Хрупкость

Я сочинил тебя без спроса По полудни в шесть, Без опасений и вопросов, Кто такой ты есть. Канцлер Ги. Requiem Ad Illusia.

      После стольких лет… Спустя десятилетия, бесконечно долгие и однообразные, я смотрю на тебя, на вас и стараюсь понять, в чем же я ошибся. И, кажется, понимаю. Было много времени подумать у полусумасшедшего кибернетика.       Я творил, когда создавал тебя, Дэйта. Я творил, когда создавал Лора. Вас обоих. Тогда я был так увлечен своими успехами, неудачи лишь подстегивали мой интерес, мое желание создать такое странное существо, новую форму жизни-которая-как-бы-не-жизнь. Это однажды сказала Джулиана, тревожно улыбаясь мне. Я не думал, я не задумывался, каково подобным вам будет жить среди людей и каково будет людям рядом с вами… По крайней мере, не задумывался достаточно серьезно. А потом на раздумья были бесполезные десятилетия одиночества.       Лор. Первый удачный. Он вышел… жестким. Амбициозным, ярким, импульсивным, неконтролируемым, жестоким. Слишком похожим на человека, и далеко не самого прекрасного человека. Он получился опасным. А исправить его позже уже не было возможности: колония уничтожена, и в этом тоже чувствуется моя вина. Мой незабываемый триумф и моя непоправимая ошибка.       Теперь мне кажется, что я тогда бросился из крайности в крайность. Дэйта, ты оказался таким… хрупким. Особенно в сравнении с Лором. Я, конечно, не о теле, я еще не окончательно выжил из ума, чтобы нести такую околесицу. Я о наборе программ, о характере. Ты был беззащитен, лишен тех эмоций, на какие был способен Лор, ты был так уязвим. И в этой уязвимости, в чистом и невинном любопытстве ты был не менее человечен, чем Лор в своем непостоянстве, в своей неподконтрольности. И тогда я начал осознавать, что тебе будет труднее, Дэйта. Только-только начал осознавать. Но зато уже осознал, что Лор представляет угрозу, и, наверно, в очередной раз ужасно ошибся, разобрав его и бросив. Бросив вас обоих на пустой планете, куда уже никогда в своей непростительно долгой жизни не вернулся.       И сейчас, минуя более тридцати лет, я смотрю в твои глаза и не вижу в них себя, несмотря на идентичность наших лиц (забудем, что мое покрыто морщинами, это такие мелочи). Я не вижу в твоем взгляде себя, потому что я сам никогда так не смотрел. Никогда и ни на кого. В твоем взгляде все та же хрупкость, уязвимость. Уже не наивность, еще (и, надеюсь, никогда!) не холодность, но прежняя беззащитность перед человеческими страстями. Твоя небезупречность, твоя слабость, сближающая тебя с людьми и отдаляющая тебя от них. Ты не ошибка, Дэйта. Ошибка — то, что я сделал тебя таким хрупким. Мне жаль.       Я всматриваюсь в твое лицо и пытаюсь разгадать, что тебя ждет. И мне, дурному старику, становится страшно. Наверняка однажды чип, унесенный Лором, окажется у тебя, но так ты станешь даже более уязвим. Хрупок. Столкнувшись с новым, влияние которого может быть болезненным или даже разрушительным, ты можешь случайно возненавидеть себя или меня (впрочем, я заслужил)… Ты так стремишься дотянуться до человека, стремишься куда-то вверх, к недостижимому-достижимому. Я сам сделал тебя таким. Тогда я не осознавал, но зато теперь, по прошествии столь долгого срока, уяснил: я мог приговорить тебя расшибиться в лепешку с этими хрупкими обоженными крыльями, так отчаянно приближающими андроида к человеку. Если не приговорил.       Я наделал столько ошибок. Надеюсь, твоя жизнь будет долгой… Впрочем, я и в это пожелание не верю. Опасная работа в сочетании с тягой к самопожертвованию редко приводит к долгой жизни.       Просто живи, Дэйта. Во всех смыслах этого слова.       Я и вправду был заблуждающимся, вот только понял это лишь на смертном одре.       Прости, сын мой.       Ты будешь грустить по-своему этой странной и хрупкой душой.