углом очередного дома, и правда, обнаружился знак, обычный дорожный, слегка поистёршийся и поискшкрябанный градом. При приближении и тщательном осмотре Эгон приметил на нём ещё и какие-то странные загогулины, чем-то напоминающие буквы и вроде бы складывающиеся в слова.
— Вообще-то, на нашем, — фыркнул Марик, вывернувшись из рук притормозившего и принявшегося осматриваться по сторонам Инце. — Там написано «Одумайся и поворачивай назад».
— Значит, просто самого значения знака «Стоп» было недостаточно?
Марик неопределённо пожал плечами. Оказавшись достаточно близко к своему лагерю, он проглотил слёзы и мольбы, став тише и сдержаннее, то ли считая, что послушному пленнику всё-таки будет оказано чуть больше снисхождения, то ли ещё почему-то, Эгон не был знатоком человеческой натуры и психологии, а спрашивать и подавно не собирался.
Дорожный знак выглядел ужасно неуместным: улочка была узкая, поворот лишь в одну сторону, да и движение по этой дороге когда-то было односторонним… Складывалось впечатление, что знак кто-то принёс и просто удачно вдолбил в трещину в асфальте рядом с фонарём, чтобы служил немым стражем и предупреждением. Хотя, по словам Марика, их лагерь не был так уж-то хорошо вооружён, а дозорные посты даже не все были оснащены рациями для связи — они как-то и мысли почти не допускали, что кто-то сунется к этому городу из-за его прошлой опасности, реальной или кем-то придуманной, неважно. На фоне этой самой опасности, собственно, накарябанное поверх знака предупреждение вообще можно было принять за общее безликое предостережение.
…Хотя это предположение должно было откинуть уже у следующего подобного знака, точно так же встроенного в асфальтную трещину и имеющего куда более разбираемую надпись «Уходи или пожалеешь».
— Вы же отпустите нас с Аишей? — вновь решил попытать удачу мальчишка, и Эгон тихо выругался себе под нос. Этот чёртов пацан доставал ему максимум до плеча, однако в глаза заглядывал почти без страха, разве что на дне глаз читалось не безобоснованное опасение.
«Скажи ему, что мы их отпустим, пусть только заткнётся», — прошипело полузаглушенно по рации. Шемьен со своей группой шёл в обход с другой стороны и, похоже, заколебался слушать одно и то же, тем более что ему это фонило и скрипело в ухо через устаревший коммуникатор.
— Слушай, парень, тебе вообще сколько лет? — зачем-то поинтересовался Инце, разглядывая поросшие зеленью стены домов и высовывающуюся прямо из окна толстую ветку дерева.
— Семнадцать, — отозвался Марик, а после, спохватившись, добавил: — А моей Аише всего десять! Вы же не станете убивать совсем ребёнка?
Эгон, не сдержавшись, расхохотался. Этот пацан был просто безнадёжен, а казалось бы, вырос уже в новом мире. Или же это его лагерь был из числа тех, которые старались сохранить так называемую человечность и веру в то, что жизнь драгоценна, а мир обязательно вновь станет лучше.
Как ни странно, даже спустя двадцать девять лет всё ещё находились такие люди, вот только судьба их обычно бывала незавидной.
Ленард Решё велел дожидаться темноты. Прокрасться к лагерю под покровом ночи и застать его обитателей врасплох, обеспечив себе прикрытие не только теней, но и паники, — именно так обычно действовал их отряд.
Мародёры, любящие появляться с угрозами посреди бела дня и полагаться на численное превосходство, блокаду или психологическое давление, изжили себя год на десятый после конца света, признавая непрактичность метода и наладившуюся со временем сплочённость людей при виде общей угрозы. К тому же, если политика устрашения не срабатывала, боезапас на последующий штурм хорошо укреплённого лагеря тратился приличный, что часто не окупало полученные трофеи.
