Lamentatio

Она просто стояла и смотрела, а он полз к её ногам, полз целеустремлённо, словно перестал видеть всё вокруг и замечал лишь алые сапоги, превратившиеся для него в маяк. Маяк к смерти, которая и так уже выжидала своего часа за его левым плечом. Изодранные и разбитые в кровь скрюченные пальцы слепо шарили по плитам в попытках найти новый выступ, чтоб за него уцепиться и подтянуть непослушное тело хоть на дюйм ближе к цели. – Я должен стать… богом… – с трудом выталкивал он слова скованными болью губами. – Никто не… может помешать мне… О да, никто. – Какой сюрприз! Я так долго тебя искала, а ты решил сам меня найти. – Мэри… – прохрипел он. – Не смей произносить моё имя! Лишь у матери было это право. – Погоди… Ты же не хочешь этого, не хочешь убить меня. Я же… твой отец! О да, отец. Она молча смотрела на него сверху вниз и думала, что вот прямо сейчас он похож на жалкого червя – полураздавленного, мерзкого, склизкого, отвратительного червя. Вот и его истинная сущность: всю жизнь Аркам был именно червем, глистой, сосущей соки из всех, кому не посчастливилось оказаться рядом. Даже из неё самой он высосал немало крови ради собственных амбиций. И вряд ли стал бы переживать, если бы его единственная дочь умерла у его ног. Мэри не могла смотреть на отца без ненависти и презрения – не получалось. Она пришла не остановить его, она пришла его убить и до сих пор не отказалась от своих намерений. – Да что я такого ужасного сделал? Даже чёртов Спарда пожертвовал простой смертной, чтобы войти в легенды! Я просто хочу стать богом! Разве это не стоит того, чтобы пожертвовать одной ничтожной смертной душонкой? И у меня полно дел, которые следует закончить. Просто помоги мне, Мэри… Протянутая изувеченная рука застыла в воздухе, так и не коснувшись красного сапога, но слабая надежда ещё теплилась в глазах Аркама. Именно эта надежда – запрещённая для него и незаслуженная им надежда – заставила её стиснуть зубы и крепко сжать пальцами рукоять пистолета. – Мэри умерла давным-давно, а меня зовут… Леди. Левая ладонь легла поверх правой, зафиксировав оружие. И надежда наконец покинула человека, претендовавшего на роль её родителя. Разноцветные глаза – его и её – встретились, чтобы опалить друг друга взаимной ненавистью. – Прощай, отец, – тихо произнесла она. Не могла не произнести. Само вышло. И это не помешало ей потянуть за спусковой крючок – снова и снова. И ещё раз, и опять. Грохот выстрелов, брызги крови, долетавшие даже до лица… На алом кровь не разглядеть, а серые ошмётки мозга походили на пыльный налёт на её сапогах. Тело на плитах дёргалось под музыку выстрелов, словно неумело танцующая марионетка. И кукла танцевала до тех пор, пока боёк сухо не защёлкал. Машинально она продолжала стрелять, хотя уже нечем, не отводила глаз от трупа и пятилась назад. Верила и не верила одновременно. Она споткнулась и тяжело опустилась на плиты, залитые кровью. Хотелось смеяться – всё закончилось так нелепо. И она засмеялась, и потом её смех смешался с глухими рыданиями. А ведь она дочь своего отца, как ни крути. Чужая смерть позабавила даже. Ладно, пускай, но никто не мог сказать, что она такая же, как Аркам. Она – другая. Она никогда не станет такой же, как её отец. Никогда. Запрокинув голову, Мэри попыталась удержать слёзы. Напрасно. Прозрачные капли побежали по щекам, оставляя после себя блестящие дорожки. Аркам точно не стоил её слёз, но сейчас она и плакала отнюдь не о нём. Она плакала от боли и облегчения, хотя даже не подозревала, что до сих пор способна на это.