Марик с отрешённым видом разглядывал темнеющее небо. Белесые стены высоток отсвечивали красками заката, деревья едва слышно шумели кронами — чем глубже в спальный район мародёры заходили, тем тише был ветер, теряющийся в узких улочках и заграждённых тупиках. Ленард Решё задумчиво чесал подбородок и про себя прикидывал, а не оставить ли забавы ради мальчишку себе — вдруг из него получится выстрогать что-нибудь стоящее… Насчёт его сестры были большие сомнения, их мародёрскому отряду не нужен был десятилетний балласт. Хотя вряд ли без сестры этот пацан станет их слушать, он же так любит свою драгоценную Аишу.
— Шемьен, Инце, поднимитесь повыше. На всякий случай будете прикрывать, вдруг парень рассказал нам далеко не всё. — Ленард Решё указал рукой на крышу самого удачного в его понимании здания: оттуда, если верить Марику, можно будет увидеть почти весь лагерь как на ладони. — Эгон, пойдёшь со мной и будешь приглядывать за парнем. Если решит учудить что-нибудь, можешь не щадить.
Эгон кратко кивнул. Лидер никогда не отличался особым милосердием — не потому что человеком был жестоким, просто время было такое — и в нынешней ситуации обратное точно сыграло бы против него. И потом, если он сейчас, находясь всё равно что на территории врага, допустит ошибку, делить добычу будет просто некому.
Лагерные костры притушили, оставляя тлеющие угли для поддержания тепла: Марик заверил, что примерно через час после этого почти все разойдутся спать, кроме нескольких оставленных следить за очагом дозорных. На подходе к единственному хлипкому укреплению, поставленному, скорее всего, чтобы сдержать и отвадить диких зверей, но никак не людей, была добротно выкошена и выдергана трава, так что шаги по потрескавшемуся асфальту отдавались в окнах пустых домов глухим эхом, благо, шелест древесных крон всё-таки глушил их. Эгон поймал себя на мысли, что ему даже немного жаль недальновидных людей, но эта самая жалость почти сразу утонула в прикидывании, что именно из полученных трофеев достанется ему — Эгон не отказался бы от пары сменных аккумуляторов или, на худой конец, лишней одежды, а то нынешняя была в ужасно плачевном состоянии.
— А это ещё что? Люминесцентная краска? — кивком указав на светящиеся на земле круги, шёпотом поинтересовался Ленард Решё. Эгон тоже с интересом осмотрел несколько отмеченных на асфальте отрезков, метр на полтора примерно. Шесть штук на разном расстоянии друг от друга и костров с тлеющими углями. — Для чего они?
— Раз-два в неделю в них на ночь устанавливают птичьи силки. Земля помечена, чтобы никто ночью случайно не запутался в них ногами. — Марик осторожно двинулся в сторону оного из очерченных светящейся краской кругов и, встав примерно по центру, добавил: — А ещё это самые безопасные участки в лагере.
…И земля под ногами вдруг заплясала и резко осела.
Эгон выругался и, не сдержав равновесие, завалился на спину. Ленард Решё умудрился устоять на ногах, однако это ему ничем не помогло — среагировать достаточно быстро, чтобы успеть кинуться в сторону находящегося в центре «безопасного» круга Марика, не удалось, и выступ с приведшим мародёров в ловушку мальчишкой теперь возвышался над ними. И таковых было ещё несколько, как раз в тех местах, где совсем недавно можно было наблюдать люминесцентную краску.
— Шемьен! Инце! — прорычал в коммуникатор Эгон. — На связь!
— Извините, но они не могут ответить, — раздался в ответ незнакомый голос. Совсем молодой и несомненно девчачий.
— Пристрели этого пацана, Эгон! — незамедлительно скомандовал Ленард Решё.
Он беспрестанно осматривался по сторонам в надежде найти либо лестницу, либо просто хоть сколько-то подходящие для взбирания по стене выбоины. Вот только таковых, к сожалению, не наблюдалось… И под подошвой плеснула подозрительно быстро прибывающая вода.
Марик — не то из-за крика, послужившего подсказкой, не то просто и без оного зная, что делать — припал к земле. Теперь, глядя снизу вверх, его просто не было видно, а значит, выполнить приказ не представлялось возможным.
— Стрелять в моего брата? — вновь детским голосом прошипела рация. — Бу!
Эгон не знал, привиделось ему что-то искрящееся у дальней стены или же там что-то было на самом деле… Но это, собственно, уже и не играло роли. Потому что следом за этой искрой были боль и темнота.
Город медленно просыпался.
Аиша свесила ноги с края крыши и шёпотом подсчитывала кружащих над городом птиц, согнанных охотниками с давно уже примеченных, но до недавних пор не трогаемых гнёзд. Вчера её брат наконец-то был официально назван совершеннолетним — за первое выполненное во имя процветания лагеря задание. Самой Аише до чего-то подобного ещё минимум лет пять ждать, хотя она готова была заявить, что согласна сорваться с места прямо сейчас и сделать что-нибудь по-настоящему значимое! Обычно, конечно, ограничиваются чем-то менее опасным, но…
Кто же знал, что Марику так не повезёт, и он наткнётся на группу мародёров, даже недели в поисках не проведя. Вести чужаков в город без предварительного предупреждения об этом было опасно, но дозорные всегда хорошо справлялись со своей работой, потому лагерь сумел как следует подготовиться, чтобы встретить врагов. Их лидер пусть и считал насилие далеко не лучшим способом показать себя, но добротно вбил в голову каждому, что неумение хотя бы просто защищаться ничем хорошим не закончится: он немало повидал за минувшие двадцать девять лет — да и до конца света тоже не сидел за стеклянными дверями офиса, чтобы быть близоруким наивным идиотом — поэтому тех, кого взял под своё крыло, учил выживанию с первых дней. В следующем году он разменяет седьмой десяток и передаст пост лидера кому-то из трёх «учеников»… Марик даже сможет полноправно участвовать в голосовании, раз уж теперь по правилам лагеря считается совершеннолетним. Возможно, Аиша даже сумеет нашептать ему на ухо, за кого именно отдать голос, один из кандидатов очень ей нравится и часто её балует.
— Когда меня поймали, я думал, что со страху помру. — Марик присел рядом с сестрой, разве что спиной к краю. Высоты он слегка побаивался, и когда платформа под лагерем пришла в движение, припал к земле почти сразу в первую очередь, чтобы не смотреть вниз и не свалиться к мародёрам из-за закружившейся головы.
— Те двое, как их там… Инец и Шемлен?.. — Аиша задумчиво подпёрла подбородок пальцем.
— Инце и Шемьен, — сообразив, о ком речь, подсказал Марик.
— Ага, эти самые, — незамедлительно кивнула Аиша. — Они прямо мимо меня прошли, когда на крышу поднимались. Один из них штаниной за ржавые перила зацепился и обернулся, а я так испугалась, что меня увидели… — Заметив слабую улыбку брата, она стушевалась и продолжила уже тише: — Дядя Казмер мне рот зажал, потому что я чуть не закричала.
Солнце поднималось всё выше — стены высоток становились всё белее, а окутавшая давно покинутый город растительность всё зеленее. Небо светлело, а птицы на его фоне чернели.
Аиша, сбившись со счёта, прикрыла глаза и, осторожно подвинувшись поближе к брату, уронила голову ему на плечо. Марик, потрепав её по волосам и отогнав мысли о вчерашней ночи, полной грудью вдохнул утренний воздух.
Шёл двадцать девятый год после конца света, причины которого если кто и знал, то не спешил озвучивать. Где-то в мире продолжали жить и выживать люди. Каждый по-своему. И никого из них за выбранный способ нельзя было осуждать.